25. Социальный конструктивизм и материальный поворот в философии науки: д. Блур и б. Латур

Сильная программа в социологии научного знания (Д. Блур)

В 70-е гг. XX в. начинается пересмотрение институциональной социологии науки. Выдвижение сильной программы связано с деятельностью т.н. Эдинбургской школы, основными исследователями которой были философ Дэвид Блур, социолог Барри Барнс и историк Стивен Шэйпин.

В 1976 г. вышла книга Блура «Знание и социальная образность», в которой он сформулировал понятие «сильной программы».

Сильная программа полагает, что не только некоторые институциональные особенности поведения ученых, но и содержание развиваемых ими теорий может анализироваться и рассматриваться социологическими методами.

Сильная программа очень близко подходит к понятию социального конструктивизма – убеждению в том, что все, с чем имеет дело ученый, представляет собой социальный конструкт – объект, который может быть понят как возникающий в результате социальных взаимодействий. Т.е. все, что мы можем сказать о естественных науках и математике, выводимо из особенностей организации социальных связей.

Идеи Блура также вписываются в идеи натурализма, согласно которым нет первой философии, соответственно эпистемология не занимается первой философией, а тем, что находится на одном уровне с биологией, социологией, психологией и т.д. Эпистемология также может рассматриваться как частный случай или подобласть какой-либо из этих наук. Т.е. философ, который считает себя натуралистом, должен быть либо биологом, либо социологом, либо психологом и т.д. Дэвид Блур как философ науки, будучи предстателем натуралистического подхода, позиционируется себя социологом.

Блур формулирует сильную программу в виде четырех основных принципов:

1. Каузальность – социолог, исследующий научное познание, действует в каком-то смысле как естественник, задача естественнонаучного исследования вскрыть причины, которые вызывают те или иные эффекты.

2. Беспристрастность – в слабой программе силлогический подход и объяснение возможны и оправданы в случае ложных положений, но не применимы в случае истинных положений – такое различие проводиться не должно (оно проводится учеными).

3. Симметрия – мы должны стремиться к одинаковой логике объяснения, как истины, так и лжи.

4. Рефлексия – социолог знания описывает процессы научного познания, которые осуществляют люди, он строит некую теорию относительно того как это происходит. Но теория, которую он построил, тоже претендует на научный статус, соответственно, все выводы, которые он сделал по отношению к научному знанию, должны быть применимы и к его теории (в противном случае он не вписывается в натуралистический подход).

Проблема альтернативных математик как пробный камень для сильной программы

Подход сильной программы к математике – натуралистический.

Возможен ли он? Есть ли такой опыт?

Да, Джон Стюарт Милль в работе «Система логики» пытался построить последовательную эмпиристскую и индуктивистскую трактовку математики.

С точки зрения Блура, позиция Милля натуралистическая – он подходит с точки зрения психологии. Позиция Милля – психологизм, который был сильно дискредитирован в конце XIX – начале XX вв., поскольку было написано несколько разрушительных критик в адрес миллевской трактовки математики, в частности работа «Основоположения арифметики» крупнейшего немецкого логика и математика Готлоба Фреге.

Блур предлагает рассмотреть, что представляют собой критические аргументы Фреге в адрес миллевской натуралистическо-психологистской трактовки математики. Блур во многом соглашается с критическими замечаниями Фреге в адрес Милля, но считает, что они не являются окончательно ставящими крест на его теории. Фреге указывает на то, что Милль не учел важнейший момент математики – он пытался трактовать ее психологически и соответственно сводил во многом к ментальным состояниям конкретного человека, но математика объективна. Милль не может объяснить объективность математики.

Следует ли их этого, что ее вообще невозможно объяснить с натуралистической точки зрения?

Для того чтобы объяснить математику, нужно от натуралистической психологии Милля перейти к социологии.

Что имеет в виду Фреге, когда говорит об объективности математики?

Фреге приводит ряд примеров того, что с его точки зрения является объективным. Например, понятия «экватор», «земная ось», «центр масс» в Солнечной системе – не являются чем-то психологическим, с другой стороны, они и не являются физическими. Земля, по которой мы ходим, является чем-то физическим, а земная ось или экватор не являются, это объективные понятия.

