Древнерусская архитектура середины XI - начала XII в.

Прежде чем перейти к изложению дальнейшего материала, подчеркнем еще одно обстоятельство, связанное с постройкой Софийского собора. Доверяя сообщениям южной группы летописей, мы считаем заложенный в 1037 г. собор первым памятником строительства Ярослава. Его архитектура и живопись, при всем их высоком качестве, сложности и грандиозности, имеют некоторые черты, свидетельствующие об ученичестве значительной части мастеров. Создание огромного собора стало школой, воспитавшей многочисленные кадры мастеров и давшей начало непрерывной самостоятельной художественной жизни русского государства. Весьма содержательно в связи с этим известие о строительстве Георгиевского собора (вторая половина 1040-х годов): Ярослав «всхоте создати церковь в свое имя святого Георгия, да еже-всхоте и створи; и яко начата здати ю, и не бе многа делатель у нея; и се видев князь, призва тиуна; почто не многа у церк-ве стражющих. Тиун же рече: понеже дело властетелское. боятся люди труд подимше найма лишени будут. И рече князь: да аще тако есть, то аз сице створю. И повеле куны возити на телегах в комары златых врат, и возвестиша на торгу людем, да возмуг каждо по ногате на день. И бысть множьство делающих. И тако вскоре конча церковь...» (Максимович М. А. О построении и освящении киевской церкви св. Георгия.- Киевлянин, 1850, кн. 3 (на 1850 год), с. 66-67.).

Видимо, ремесленное обеспечение работ после создания Софийского собора не вызывало уже никакого затруднения. Мы можем сделать вывод и о том, что зодчие образовывали не одну артель. Часть их возводила Софию Новгородскую в 1045-1050 гг., в то время когда другая строила в Киеве Георгиевский собор. Можно думать, что к Ярославу перешли из Чернигова мастера Спасо-Преображенского собора. Но отличие Киевской Софии от Спасо-Преображенского собора и размах строительства Ярослава могут говорить о приглашении Ярославом новых зодчих из Константинополя. Во всяком случае, при анализе строительных работ в Киеве 1037-1054 гг. (до смерти Ярослава) необходимо учитывать возможность одновременного возведения двух и, может быть, даже трех объектов.

При Ярославе в Киеве был воздвигнут ряд памятников, образовавших настоящий ансамбль между Золотыми воротами и Софийским собором. К сожалению, мы мало что о них знаем. Золотые ворота дошли в руинах, дающих недостаточный материал для суждения об их художественной выразительности, хотя реконструкция самого проезда ворот и их связи с валом получила солидную археологическую обоснованность (Висоцький С. О., Лопушинсъка 6. I., Холостенко М. В. Архiтектурно-археологiчнi дослiдження Золотих ворiт у Киевi: у 1972 - 1973 pp.- Apxeологiчнi дослiдження стародавнього Киева. Крив, 1976, с. 63 - 85; Высоцъкий С. О. Вал Ярослава Мудрого у Киевi - Археологiя Киева. Дослiдження и матерiали. Киiв, 1979, с. 22 - 38; Он же. Фортификационные сооружения Древнего Киева. Золотые ворота, вал Ярослава Мудрого. - В кн.: Новое в археологии Киева. Киев, 1981, с. 142 - 172. ). Общая композиция Золотых ворот имеет тысячелетнюю традицию: через византийские образцы она восходит к римскому строительству I в. до н. э. и последующего периода; уже в таких памятниках, как Порта деи Леони в Вероне, Порта Претория в Аосте, Порта Нигра в Трире. встречается арочный проезд, невысокий закрытый (как бы аттиковый) ярус над ним с рядом арочных проемов и верхняя боевая площадка.

В византийское время стремление усилить неприступность ворот приводило к помещению на них священных изображений (например, знаменитая икона Спасителя на воротах Халке - главного входа Большого дворца в Константинополе (Mango С. The Brazen House. Copenhagen, 1959.).

