6. Лирика зрелого Блока

После 2 раздела «Стихов о Прекрасной Даме» интенсивность анаграмматического мышления Блока постепенно ослабевает. Зачастую мы имеем дело не с отчетливо вы­раженными конструкциями, а с параграммами; и таких случаев становится меньше. «Я шел — и вслед за мною шли…» (1, 155) заключает гипограммы люди, след. Частота <л> в тексте преобладает на уровне значимости 0.02 над среднеречевой; преобладанис <с> и <д> (в 1-й и 2-й строфах) статистически не значимо. «Бегут неверные дневные тени…» (1, 156) содержит гипограмму словосочетания дневные тени, причем частоты <н> и <в> в тексте преобладают над среднеречевыми на уровне значимости 0.05 и 0.03 соответственно.

«Брожу в стенах монастыря…» (1, 198) наглядно представляет те колебания яркости «звукового образа», о которых писал акад. Л. В. Щерба. На протяжении всего стихотворения преобладает частота фонемы <б> (уровень значимости 0.01). В 1-м и 2-м катренах преобладают <м>, <п>, однако частоты их статистически значимо не отличаются от среднеречевых. В 1-м — 3-м катренах на уровне значимости 0.002 преобладает частота <ж>. Во 2-м — 4-м катренах на уровне значимости 0.01 преобладает частота <н>. В 4-м и 5-м катренах на таком же уровне значимости преобладает частота <д>. Это фонемы ключевых слов брожу, бледна, обеден, беден, беда, дума, Дева, отчасти представленных, отчасти не представленных в тексте (последнее слово содержится в черновом варианте 3-го катрена). Эти слова в большинстве уже не принадлежат к самым частым в «Стихах о Прекрасной Даме»: количество словоупотреблений равно соответственно 7, 19, 1, 8, 5, 13, 8.

Что произошло с Блоком в начале и на протяжении 1902 г.? Что могло повлиять на характер его творчества? Ясно обозначаются два обстоятельства.

Мистический роман с Л. Д. Менделеевой вступил в острую фазу. Девушка решительно противилась мистическому осмыслению их отношений и готова была порвать с поэтом. (Летом и осенью 1901 г. отношение ее к поэту было иным: «Любовь Дмитриевна проявляла иногда род внимания ко мне. Вероятно, это было потому, что я сильно светился. Она дала мне понять, что мне не надо ездить в Барнаул» — 7, 344). До самого 7 ноября она стремилась низвести его чувства с небес на землю, он же старался приобщить ее высокому строю своих мыслей и переживаний. Обоим участникам драмы каждый шаг навстречу другому стоил тяжелой душевной борьбы ³⁹.

Другой новостью духовной жизни Блока стало временное, на первых порах юношески сильное увлечение Мережковскими. На грани веков Мережковский был одним из самых популярных в интеллигентских кругах литераторов и религиозных философов. Он ежегодно печатал много стихотворений, статей, монографий. Серьезные статьи посвящают Мережковскому С. А. Венгеров, Скабичевский, Н. Михайловский, О. Миллер, Сумцов, Н. Энгельгардт, В. Соловьев, Л. Шестов, В. Розанов, А. Волынский, Горнфельд, Спасович, Андреевский, Арсеньев и мн. др. — ученые, философы, критики самого разного направления. Параллельно растет известность З. Н. Гиппиус, стихи которой в юности переписывал Блок. Важную роль играл их литературный салон. В 1902 г. Блок читает бывшие злобой дня книги Мережковского, 26 марта знакомится с ним и З. Н. Гиппиус (7, 42). Тут же начинается интенсивное сопротивление их идеям. Так, 23 декабря он пишет М. С. Соловьеву о «петербургских вывертах Мережковских» (8, 48). Новые впечатления отразились на умонастроении молодого поэта тем, что он сам в письме к З. Н. Гиппиус назвал декадентничаньем (8, 35). Гиппиус предостерегала молодого поэта «от крайностей мистицизма», и он внимательно относился к этим словам (8, 38; 8, 43). «Крайности мистицизма», в понимании Мережковских, содержались в учении Соловьева. «Новое христианство», которое проповедовал Мережковский, заключалось в борьбе с историческим христианством, с аскезой во имя «синтеза духа и плоти», в утверждении высшей правды христоборцев во имя новой, всеобъемлющей религии. Вот почему, по словам З. Н. Гиппиус, «Соловьев устарел и “нам” надо идти уже дальше» (8, 49) ⁴⁰.

