Крестьянская община как элемент традиционного общества в условиях «социалистической» модернизации 1917–1920-х гг.

Попытка проведения буржуазного варианта модернизации России в конце XIX – начале XX в. привела к системному кризису и трем революциям, по сути, ставшим историческим ответом на нее. Российское общество не приняло капитализм в том виде, в каком его пытались ему искусственно привить. Октябрьская революция, по образному выражению Н.Л. Рогалиной, была «взрывом традиционалистских ценностей» [18, с.229]. Однако парадоксальность и, возможно, трагичность ситуации состояла в том, что для сохранения целостности страны, ее государственности было необходимо скорейшее решение задач модернизации, превращения аграрного общества в индустриальное.

На первый план выходили проблемы, связанные с преобразованием сельского хозяйства. Основную отрасль российской экономики в данный момент характеризовали технологическая и техническая отсталость, во многом архаичные способы земледелия. Степень вовлечения крестьянских хозяйств в рыночные отношения была невелика и определялась, скорее, вынужденной необходимостью, чем естественной потребностью. Капитализм в деревню проникал с большим трудом. Одним из факторов, затруднявших этот процесс, было наличие такого института, как крестьянская община.

Этот неотъемлемый элемент традиционного российского общества представлял собой сложный социальный институт, существовавший не только в качестве хозяйственного объединения, но и организации самоуправления и органа государственной власти, сохранявший элементы древнего первобытного «демократизма», выполнявший целый комплекс различных функций: управленческой, производственной, финансово-податной, правотворческой, судебной и др. [17, с.435-439]. Цель данного объединения – обеспечение выживания крестьянина в жестких природно-климатических условиях, то есть гарантия минимального уровня потребления. Отсюда коллективизм, взаимопомощь, ориентация на традиционные способы ведения хозяйства, принцип уравнительности, отсутствие стремления к накопительству, богатству [17, с.453-454], что просто несовместимо с ценностями буржуазной экономики. К тому же община сдерживала неизбежную при капитализме экономическую дифференциацию, выравнивая положение своих членов. Община являлась «ярким носителем локализма», хотя и не обладала независимостью от внешнего мира [8, с.34-35].

Не вызывает сомнения наличие процесса постепенного разложения «классической» крестьянской общины, начиная с 60-х гг. XIX в., выразившегося в переходе к подворному и участковому землепользованию части сельских обществ, изменении некоторых традиционных норм и принципов общежития, эволюции функций и т.д. [17, с.461-484] Процесс этот шел очень медленно. Столыпинская аграрная реформа должна была ускорить его и разрушить общину. Однако за время ее проведения из общины вышло около 10% крестьянских семей, причем часть из них продала свою землю. Накануне революции общая площадь участкового землевладения в России составляла около 25–27% крестьянских земель [13, с.19; 6, с.103].

Резкое ухудшение положения в стране как результат участия России в Первой мировой войне и революционная ситуация дали толчок оживлению крестьянского «мира» и ценностей, присущих ему. Община стала восстанавливаться там, где она прекратила свое существование. В 1920-е гг. на ее долю приходилось в среднем более 90% трудового земельного фонда [6, с.107-108, 118-119].

Пришедшие к власти в результате Октябрьской революции большевики не могли не учитывать все эти обстоятельства. Чтобы удержаться у власти, им пришлось опираться на общинное крестьянство. Фактически Декрет о земле, основную часть которого составил «Крестьянский наказ», отменивший частную собственность на землю, превративший ее во «всенародное достояние» с правом трудового пользования, уравнительным распределением и периодическими переделами земли [10, с.17-20], воплотил принципы, нормы, идеалы традиционного крестьянского общежития. Несмотря на то, что большевики не были сторонниками уравнительности. Механизм общины удачно использовался для перераспределения земель, конфискованных у бывших частных владельцев.

Более того, Октябрьская революция избавила общину от пережитков крепостничества, освободив ее от фискальных и полицейских обязанностей, а также от экономической зависимости от собственников земли.