В Киеве над вратами встала церковь Благовещения, символизируя покровительство высших сил городу и государству. При строительстве церкви проезд ворот укрепили дополнительными прикладками и арками, что заставляет думать о втором этапе строительства и о том, что церковь не входила в первоначальный замысел ворот (С. А. Высоцкий датирует прикладки концом XI столетия и связывает их с ремонтными работами, а не со строительством храма. Как бы то ни было, надвратная церковь появилась не сразу, а через какой-то небольшой промежуток времени. См.: Высоцкий С. А. Фортификационные сооружения, с 146, 151 - 152.). Все же однозначно решить эту проблему тюка невозможно. Практика осуществления единого замысла последовательными пристройками, проявившаяся при создании больших соборов, может быть достаточным контраргументом, равно как и свидетельство Илариона, в конце 40-х годов говорящего в «Слове» и о вратах, и о церкви над ними. С другой стороны, мы все же не знаем до этого времени надвратных храмов. Есть ли Золотые ворота Киева первый или один из ранних образцов столь широко впоследствии распространившейся композиции, сказать трудно, но, может быть, именно поэтому и могло иметь место поэтапное формирование замысла. Весьма показательно описание Золотых ворот Мартином Груневегом, фиксирующее существовавшую в XVI в. точку зрения и могущее оказаться исторически верной оценкой ситуации: «Сверху ворот устроена часовня - по обычаю руссов, которые украшают свои ворота сверху красивыми церковками, отдавая их богам в охрану. Такой обычай они, возможно, переняли от греков» (Iсаевич Я. Мартин Груневег i його опис Киева.- Bcecвiт, 1981, № 5, с. 210.) .

Обратимся теперь к трем киевским храмам середины XI в. Материалы раскопок побудили М. К. Каргера представить эти памятники как пятинефные постройки (Каргер М. К. Древний Киев. М.; Л., 1961, т. II, с. 216-237.) . Исходя из других соображений, к такому же выводу пришел К. Н. Афанасьев (Афанасьев К. Н. Построение архитектурной формы древнерусскими зодчими. М.. 1961, с. 174-179.)/

Думается все же, что для этого нет достаточных оснований. Скорее всего, это были трехнефные храмы с боковыми галереями и нартексом (так считал и Д. В. Милеев) (Милеев Д. В. Вновь открытая церковь XI века в Киеве и положение исследований в связи с новыми застройками города.- В кн.: Труды IV съезда русских зодчих в Санкт-Петербурге (1911). СПб., 1911, с. 117-121.)/ В двух из них - храмах на Большой Владимирской улице и храме на усадьбе митрополичьего дома - в северо-западпых углах помещены лестничные башни. Уже это может служить доказательством того, что крайние нефы были галереями. Когда несколько позже в Михайловском соборе Выдубицкого монастыря действительно была устроена внутри храма лестница, то она «не сумела» войти в него незаметно, что косвенно свидетельствует об отсутствии прецедента. В рассматриваемых памятниках логично представить себе лестничные башни, стоящие рядом с соборами в окружении галерей.

Софийский собор имеет галереи при пятинефном ядре, план его в целом выглядит семи- или девятинефным. Планы же раскопанных зданий - пятинефные в целом. Хотя галереи не есть обязательная форма в храмовой архитектуре XI в., все же они кажутся таковыми в эпоху Ярослава. В храмах в Георгиевском переулке и на митрополичьей усадьбе крайние нефы значительно шире промежуточных, так соотносятся галереи и нефы Софии Новгородской. Поэтому и в указанных храмах это, вероятнее всего, были галереи.

Есть еще одна интересная деталь. Западная галерея (нартекс) храма в усадьбе митрополичьего дома расчленена слишком сильно выступающими лопатками. Даже беглое сравнение подобной формы с планами Софийских соборов убеждает нас в том, что это остатки аркбутанов. Отсюда можно сделать почти бесспорный вывод, что это галерея, а не неф. Все эти наблюдения делают маловероятной пятинефность разбираемых памятников. Скорее всего, Софийский собор был единственным пятинефным памятником Киева.

Но существуют еще два пятинефных русских храма, выстроенных в середине XI в. и образующих единое по характеру явление с главным храмом Киева. Это - Софийские соборы Новгорода и Полоцка, игравшие для этих земель столь же важную и существенную роль, как София Киевская для всей Руси. Но если собор в Новгороде, исходной и родной земле Ярослава Мудрого, строился по заказу самого великого князя и его старшего сына Владимира, правившего Новгородом, и потому его аналогичность Киевской Софии кажется естественной, то гораздо удивительнее близость к этим соборам полоцкого храма, создававшегося повелением князя Всеслава, враждовавшего с Киевом и с Новгородом. Софийские соборы всех трех городов и своей общностью, и своими различиями дополняют наши знания о единстве русской культуры и формировании ее локальных вариантов в 1040-1050-е годы.