Блур предлагает приглядеться к примерам Фреге. Что такое экватор? Это некоторая воображаемая линия. А какие другие воображаемые линии мы знаем? Например, границы государства. Границы государства – это социальная конвенция, которая обладает некоторой объективностью (кто может по своему желанию изменить границы государства?). Другой пример – грамматика языка, тоже является социальной конвенцией, обладающей объективностью. Блур говорит, что понятия «экватор», «земная ось» и «центр масс» тоже являются понятиями социальной конвенции – они части географических или физических теорий, которые в истории часто пересматриваются или даже отменяются. В математике теории не изменяются (нет альтернативных теорий), значит, в ней социальных конвенций нет.

Блур обсуждает вопрос о существовании альтернативной математики. Чем должна быть такая математика?

Она должна обладать следующими особенностями:

1. Представлять либо результаты, либо, по крайней мере, способы их обоснования, с которыми представители классического математического сообщества не готовы были бы согласиться.

2. Должно существовать сообщество, которое практикует такую математику.

Если ли что-нибудь похожее в истории?

Блур обращает внимание на написанную в начале XX в. книгу Освальда Шпенглера «Закат Европы». Шпенглер говорит о том, что альтернативных математик много, что в каждой крупной культуре была своя математика, что математика античности и Нового времени совершенно разные вещи. Только определенный способ смотреть на них позволяет это заметить.

Есть ли альтернативность между математикой древних греков и математикой Нового времени?

На первый взгляд, кажется, что нет. Практически все, чем занимались древние греки, мы можем интерпретировать так, что это будет вписываться в современную математику. Однако, все зависит от интерпретации: открыв текст древнегреческого математика, мы сначала не можем понять, о чем он вообще пишет, но мы можем представить его рассуждения на языке, характерном для нашей математики.

Уверены ли мы, что все, о чем писал древнегреческий математик, вписалось в нашу математику? Главное, что там было мы, безусловно, учли, однако, в не главном может быть много чего важного.

Кроме того, отправляясь к древним культурам в поиске математики, как нам определить, что к ней относится, а что нет? Есть два способа: выбирать то, что мы явно можем опознать как математику (в качестве поиска альтернативной математики не подходит), или попытаться сориентироваться на том, что они сами относили к математике (однако, в состав древнегреческой математики входила теория музыки и астрономия). К тому же слово «математика» у древних греков означало любую сферу, которой нужно обучаться.

В истории математики регулярно намечаются возможности возникновения альтернативных математик. Но они, как правило, некоторое время пытаются существовать, но довольно быстро либо забываются, либо входят в состав классической математики.

Например, появление неевклидовых геометрий в первой половина XIX в. было вызовом – претензией на альтернативную математику. Дальше они активно отторгались, пока не было показано, как их переинтерпретировать так, чтобы они могли рассматриваться как части единой математики.

Таких примеров на протяжении всей истории математики очень много. На рубеже Средних веков и эпохи Возрождения (XV в.) Николай Кузанский своеобразными способами оперировал с бесконечностью. Например, он рассматривал переход до бесконечности от разных конечных фигур, в результате чего показал, что все конечные фигуры на бесконечности начинают совпадать. В то время теории бесконечно малых или работы с предельными переходами не было. В дальнейшем работа Кузанского самостоятельной математики не дала.

В начале XX в. возникает реальная альтернатива – интуиционистская математика Лёйтзена Э́гберта Яна Бра́уэра. С точки зрения интуиционистов многие вещи (доказательство от противного, использование неконструктивных объектов), которые делала классическая математика, были некорректны. В классическом представлении, математика – это то, что сформулировано на формульном языке и записано. Для Брауэра математика – это некие непосредственные ментальные конструкции, которые математик производит в собственном сознании, а любое записывание – деформация этих конструкций. В дальнейшем на уровне учеников Брауэра, например Аренде Гейтинге, происходит движение в сторону классической математики – делается попытка формализации интуиционистской логики. Как только она формулируется классическим способом, она оказывается одной из многих в ряду логических систем, входящих в классический вариант математики.

Васан – независимый вид математики, распространенный и успешно развивавшийся в Японии в период Эдо (1603—1867), когда страна была изолирована от европейского влияния. Однако, с наступлением эпохи Мэйдзи (1868—1912) границы Японии вновь открылись для западного влияния, и учеными была позаимствована европейская математическая традиция, нивелировавшая значимость оригинальных методов, созданных в рамках васан.

