In its credible mingling of the mysterious and magical with realism, Coleridge’s masterpiece, The Rime of the Ancient Mariner, most successfully bears out his original aims.

Like Blake and Wordsworth, Coleridge attached great importance to the role of imagination, and the critical essays which accompanied his poetic works did much to promote the idea of this faculty as the sovereign power in the creative process. In Biographia Literaria, he divided the imagination into two - the ‘primary’ and the ‘secondary’. He described the ‘primary imagination’ as the “living power and prime agent of human perception: it is the first act of self- consciousness which makes perception and knowledge possible and is common to all mankind’'. The ‘secondary imagination’ is the “poetic imagination which dissolves, diffuses, dissipates in order to re-create”: in its interpreting, shaping and re-creation of experience, this faculty was fundamental to the poet and his vision.

The imagination was more important than what both Wordsworth and Coleridge called ‘fancy’, the less inspired and more mechanical faculty associated with mastery of appropriate images, metaphors and similes, desployed in apt manner where required, and subject to the rational law of ‘judgment’. In using the secondary imagination Coleridge believed the poet was free to rise above eighteenth-century conventions to awaken the mind from the lethargy of custom into which he believed it had fallen. (For the poet, the loss of this faculty could prove traumatic, as Coleridge himself suggests in Dejection: an Ode, written in 1802).

Like Wordsworth, Coleridge believed strongly in the importance of nature, although he did not view it as a moral teacher or a source of consolation and felicity. His sensitivity is evident in the descriptions of the natural world - colours, lights, sounds - which help form a realistic background to much of his finest verse and show faithful adherence to the truth of nature which he had posited as a necessary pre-condition for exciting the sympathy of the reader. An interest in the exotic (Kubla Khan) and the medieval period (Christabel) are also evident in some of Coleridge’s poetry. In his masterly contribution to the Lyrical Ballads, The Rime of the Ancient Mariner, the structure, rhythm and rhymes of medieval ballads were used to near perfection.

Apart from several important prose works, Coleridge wrote a small number of poems which have become an indispensable part of English literary history.

These include:

1796. - poems on various subjects;

1797. - Christabel, an unfinished poem set in the Middle Ages about a young girl under a witch's spell; This Lime-Tree Bower My Prison, a fine 'conversation' poem in the form of a blank verse monologue;

1798. - Kubla Khan, again unfinished, this 54-line fragment was not published until 1816. Supposedly composed under the influence of opium, Coleridge described this dream-like poem as a psychological curiosity but many critics have interpreted it as a symbolic representation of the poetic creative process; Frost at Midnight, another conversation poem in blank verse; The Rime of the Ancient Mariner, his masterpiece;

1802 - Dejection: An Ode, addressed to Sara Hutchinson, this ode took as its main theme the diminishing powers of perception and poetic creativity'. It was his last truly great poem.

Работы

По сравнению с темами из Вордсворта, его более строгого и самодисциплинированного друга и наставника, поэтическая продукция Кольриджа была относительно маленькой. (Это происходило частично из-за его общеизвестно опасного и неустойчивого характера - одного из его друзей убедили отметить, что "он породил планы как сельдь, но часто их оставляли неполными или просто пропущенными"). Он действительно, однако, писал много другого материала, включая литературную критику, лекции, пьесы, журналистские статьи и эссе по философии, политике и религии. Он был также опытным переводчиком немецкого языка. Поэзия Кольриджа часто содержит элементы тайны и сверхъестественного.

В Biographia Literaria (1817) он объяснил двойную задачу, которую он и Вордсворт поставили самостоятельно в Лирических Балладах. В отличие от озабоченности Вордсворта предметами от обычной жизни, его собственная задача состояла в том, чтобы написать о внеочередных событиях возможным способом. В разговоре об этом он говорит:

“Инциденты и агенты должны были быть, частично по крайней мере, сверхъестественны; и превосходство, к которому стремятся, должно было состоять в интересных привязанностях к драматической правде таких эмоций, как будет естественно сопровождать такие ситуации, предполагая их реальный..., было согласовано, чтобы я был направлен к людям и сверхъестественным персонажам, или по крайней мере романтичным: все же, чтобы передать от нашего внутреннего характера человеческий интерес и подобие правды, достаточной, чтобы обеспечить для этих теней воображения, что согласная приостановка недоверия в настоящий момент, которое составляет поэтическую веру”.

В его вероятном смешивании таинственного и волшебного с реализмом, шедевр Кольриджа, Иней Древнего Моряка, наиболее успешно имеет его оригинальные цели.

Как Блэйк и Вордсворт, Кольридж придал большое значение роли воображения, и критические эссе, которые сопровождали его поэтические работы, сделали много, чтобы способствовать идее этой способности как верховная власть в творческом процессе. В Biographia Literaria он разделил воображение на два - 'предварительные выборы' и 'вторичное'. Он описал ‘основное воображение’ как “живущую власть и главного агента человеческого восприятия: это - первый акт само - сознание, которое делает восприятие и знание возможными и характерно для всего человечества’'. ‘Вторичное воображение’ является “поэтическим воображением, которое распадается, распространяется, рассеивает, чтобы воссоздать”: в его интерпретации, формировании и воссоздании опыта, эта способность была фундаментальна для поэта и его видения.

Воображение было более важным, чем то, что и Вордсворт и Кольридж назвали 'воображением', менее вдохновленная и более механическая способность связанная с мастерством соответствующих изображений, метафор и сравнений, способным при необходимости, и подвергающийся рациональному закону 'суждения'. В использовании вторичного воображения Кольридж полагал, что поэт был свободен подняться выше соглашений восемнадцатого века пробудить ум от летаргии обычая, в который он полагал, что это упало. (Для поэта потеря этой способности могла оказаться травмирующей, так как сам Кольридж предполагает в Унынии: Ода, написанная в 1802).

Как Вордсворт, Кольридж верил сильно в важность природы, хотя он не рассматривал его как морального учителя или источник утешения и счастья. Его чувствительность очевидна в описаниях мира природы - цветах, огнях, звуках, которые помогают сформировать реалистические предпосылки к большой части его самого прекрасного стиха и показать верную приверженность правде природы, которую он установил как необходимое предварительное условие для возбуждения сочувствие читателя. Интерес к экзотическому (Кабла Хан) и средневековый период (Кристабель) также очевиден в части поэзии Кольриджа. В его мастерском вкладе в Лирические Баллады Иней Древнего Моряка, структуры, ритма и рифм средневековых баллад привык к близкому совершенству.

Кроме нескольких важных работ прозы, Кольридж написал небольшое количество стихов, которые стали обязательной частью английской истории литературы.

Они включают:

1796 - стихи о различных предметах;

1797 - Кристабель, незаконченное стихотворение создано в Средневековье , о молодой девушке в период ведьмы(?); This Lime Tree Bower Моя Тюрьма, прекрасное стихотворение 'разговора' в форме монолога белого стиха;

1798 - Кабла Хан, снова незаконченный, этот фрагмент с 54 линиями не был издан до 1816. Предположительно, составленный под влиянием опиума, Кольридж описал это сказочное стихотворение как психологическое любопытство, но много критиков интерпретировали его как символическое представление поэтического творческого процесса; Мороз в Полночь, другое стихотворение разговора в белом стихе; Иней Древнего Моряка, его шедевра;

1802 - Уныние: Ода, адресованная Саре Хатчинсон, эта ода взяла в качестве ее главной темы уменьшающиеся полномочия восприятия и поэтической креативности'. Это было его последнее действительно большое стихотворение.