Софийский собор в Новгороде был возведен в 1045 - 1050 гг. «повелением князя Ярослава и сына его Владимира и архиепископа Лукы» (НПЛ под 6553/1045 и 6558/1050 гг.).

Каменное строительство в Новгороде в первой половине XI в. отсутствовало. Для возведения собора строительная артель должна была прийти со стороны, и почти наверняка она пришла из Киева. Об этом нам скажет сама архитектурная композиция собора, но об этом же свидетельствуют и обстоятельства его возведения. Заказчиками нового здания выступили не только епископ и князь Новгорода Владимир, но и отец последнего великий князь киевский Ярослав Мудрый. В какой-то мере повторяется даже логика киевского градостроительства. Ведь Ярославом закладывается в Киеве рядом с городом Владимира новый, больший по размерам, в последнем возводится каменный Софийский собор (до этого деревянный Софийский собор располагался в другом месте и не имел такой значимости). В Новгороде после пожара деревянной Софии новая ставится в расширенном и обновленном князем детинце, она сразу берет на себя роль архитектурной доминанты всего города, сохраняя ее на протяжении всех последующих столетий.

Материалы, примененные при строительстве, и строительная техника принципиально аналогичны киевским. Смешанная кладка из камня и плинфы на цемяночном растворе стала в Новгороде только упрощеннее и грубее: больше применяется булыжный камень, из него почти сплошь выложены стены и столбы. Однако все арки и своды сложены в классическом для Киева и Константинополя технике кладки с утопленным рядом. Как и в последних, широко используются расчерчивание и раскраска лицевых поверхностей стен с целью создания иллюзии регулярной кладки из плинфы или из камня. Среди плинф в нижних частях центральной апсиды встречаются светлоглиняные, привезенные, очевидно, из Киева, ибо такой глины нет в Новгороде.

Главным аргументом в пользу киевского генезиса новгородского собора является сходство общей композиции обоих памятников. Оба храма - пятинефные с галереями и лестничными башнями, с обширными хорами, в углах которых устроены как бы одностолпные палаты, оба имеют многоглавые завершения. При ведущей роли княжеского заказа и участии одних и тех же зодчих в строительстве обоих Софийских соборов (конечно, не все мастера перешли в Новгород, но какая-то их часть - весьма вероятно) можно было бы ожидать копийного повторения киевского образца. Однако этого не произошло. Требования и вкусы новгородцев придали оригинальность их грандиозному каменному храму, причем настолько мощную и отчетливую, что он в последующие столетия часто становился образцом для местных зодчих. Не только церковный, но и художественный авторитет главного храма являлся непререкаемым.

Софийский собор в Новгороде меньше киевского прототипа (сторона центрального подкупольного квадрата 6,10 м против 7,75 м), стены же его несколько толще - 1,23 и против 1,12 м. Столбы с каждой стороны имеют лопатки, из-за чего их форма, как и в Киеве, оказывается крестообразной. Однако, в отличие от киевского памятника, вынос лопаток неодинаков. Его наибольшим размером является толщина центральных подпружных арок (около 60 см), наименьшим - толщина малых арок (около 35 см). Если границы этих колебаний установлены из соображений строительной техники и конструкции, то сами колебания не образуют системы, они случайны. Все же заметно тяготение лопаток, несущих малые арки, к наименьшему размеру - к толщине этих арок.