И все же новая власть, считая общину пережитком прошлого, архаизмом, рассматривая в качестве наилучшей формы организации аграрного производства коллективный тип хозяйствования, не могла отдать ситуацию в деревне полностью в ее руки. В силу нескольких причин. Во-первых, потому что ей присущ дуализм частного и коллективного начал [7, с.45]. Во-вторых, жизнедеятельность сельского общества строилась на основе обычного права и имела значительные элементы автономности и стихийности, которые усилились после падения самодержавного режима [16, с.111-112].

Органом местного самоуправления в деревне стали сельские советы. Отныне они становились проводниками политики государства на селе, на них возлагалась обязанность поддерживать порядок, повышать хозяйственный и культурный уровень населения, в их компетенции находились некоторые вопросы безопасности, поддержания местной инфраструктуры, просвещения, социальной защиты и т.д. [11, с.349-353], тогда как ранее многое из этого входило в круг ведения общины. Однако то, что было зафиксировано законодательно, не всегда соответствовало действительности. На деле значительное число вопросов по-прежнему решалось сходом и проводилось в жизнь уполномоченными сельских обществ, тем более что большинство сельских советов не имело своего бюджета и осуществляло свою деятельность на общинные средства (к началу 1928 г. в РСФСР только 6% сельсоветов имели самостоятельные бюджеты [14, с.68]). Это позволяло «миру» вмешиваться в действия советов и даже подчинять их себе [9, с.125; 6, с.128-129]. Более того, традиционно в рамках общины все вопросы рассматривались на сходе домохозяевами, причем решающим было мнение «крепких» крестьян. Советское законодательство расширило состав общего собрания, включив в него всех членов общества, достигших 18-летнего возраста, уравняв их голоса. Однако это нововведение приживалось с большим трудом, что противоречило проведению классовой линии в деревне. Кулаки, лишенные избирательных прав в советы, продолжали участвовать в управлении общиной, следовательно, влиять на проведение государственной политики в деревне. Все это вызывало тревогу и недовольство властей [9, с.126-127; 6, с.129].

Лишь в конце 1920-х гг. начинается наступление на общину и подчинение ее сельсоветам. В 1927 г. средства от самообложения были переданы в руки советов, хотя решение о самообложении и о назначении средств по-прежнему принимал сход. Решение о полной материальной зависимости общины от сельсоветов было принято в мае 1929 г., а осуществлялось уже в ходе коллективизации. В конце 1928 г. на последние было возложено руководство работой земельных обществ, тем самым было закреплено их юридическое подчинение. Тогда же все, кто не имел права избирать в советы, лишились и права решающего голоса на сходе и права быть избранным в органы общинного управления [6, с.129-131].

Ограничив на законодательном уровне полномочия общины в области самоуправления деревни, государство попыталось сузить их до сугубо внутрихозяйственных функций, главным образом поземельных, а также внести в них упорядоченность и единообразие. Огромное значение для введения деятельности общины в правовое поле и ограничения ее произвольности имел Земельный кодекс 1922 г., где общине посвящен целый ряд разделов [19, с.156-179]. В нем был закреплен новый статус общины, отраженный в новом названии – «земельное общество», вместо ранее употребляемых «община» и «сельское общество», четко прописаны ее полномочия, порядок землепользования, организация управления обществом и т.д.

Земля – главная ценность крестьянского хозяйства, поэтому в условиях российского относительного малоземелья в рамках общины веками вырабатывался механизм, который должен был обеспечивать его земельными угодьями. Община, а не отдельный крестьянин, выступала субъектом землевладения, гарантируя каждому своему члену мужского пола определенный надел, равный по качеству с другими. В русской общине земля распределялась с помощью периодически проводимых переделов [17, с.435,453]. С этим были связаны такие особенности землеустройства и землепользования, как чересполосица, узкополосица, длинноземье и дальноземье, трехпольный севооборот.

