1.4 Западные научные модели.

Во многих древних традиционных культурах считалось, что многое в жизни людей определялось силами, которые не были под контролем человека, - это были силы, которые, как считалось, возникали в местах, недоступных для человеческого восприятия. Когда садить растения, как лечить больных, когда переезжать из одного поселения в другое - подобные решения рассматривались как функция этих сил-богов, планет или других сил, которые действовали непредсказуемо и лежали за пределами человеческого понимания.

В противоположность этому, западные европейские модели основывались на чувственном опыте. Определяя доступные чувствам явления как структурные элементы таких моделей или их строительные блоки, научные модели разработали обобщения, которые они предлагают как руководящие принципы для поведения людей из той части опыта, которая доступна, - по крайней мере, в перспективе - всем представителям рода человеческого. Наблюдения и/или эксперименты, проводятся для того, чтобы определить, можно ли обнаружить те аспекты, которые моделируются учёными (часто их нужно измерять или сосчитать). Имплицитно в научной модели предполагается, что любая часть нашего опыта познаваема и в последствии её можно будет контролировать, если мы хотим изучить процессы, лежащие в основе нашего опыта. Технология — систематическое применение научных принципов для того, чтобы добиться полезных результатов, — развивается по мере того, как мы понимаем, каким образом наши действия влияют на серии структурных элементов в контексте каждого научного открытия. Полезные практические применения научных открытий могут быть отодвинуты от последних на несколько шагов или быть с ними связанны лишь косвенно, но чаще, если открытие сделано, его практическое применение или польза становятся очевидны.

В результате этого процесса всё больше и больше явлений из окружающего нас мира из класса факторов среды перемешаются в класс факторов принятия решения. Не так давно водопады — конечно, красивые и вдохновляющие эстетически — считались помехой в развитии промышленности, потому что делали реки непригодными для навигации и сообщения между населёнными пунктами. Теперь мы научились использовать из как источники электроэнергии, которая, в свою очередь, значительно способствует развитию транспорта и сообщению между населёнными пунктами. Например, увидев плесень на хлебе, мы понимали, что хлеб непригоден для еды. Но мы научились использовать плесень для получения пенициллина - одного из самых замечательных и полезных открытий в области медицины. Прививки в профилактической медицине, трансформирующие вирусы и бактерии, которые вызывают болезнь, в ослабленные формы и введение этих форм в человеческое тело стимулируют нашу имунную систему и защищают нас от тех же болезней.

Можно привести ещё множество подобных примеров, и всё они сходны в одном: те явления, которые когда-то считались помехой, препятствием или считались опасными, были потом изучены и поняты настолько, что теперь мы можем их использовать на благо себе. Мы расширили наши модели или изменили их настолько, чтобы превратить представляющие проблему явления, которые мы считали находящимися вне нашего контроля, в нечто ценное для блага людей, то, что мы можем контролировать. Каждый из примеров в предыдущем абзаце, взятый в своём историческом контексте, представлял собой перемещение части нашего опыта из разряда факторов среды в разряд факторов принятия решения, за счёт того, что отношение данного явления к нашем моделям было переструктурировано или помещено в новые рамки. Продолжение этого процесса, перемещение факторов окружения в разряд факторов принятия решения, выделяя те способы, с помощью которых эти факторы соответствуют ситуации, — это цель нейролингвистического программирования. В нашей современной культуре, ориентированной на технологию, мы создали множество машин и приспособлений, которые используем в повседневной жизни. С недавних пор все без исключения эти машины так или иначе стали основываться на действии сил гравитации, электричества или притяжения, они стали неотъемлемой частью их функционирования. Но до сих пор адекватная теория, которая описывала бы эти силы, остаётся лишь заветным желанием учёных. К счастью, эффективные модели, порождающие результаты, для которых они созданы, не нуждаются в полных и исчерпывающих теориях. Читателю не стоит искать на страницах этой книги какой-то стройной теории человеческого восприятия, общения и деятельности. Наши цели гораздо скромнее: создать работающую модель части человеческой деятельности.

Повсеместно, по мере развития западной научной модели, существовало значительное ограничение, налагаемое на возможные результаты поведения человека, ограничение, глубоко погребённое в недрах самой научной методологии. Если мы сейчас мысленно наденем на себя обувь учёного, натянем на себя выглаженный белый халат лаборанта и взглянем на окружающий мир глазами учёного, то мы сможем изобразить мир явлений, которые жёстко связаны между собой формулами, законами, теориями и гипотезами — всё это там, "вовне", — и то, что уже обнаружено и объяснено, и то, то будет обнаружено и объяснено. Чего не хватает? Чтобы понять это, мы снимаем белый халат, разуваемся, отступаем на три шага назад и снова смотрим вокруг. Учёного не хватает. Того, кто создаёт модели, наблюдает, измеряет, совершает математические измерения, создаёт законы, теории и гипотезы — он ушёл. Согласно его собственному эмпирическому ограничению, синтаксис науки одновременно определяет внешнюю модель "реальности" и изгоняет из этой модели учёного. По определению, внимание фокусируется "там", в модели, а не в нас самих.

Этот шаблон совершенно очевиден в модели современной медицины. Эта модель постулирует, что такие внутренние расстройства, как воспаления, инфекции, заболевания и другие патологические состояния внутри человеческого организма происходят в первую очередь под влиянием каких-то факторов среды (вирусов, бактерий, смога, температуры, жары и холода, ультрафиолетового излучения и так далее) и поэтому требуют внешнего

лечения для того, чтобы вернуть здоровье в человеческое тело. Но не используются способы, с помощью которых можно было бы изменить, отрегулировать и адаптировать биологическую систему человека таким образом, чтобы человек смог сам изменить

патологическое состояние. Если говорить упрощённо, то лечение по выбору сводится к добавлению чего-то к биологической системе или изъятию из неё, — т.е., -химиотерапия, рентгенотерапия, хирургия или некая комбинация этих методов. В такой модели даже расстройства поведения — такие, как шизофрения, считаются обусловленными причинами извне, независимо от действий человека и требуют внешнего лечения. С другой стороны, такие явления, как эффект плацебо, статистически важный во всех клинических медикаментозных исследованиях, в основном игнорируются, потому что их нельзя адекватно объяснить в рамках современной научной модели. Когда пациент реагирует на плацебо - "свернувшийся" препарат, - выздоравливая от недуга, то его считают загадочным, считают, что он был "обманут" лекарством, которое не сработало, подобные случаи обычно регистрируют и забывают о них, вместо того, чтобы отнестись к ней серьёзно и считать, что они указывают альтернативное направление развития медицины, если поведение тех, кто реагирует на плацебо можно смоделировать, то их стратегиям самоизлечения можно научить остальных - это будет вариант выздоровления, который не потребовал бы приёма химически активных препаратов с их обычно нежелательными побочными эффектами. В современной модели медицины пациента помешает в центр внимания терапевта, терапевт — научная модель. Эффект плацебо показывает, что"заболеть" и "выздороветь" — это, фактически, действия, и, более того, что центр контроля поведения находится в самом человеке — и что болезнь может стать фактором принятия решения для человека.

Такой шаблон вынесения контроля поведения за рамки самих себя, несомненно, появился потому, что учёные всегда направляли своё внимание вовне, в поисках явлений и средств проконтролировать и измерить их, а также воспроизводить результат. Исходная модель наук, изучавших поведение, подобно модели, принятой в медицине, была основана на принципе вынесения точки контроля поведения за пределы индивида. Поскольку внутренние чувственно-моторные процессы организма не измеряются средствами, доступными бихевиористу, то они не считаются частью модели.