В Киеве в торцах рукавов креста помещены тройные аркады; если бы в Новгороде сделали им подобные, то пролеты арок равнялись 0,80 м при толщине столбов 1,20 м. Вероятно, подобная затесненность форм при размахе общей композиции не устраивала зодчих, и они вместо тройных аркад сделали двойные

с одним центральным столбом (в западном рукаве - круглым, в остальных - восьмигранным, в верхнем ярусе все три столба-четырехгранные). В Киевской Софии малые нефы равны по ширине половине центральных, пролеты арок над ними - около 2,5 м, ширина же арок тройных аркад - 1,20 м, разница между этими арками очевидна. Если бы в Новгороде малые нефы были также сделаны в половину ширины центрального, то соответствующие пролеты оказались бы равными 2,30 и 2,00 м, т. е. арки оказались бы зрительно близкими, находящимися рядом, но чуть разными в пролетах, ритм этих различий выглядел бы несколько странно. Зодчие сблизили их, добившись однородности ритма в композиции, исходный размер дали двойные аркады - так могла быть определена ширина малых нефов. Малые нефы оказались по ширине несколько меньше половины центральных: они определены суммой - пролет арок плюс двойная ширина лопаток, необходимых для опоры этих арок (сложенных в один ряд плинфы и имеющих поэтому толщину около 40 см).

Более широкими являются лишь два продольных нефа перед боковыми апсидами собора. Они равны точно половине центрального. Думается, что такое исключение сделано в связи с принятыми традиционными приемами построения алтаря, где устойчивость архитектурных приемов могла переплетаться с представлениями неизменными, догматическими. Хотя разница в ширине этих и остальных малых нефов всего около 30 см, все же мьт имеем доказательства ее осознания и учета зодчими в процессе строительства здания.

Глубокая центральная апсида не имеет никаких заплечиков, отделяющих ее от пространства вимы. Однако свод восточного рукава креста выделен пониженной аркой перед еще более низкой аркой конхи апсиды. Необходимость в подобном ступенчатом переходе вызвана резкой разницей в подъеме конхи и свода, хотя их основания, отмеченные шиферным карнизом, совпадают. Такой же перепад, хотя и одноступенчатый, существует в Киевской Софии, где он является следствием ступенчатого построения основного объема. В Новгороде в этом также проявляются соотношения общей композиции здания, но об этом речь пойдет ниже; сейчас же вернемся к пропорциям плана. Глубина восточного рукава (как она обрисована сводом) точно равна глубине сводов под угловыми восточными ячейками хор. Однако аналогичные пространства перед боковыми апсидами оказываются глубже (по оси восток-запад), их глубина приравнивается их ширине, они делаются квадратными, поскольку перекрываются главами с круглыми барабанами.

Сдвиг к востоку должен был бы немедленно отозваться уступами наружной поверхности восточной стены в ее верхней, проходящей над апсидами части. Однако этого не происходит, ибо зодчие арку перед центральной апсидой (изнутри по глубине точно равную толщине стен и всех остальных арок) несколько продолжают снаружи к востоку, утолщают, выравнивая ее поверхность со стенами над боковыми апсидами. Эта докладка необходима и конструктивно, ибо она заходит на конху и соединяет кладки. Важность полученной таким образом общей поверхности восточной стены храма выявляется тем, что отмериваемый от нее вынос центральной апсиды точно равен выносу галерей собора, то есть основной куб оказывается как бы окруженным одним по ширине поясом, что соответствует общей центрической композиции храма.

В западной части собора, куда продолжаются более широкие нефы, идущие от боковых апсид, разница размеров могла остаться незамеченной, если бы не было глав и с этой стороны. В восточной части можно было увеличить ячейку, приравняв ее глубину ширине. Над хорами такой сдвиг порвал бы линию поперечных нефов и расположение арок. Зодчие поэтому приравняли диаметр цилиндрических барабанов западных глав меньшему размеру, а от северной и южной несущих арок к барабанам подводит наклонная кладка, уничтожающая излишнюю ширину основания. Западные главы оказываются немного (но снаружи - зрительно воспринимаемо) уже восточных.

Рассмотренные плановые соотношения во многом связаны с будущими пространственными и конструктивными особенностями здания, но они еще не определяют высотных пропорций. Специфику последних обусловили особенности заказа, при которых даже подражание киевскому образцу приводило к новому и неожиданному. Эти особенности вызваны устройством галерей, однако так как структура храма и галерей общая (Штендер Г. М. Первичный замысел и последующее изменение галерей и лестничной башни Новгородской Софии.- В кн.: Древнерусское искусство. Проблемы и атрибуции. М., 1977, с. 34 - 37.) , то изменения коснулись всего здания.