В нашей культуре и социуме есть тенденция к тому, чтобы считать, что математика должна быть одна. Почему система социальных конвенций современной математики не допускает альтернатив?

Корректировка социального конструктивизма и концепция гибридности объектов науки у Б. Латура

Бруно Латур французский исследователь, получил философское и антропологическое образование. Латур первоначально занимался полевыми исследованиями в республике Кот-д’Ивуар: процессами деколонизации, расовыми вопросами, устройством индустриальных связей и т.д.

В 1979 г. вышла первая книга Латура «Лабораторная жизнь». Книжка основана на концепции социального конструктивизма Блура. Латур полагал, что социальные аспекты ученых нельзя отделить от материальных (т.н. «материальный поворот»). В дальнейшем он становится критиком социального конструктивизма.

Латур говорит, что когда речь идет о социальном конструктивизме оказывается, что чисто социальные эффекты все создают (мир), однако мы не сталкиваемся с миром, он никак на это не реагирует. На это в свое время обратил внимание Лакатос: «Природа может крикнуть: "Нет!", но человеческая изобретательность. всегда способна крикнуть еще громче». Латур с этим не согласен, он возражает против того, как Блур понимает объективность. Блур пишет: «Объективное = социальное». Однако «объективное» от слова object (объект, или сопротивляться) – природные объекты сопротивляется нашим попыткам делать с ними все, что угодно. Когда мы пытаемся растворить все в социальном, мы искажаем принципиальную картину. Это не значит, что социальных эффектов нет, они учитывают только одну сторону дела.

Самая знаменитая книжка Латура – «Нового времени не было» (1991 г.). Во второй половине XX в. появился неопределенные термин «постмодернизм». Исследователи начинаются ощущать, что выходят за пределы и перестают принимать фундаментальные предпосылки, которые лежали в основании того как строили знание в Новое время. Латур говорит о том, что есть некоторая схема, которую он связывает с Новым временем – его интересует отношение между природой и обществом в XVII-XVIII вв.

Латур используя политический язык, к Новому времени применяет понятие «конституция» – набор правил, которые негласным образом принимаются, и на основе которых развивается наука и культурна. Он выделяет «гарантии» конституции Нового времени:

1. Природе обеспечивает трансцендентное измерение – т.е. разъединяется общество и природу;

2. Обществу обеспечивается имманентное измерение, которое делает его граждан абсолютно свободными;

3. Природа и общество лишены связи друг с другом.

4. Отграничение бога.

На основе этих четырех гарантий осуществляется, с одной стороны, т.н. «работа очищения» (четкое разграничение природных и социальных факторов в сознании), а с другой стороны, «работа медиации» (скрытое неосознанное смешения природного и общественного, порождающее гибриды). Соответственно, в силу первого пункта мы не осознаем, что получаем гибриды. Латур опирается на книгу Стивена Шейпена «Левиафан и воздушный насос» («Левиафан» книга Томаса Гоббса об устройстве социума, а вакуумный насос был изобретен естественником Робертом Бойлем). Все объекты и теоретические конструкции, которые порождает наука, имеют гибридную природу.

Тезис о том, что Нового времени не было, означает то, что на практике гибриды всегда существовали, но действие очищению мешало их увидеть. В качестве классического образца мышления Нового времени он приводит Канта. Кант все время хочет все поделить, с одной стороны, на некоторое сознание и его априорные формы, а с другой стороны на вещи сами по себе. У Канта объект «вращается» вокруг субъекта.

Латур предлагает «коперниканскую контрреволюцию» – на самом деле и объект, и субъект, вращаются вокруг некого общего для них центра. Этот центр не социальное, и не природное, это не субъект, и не объект, это гибрид – единство первого и второго. Латур предлагает отказаться от неестественного и несоответствующего практике языка Нового времени, и перейти к нейтральному языку. То с чем мы имеем дело имеет гибридную природу.

Оказывается, что на самом деле, нам кажется, что субъект активен, а объект пассивен. Активностью может обладать и то, что человеческим не является. Намечается то, что Латур в дальнейшем будет называть «акторно-сетевой теорией», акторы – те, кто действует, гибридная реальность. Объекты конструируются, но не чисто социально, а сразу как социальные и природные – они конструируются системой отношений сети. Соответственно деятельность ученого необходимо описывать на языке акторно-сетевой теории.

68