В изучаемый период община сохраняла за собой значительное количество функций в сфере поземельных и примыкающих к ним хозяйственных отношений, что видно на примере Вятской губернии. Материалы земельных споров, находящиеся среди документов губернского земельного отдела, позволяют определить их круг. Сельское общество проводило полные или частичные переделы пахотной, сенокосной, усадебной земли, принимало к себе новых членов, наделяло землей, решало вопросы землеустройства (в данное время чаще всего это переход на широкие полосы) и севооборота, распоряжалось выморочным имуществом, а также выделяло землю под хутора, для образования сельскохозяйственных артелей, товариществ, колхозов. В круг его ведения входили и такие вопросы, как передача хозяйства от одних членов семьи другим, наложение обязанностей на отрубщиков, распоряжение жилыми и хозяйственными постройками [3].

В рассматриваемый период на передний план выходили две проблемы, связанные с общинной системой землепользования: беспрестанные массовые переделы земли, вызванные критической ситуацией в сельском хозяйстве в первые годы Советской власти, стремлением крестьян к сохранению в деревне равенства и названные особенности землеустройства и землепользования, которые рассматривались как очевидные недостатки, так как препятствовали улучшению техники и технологии ведения сельского хозяйства, поднятию его производительности.

Центральные и местные органы власти пытались законодательными мерами ограничить проведение полных и частичных переделов земли. В течение 1918–1921 гг. ими принимались постановления, ужесточающие условия производства уравнений земли (Инструкция Московского губернского земотдела «О переделах земли внутри обществ» 1918 г. [1, Лл.296-296об.], постановление Наркомата земледелия «О порядке производства внутринадельных переделов в отдельных сельских обществах, селениях и других сельскохозяйственных объединениях» от 1 июля 1919 г. [19, с.83-84], циркуляр Вятского губернского земотдела «О внутринадельных переделах земли» от 22 апреля 1920 г. [2, Лл.102-102об.], декрет СНК «О переделах земли» от 30 апреля 1920 г. [12, с.127-130]). Однако государственные органы были бессильны справиться со стихией земельных переделов, нередко ежегодных, которые зачастую проводились незапланированно, игнорируя официальную процедуру.

Переделы, особенно частичные, вызывались, в том числе и семейными разделами, число которых значительно увеличилось. Шел естественный процесс разрушения большой крестьянской семьи, но он приводил к усугублению недостатков землепользования. Поэтому можно понять стремление государства поставить этот процесс под контроль и изъять его из ведения общины. Согласно циркуляру Наркомата земледелия от 2 октября 1919 г. дело о семейном разделе должно было рассматриваться волостным земотделом после выдачи сельсоветом заключения о его хозяйственной целесообразности [2, Л.90]. Тем не менее, община и здесь не сдавала позиций. Местные земельные органы сообщали, что вопреки распоряжениям центральной власти наблюдаются случаи самочинных семейных разделов по общественному приговору [4, Л.290].

Решение второй проблемы также вызывало массу трудностей. В этом направлении проводились мероприятия по «усовершенствованию» общины: расселение многодворных обществ, выдел на выселки и поселки (в основном в районах земледельческого центра и юго-востока страны), переход на широкие полосы и многополье [5, с.112-113]. Однако все это было связано с риском для хозяйства и значительными материальными затратами. К тому же состояние земельных органов на местах (кадровый голод, низкий профессиональный уровень сотрудников) не позволяло развернуть данные работы в значительном масштабе, хотя с каждым годом он увеличивался. Всего за 1922–1927 гг. дробление многодворных общин было осуществлено на площади, составлявшей 7,9% сельскохозяйственных земель, 6,6% земель было охвачено внутрихозяйственным землеустройством [5, с.112-113].

В качестве еще одного варианта развития общины рассматривалось введения элементов обобществления, прежде всего за счет образования на надельных землях участков общественной обработки. Однако значительного распространения и масштабов это явление не получило [6, с.120].