Галереи в уровне пола хор скреплены с основным объемом связями, причем для последних гнезда в стенах храма были приготовлены при их кладке, что говорит об изначальности и неразрывности композиционного замысла - собор, окруженный одноярусными галереями (Там же. ). Галереи не были просто открытыми аркадами (как в Киеве), а имели специальное расчленение и использование. Думается, что именно поэтому они сделаны равными не малым, а большим нефам собора. В юго-западном углу расположена лестничная башня, в остальных углах - придельные храмы. В восточных приделах мы встречаемся с намеренным увеличением их площади: западные стены смещены по отношению к лопаткам и столбам храма к западу (Комеч А. И. Роль приделов в формировании общей композиции Софийского собора в Новгороде.- В кн.: Средневековая Русь. М., 1976, с. 147-151.).

Выбранные из требований заказа плановые размеры галерей поставили зодчих перед трудными задачами. Системы арок и вводов, перекинутые над малыми нефами и галереями, согласно византийской и киевской традиции должны иметь общий уровень как основания (в храме он отмечен плитами), так и завершения (ибо пол хор должен совпадать с полом галерей). Галереи вдвое шире нефов, естественно, что при одинаковой системе перекрытия последние сами по себе должны по высоте оказаться различными также в два раза, что нарушило бы структурные соответствия. Если в киевском храме своды непосредственно лежат на поддерживающих арках, то в Новгороде арки и своды под хорами основного помещения разделены рядами вертикальной кладки, очертания арок, отсчитывая от каменных плит, включают части прямой кладки. Вся система как бы растянута, чтобы заполнить оказавшийся неожиданно большим промежуток. Становится ясным, что арки и своды храма вписаны в зону, определенную каким-то другим размером.

Если обратить внимание на галереи, то в большей их части опорой сводов являются аркбутаны, при этом в узких ячейках над ними свободно размещаются цилиндрические своды, а в широких ячейках по центральным осям всего храма своды с трудом вмещаются в этот пояс, они носят пониженный характер, в них есть как бы вынужденность вписывания.

Сейчас существует лишь одно помещение галерей, где цилиндрический свод правильных очертаний опирается (без какой-либо промежуточной кладки) на строго полуциркульную арку: это - юго-восточный придел. Здесь конструктивно все свободно и ясно, при этом начало и конец системы совпадают с зоной перекрытия по всему храму. Очевидно, аналогичное устройство было в северо-восточном приделе, нечто подобное существовало и в северо-западном приделе, ибо там вместо придававших пространству резкую асимметрию аркбутанов были применены полуциркульные арки. Создается впечатление, что устройство трех приделов и конструкция их перекрытия сыграли решающую роль в общей композиции здания. Из-за них галереи сделали широкими, что повлекло за собой увеличенную высоту арок и сводов, которые - опять-таки над приделами - определили размер зоны перекрытия всего первого яруса. Поскольку работы производились одновременно - вначале возвели первый ярус храма, оставив снаружи проемы для соединения связей галерей и храма, а затем уже заложили и возвели сами галереи,- то мы можем сделать вывод об очень ясном и точном понимании мастерами в начале и в процессе строительства окончательных соотношений форм создававшегося собора.

Теперь рассмотрим систему вертикальных пропорций в целом. В Киевской Софии высота рукавов креста (над крайними нефами), поделенная пополам, давала уровепь пола хор. Оба яруса можно разделить еще раз пополам - и в каждом ярусе новые уровни совпадут с шиферными карнизами пят малых арок. По высоте храм распадается на четыре равных пояса, из которых высота второго и четвертого образуется сама собой, из конструктивных соображений (она оказывается половиной принятой за модуль стороны центрального квадрата, а вся высота в целом составляет два таких модуля).

Если отмерить половину высоты новгородского собора (без глав), то этот уровень окажется где-то между шелыгами сводов под хорами и полом хор, очень близко уровню заложенных здесь - и в храме, и на галереях - связей. Если взять половины образовавшихся ярусов, то с новыми границами опять-таки совпадут не архитектурные членения - каменные плиты столбов и лопаток, а уровни связей над ними. Построение храма четырьмя равными поясами, в Киеве примененное в зрительной организации форм, в Новгороде проявилось в конструктивной логике. Уровни же зрительные, образуемые плитами, потеряли соразмерность. Если в плановых размерах Софии Новгородской подчеркнута как бы общая единица измерения и ритма - малая арка, то вертикальные пропорции лишены ясности.