21 Проанализируйте причины изменение внешнеполитического курса ссср во второй половине 1980-х гг.

В годы «перестройки» внешнеполитический курс СССР претерпел серьезные изменения. Причиной этому стало снижение темпов экономического роста и стагнация экономики в первой половине 1980-х годов. Советский Союз был более не в состоянии выдерживать гонку вооружений, навязываемую США. М.С. Горбачев в книге «Перестройка для нашей страны и для всего мира» и своих многочисленных выступлениях предложил концепцию «нового политического мышления», стержнем которой становится приоритет общечеловеческих ценностей над классовыми. Подчеркивалось, что в мире накоплен огромный ядерный потенциал, способный многократно уничтожить нашу планету, поэтому предлагалось исключить из международных отношений применение силы, а в вооружениях исходить из принципа разумной достаточности. Отмечалось, что все человечество тесно взаимосвязано. В мире существуют глобальные проблемы выживания, решить которые не под силу одной или нескольким странам (экология, здравоохранение, проблема питания и т.п.). Подчеркивалась необходимость широких контактов СССР со всеми станами мира, независимо от их общественного строя. Признавались допущенные ошибки в отношениях с Китаем и некоторыми другими странами. Смена курса вызвала смену руководителя внешнеполитического ведомства. В 1985 г. вместо А.А. Громыко министром иностранных дел стал бывший первый секретарь компартии Грузии Э.А. Шеварднадзе. В рамках «нового политического мышления» были определены три главных направления во внешней политике: преодоление конфронтации между Востоком и Западом и ослабление международной напряженности; мирное урегулирование региональных конфликтов; осуществление тесных контактов со всеми странами мира независимо от идеологических предпочтений.

Мотивы перемены Горбачевым внешнеполитического курса можно резюмировать следующим образом.

Первое. Осознание явно нараставшей в начале 80-х годов ядерной угрозы. Катастрофа могла разразиться даже в результате технического сбоя или оплошности военных, сидящих у пультов управления оружием. Руководству страны докладывали, что мы начинаем отставать от США даже в производстве новейших типов ракетно-ядерных систем. Иначе говоря, возникла необходимость самых решительных и срочных мер по обеспечению безопасности страны.

Второе. Познание действительного положения страны в изменившемся в 70—80-е годы мире. Переезд избранного секретарем ЦК КПСС (1978 год) М.С. Горбачева в Москву позволил ему основательнее познакомиться с реальной международной ситуацией и положением СССР в ней. Контакты с учеными, державшимися более или менее независимых взглядов, облегчали ему осмысление происходящего, давали пищу для сомнений в правильности и эффективности прежней внешнеполитической стратегии (с точки зрения подлинных интересов нации).

Горбачеву стали доступны неприукрашенные показатели нашего ускоряющегося, особенно в качественном отношении, отставания от стран — лидеров мирового технического прогресса. Отсюда следовало: сохранение такого положения сделает практически невозможными серьезные преобразования внутри страны, задуманные ради улучшения условий жизни собственного народа.

Таким образом, непредвзятый, объективный анализ места и реальных возможностей СССР в мире послужил еще одним импульсом решимости изменить внешнеполитический курс.

Третье. Представшая воочию иллюзорность международного влияния советской, мессианской по сути, идеологии — даже если говорить о тех, кто на протяжении целой эпохи были друзьями и соратниками СССР по борьбе «за светлое будущее». Международный авторитет СССР еще держался на инерции, унаследованной от Победы над фашизмом, на ядерной мощи, на подкармливании верных и не очень верных друзей за рубежом, на огромных расходах в поддержку реальных или мнимых национально-освободительных движений. Но этот авторитет таял на глазах и становилось бессмысленным предаваться самообману насчет того, будто нас поддерживает «все прогрессивное человечество» (существовал такой нелепый термин).

Полагаться на союзнические отношения в социалистическом содружестве тоже становилось все труднее. Горбачеву хорошо были известны признаки разочарования и отторжения в «братских странах». Видел он и то, что подавление «пражской весны» не только не укрепило наше положение в содружестве, а, напротив, усилило процессы дезинтеграции, напрямую связанные с тупиковой моделью экономического развития, которую мы навязали «друзьям».

Совершенно очевидными стали к этому времени нелепость и вредоносность вражды с Китаем. Еще Брежнев обратил на это внимание в конце 70-х.

Для возрождения, вернее, оздоровления авторитета СССР и его влияния нужны были какие-то иные подходы, а не нагнетание страха перед советской сверхдержавой.

Четвертое. Афганский синдром. Горбачеву с самого начала было ясно, что с этой авантюрой, уносившей жизни наших солдат и отбиравшей колоссальные суммы из бюджета, надо кончать. Не иссякал поток писем от матерей, жен, детей, от солдат и офицеров из самого Афганистана, буквально требовавших (несмотря на советский «порядок» в отношении подобного рода протестов) объяснений — что мы там делаем?! За что гибнут и калечатся там наши ребята?! Когда это кончится?! Почему мы насильно навязываем кому-то свой «интернациональный долг»?

Без поворота во внешней политике в целом решить афганскую проблему было нельзя, ибо она стала составной частью «холодной войны».

Пятое. Моральный фактор. Во главе Советского государства и КПСС впервые оказался человек морали — не догматическо-классовой (суть ее — что хорошо для нас, должно быть хорошо и для всех остальных), а морали человеческой, по сути своей христианской. Именно в этом духе нуждался в корректировке советский интернационализм.

В постреволюционную эпоху все труднее было оправдывать политику конфронтации с Западом высокой идеей освобождения человечества от угнетения и эксплуатации, ограничивая и подавляя одновременно права и свободы собственного народа, заставляя его нести непомерное бремя военных расходов и великодержавных внешних обязательств. Это претило нормальному здравому смыслу.

Было стыдно за народ, заслуживавший лучшей участи, более достойных условий жизни и выстрадавший право на это. Становилось просто неприличным продолжать заниматься самовосхвалением на глазах всего мира, когда хвастаться было уже нечем. Когда почти по всем основным социальным (даже социалистическим!) критериям (материального плана, не говоря уж о «свободах») то, что советским людям лишь обещали в будущем, уже во многом было реализовано в развитых странах Запада.

Вопиющее отставание даже от тех, кого мы разгромили в войне, стало невозможно скрывать от общества. Пропаганда «успехов» только взрыхляла почву для анекдотов и злых насмешек, и как всякое вранье, дискредитировала власть и политически, и нравственно.