Можно думать, не случайно рядом с бунтом Любови Дмитриевны против мистического осмысления своих отношений с поэтом, с кратковременным и раздражающим влиянием Мережковских, с попыткой взглянуть на мистицизм «сверху» шло уменьшение интенсивности анаграмматических построений, отражавших в «Стихах о Прекрасной Даме» преимущественно мистические переживания и образы в традиции Соловьева.

В «Распутьях» «звуковой образ» еще тускнеет. Даже там, где на основании исследования «Стихов о Прекрасной Даме» появление анаграмм мы ожидаем с уверенностью, — Голубиная книга («Царица смотрела заставки…»), Дева Обида («Вот она — в налетевшей волне…») и т. п., — их нет. В стихотворениях, в которых наличие анаграмм подтверждается статистикой, это происходит обычно за счет повторения лексем (напр., день, дни в «Дела свершились…»).

Во втором томе больше всего анаграмм в разделе «Разные стихотворения (1904 — 1908)». Характер ключевых слов резко меняется. Вместо знаков причастности высокому, священному гипограммируются тело теплое топча («Шли на приступ. Прямо в грудь…» — 2, 59); частоты <т> и <п> в тексте преобладают над среднеречевыми на уровне значимости 0.005); меч («Вот на тучах пожелтелых…» — 2, 60; преобладание частот (<м> и <ч> значимо на уровне 0.001; кроме того, на уровне значимости 0.04 преобладает частота <р>, и эти три фонемы выделяют комплекс ключевых слов трубачи, меркнущей, чернота, мертвым, серебряным, черномазым, трубачом — компоненты образа символического зловещего заката); степь, скакун («Прискакала дикой степью…» — 2, 86; частоты <п>, <к> преобладают в 1-м — 3-м катренах на уровне зна­чимости 0.01 и 0.03 соответственно) ⁴¹; бред, дева («Бред» — 2, 87; частоты <б>, <р>, <в> в отдельных катренах преобладают на уровне значимости 0.03 — 0.05); земля («Ты придешь и обнимешь…» — 2, 93; частоты <м>, <л> преобладают на уровне значимости 0.03); смерть «Усталость» — 2, 128; частоты <с>, <т> преобладают на уровне значимости 0.01, частота <р> — на уровне 0.03).

Отдельные анаграммы в других циклах свидетельствуют об остро трагическом мировосприятии поэта: печаль («Перстень-Страданье», цикл «Город» — 2, 179; общая частота <п>, <ч>, <л> преобладает над суммой их среднеречевых частот на уровне значимости 0.01); крест, смерть, смерч («И опять снега», цикл «Снежная Маска», «Снега» — 2, 230; частоты , <с>, <л> преобладают на уровне значимости 0.05); любил, убил («Сердце предано метели», цикл «Снежная Маска», «Маски» — 2, 251; в 5 — 10 стихах частоты <л>, <б> преобладают на уровне значимости 0.001) .

В «Разных стихотворениях» необходимо отметить и отдельные гипограммы, связанные с семантикой первого тома, а через него — с семантикой поэзии Соловьева. В 1-м четверостишье «Вот он — Христос — в цепях и розах…» (2, 84) частоты фонем <х>, <р> преобладают на уровне значимости 0.01 и 0.03 соответственно. Имя Христа анаграммировано, оно — семантический центр стихотворения, посвященного глубоко и мистически веровавшему Е. П. Иванову, связанного для самого Блока с настроениями нестеровских пейзажей (2, 402). К нему тяготеют ключевые слова второго порядка — розах, ризах, грустный. В «Сольвейг» («Сольвейг! Ты прибежала на лыжах ко мне…») гипограммировано заглавное имя; в структуре текста оно занимает место, соотносимое с местом Прекрасной Дамы и ее субститутов в структуре 1 тома.

Одно из стихотворений рассмотрим подробнее, чтобы проследить роль гипограммы в структуре текста. Оба слова заглавия «Перстень-Страданье» содержат комплекс <р>, <с>, <т>, <н>, входящий также целиком в слово верностью из предпоследнего стиха и частично еще в несколько слов. Можно думать, что от верности и шел поэт, создавая образ Перстень-Страданье. Верность — основная тема второй половины стихотворения, девицы и ее песни. Однако фонемы этого комплекса встречаются в тексте (и в целом, и во второй половине) со среднеречевой частотой, гипограмма не выражена достаточно ярко.

Как было отмечено выше, в данном тексте гипограммировано слово печаль — ключевое слово образа лирического героя. Образ этот разворачивается в первой половине стихотворения, преимущественно в 1 — 8 стихах:

Шел я по улице, горем убитый.

Юность моя, как печальная ⁴² ночь,

Бледным лучом упадала на плиты,

Гасла, плелась и шарахалась прочь.

Горькие думы — лохмотья печалей —

Нагло просили на чай, на ночлег,

И пропадали средь уличных далей,

За вереницей зловонных телег. (2, 179)

После появления во втором стихе словосочетания печальная ночь весь следующий стих подчиняется его фонике: аллитерация на <л> связывает все четыре слова; лучом, упадала, плиты содержат по две из трех согласных фонем ключевого слова. В 4-м стихе таких слов два (плелась, прочь), аллитерация на <л> связывает три слова; в 5-м одно (печалей); в 6-м два (просили, ночлег) и снова аллитерация на <л>; в 7-.м два (пропадали, уличных) и опять та же аллитерация. В этот обширный гипограмматический комплекс втягиваются и другие слова: например, в 7-м стихе начальное слово пропадали рифмует с конечными словами этого же стиха и 5-го.

Если в 1-м катрене встречаем 6 слов, тесно связанных с гипограммой, а во 2-м — 5, то дальше интенсивность гипограммирования резко снижается. В 3-м катрене только 1 такое слово, в 4-м их 2, в 5-м снова 1, в 6-м снова 2. Гипограмма печаль сформировала образ лирического героя и уступила место новой теме — верности, Перстня-Страданья, вокруг которой сформировался другой образ стихотворения — образ девицы.

В данном случае, как и в большинстве других, где анаграмматические (гипограмматические) конструкции получают значительное развитие, они тяготеют к началу текста и к концам стихов, к рифмам — к наиболее информативным позициям текста (вспомним «Современную оду» Некрасова).

Третий том еще беднее анаграммами, наличие которых подтверждается статистикой (т. е. интенсивно проходящими через весь текст или значительную его часть). Обычно анаграмматическое мышление проявляется в параграммах и аллитерациях, распространяющихся на группы стихов. Среди «Посланий» адресованное Брюсову (3, 139) в отдельных строфах содержит фонемы <б>, <р>, <с> с частотой, превышающей среднеречевую на уровне значимости меньше 0.01; послание, обращенное к Иванову (3, 141), содержит в отдельных строфах фонемы <в>, <с>, <л> имени Вячеслав с частотой, превосходящей среднеречевую на уровне значимости 0.01—0.02. «Здесь в сумерки в конце зимы…» (3, 181) содержит гипограмму душа (отчасти за счет троекратного повторения самого этого слова).

В тексте «Шагов Командора» (3,80) частота <н> преобладает на уровне значимости менее 0.002. Эта фонема служит основой гипограммы донна Анна. Слово донна предельно сцеплено фоникой с бездонна, имя Анна — со странно. Кроме того, в 1-м — 7-м катренах на уровне значимости менее 0.05 преобладает частота <ж>, в 5-м <б> (уровень значимости 0.03), в 6-м — 10-м <м> (уровень значимости 0.04), в 7-м — 9-м <ч> (уровень значимости 0.05), в 8-м — 9-м <с> (уровень значимости 0.02), в 8-м — 10-м <т> (уровень значимости 0.01). Эти аллитерации выделяют ряд слов, тяготеющих к выделенному выше ключевому словесному комплексу: занавес, туман (и тумане), Дон-Жуан, блаженной, безумна, влюбленно, ночь. В трех последних строфах, кроме того, выделяются свет, смерть. Конечно, фоника имен всех трех участников мистерии близка, но все же в качестве центрального гипограммированием имени выделен женский образ. Хотя донна Анна мертва, здесь, в отличие от пушкинского «Каменного Гостя», торжествует женское начало, от которого на протяжении всего творческого пути Блока зависит его лирический герой. Смерть Девы Света оставляет его один на один с Командором, ужасом бытия, роком. В этом смысле, несмотря на глубокие различия, «Шаги Командора» так же выражают изживаемый через творчество ужас жизни, как и трагедия Пушкина ⁴³.

В поэмах Блока выделяемых статистически анаграмматических структур нет.