Полномочия общины в сфере земельных отношений стали ограничиваться и переходить под контроль сельсоветов одновременно с процессом ее подчинения последним. Взятый государством курс на коллективизацию устранял «самые условия существования и функционирования крестьянской общины». Юридически ее ликвидация была зафиксирована в постановлении ВЦИК и СНК «О ликвидации земельных обществ в районах сплошной коллективизации» от 30 июля 1930 г. [6, с.132-133]

Таким образом, не являясь сторонниками общины, большевики вынуждены были считаться с ее доминированием в деревне, постепенно преодолевая ее обособленность, ограничивая ее функции, пытаясь приспособить ее к новым условиям. Однако возможности данного пути были сильно ограничены как самой природой общинной организации как элемента традиционного общества, так и сжатыми историческими сроками.

Источником средств для мобилизационного варианта модернизации, выбранного руководством страны в конце 1920-х гг., предполагавшего форсированную индустриализацию в силу внутренних и внешних условий, должна была стать деревня, которая, однако, при господстве общинного землепользования, в значительной степени консервировавшего сельское хозяйство на полунатуральном уровне, не могла дать необходимое количество товарного хлеба. К тому же «локализм» общины не давал возможности проведения жесткой государственной линии на ее подчинение.

Это отнюдь не означает, что в самой общине не было предпосылок для модернизации. Они возникли еще на рубеже XIX – XX вв. В некоторых из них стали применять травосеяние, многопольные севообороты, не прошли даром мероприятия по «улучшению» общины, в общественное пользование стала приобретаться сложная техника [15, с.115]. Однако темп интенсивного развития не соответствовал необходимости скорейшего проведения модернизации, что обрекло общинную организацию в России/СССР на ликвидацию. И все же традиционные ценности крестьянского «мира» не были утрачены. Во многом они легли в основу советского общества.

Библиографический список:

1. Государственный архив Кировской области (ГАКО). Ф.Р-1062. Оп.1. Д.15.

2. ГАКО. Ф.Р-1062. Оп.1. Д.38.

3. ГАКО. Ф.Р-1062. Оп.1. Д.702.

4. ГАКО. Ф.Р-1068. Оп.2. Д.84.

5. Данилов В.П. Земельные отношения в советской доколхозной деревне [Текст] / В.П. Данилов // История СССР. 1958. №3.

6. Данилов В.П. Об исторических судьбах крестьянской общины в России [Текст] / В.П. Данилов // Ежегодник по аграрной истории. Вып.6. Проблемы истории русской общины. Вологда, 1976.

7. Данилова Л.В. Проблемы теории и истории общины [Текст] / Л.В. Данилова, В.П. Данилов // Община в Африке: проблемы типологии. М., 1978.

8. Данилова Л.В. Крестьянская ментальность и община [Текст] / Л.В. Данилова, В.П. Данилов // Менталитет и аграрное развитие России (XIX–XX вв.): Материалы международной конференции. М., 1996.

9. Дегтев С.И. Нэп и крестьянская община [Текст] / С.И. Дегтев // Научная программа: русский язык, культура, история: сборник материалов научной конференции. Ч.2. М., 1995.

10. Декреты Советской власти [Текст]: Т.1. 25 октября 1917 г. – 16 марта 1918 г. М., 1957.

11. Декреты Советской власти [Текст]: Т.VII. 10 декабря 1919 г. – 31 марта 1920 г. М., 1975.

12. Декреты Советской власти [Текст]: Т.VIII. Апрель-май 1920 г. М.,1976.

13. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация [Текст]: Кн.1. От начала до Великой Победы / С.Г. Кара-Мурза. – М., 2002.

14. Кукушкин Ю.С. Самоуправление крестьян России (XIX– начало XXI в.) [Текст] / Ю.С. Кукушкин, Н.С. Тимофеев. М., 2004.

15. Лозбенев И.Н. Крестьянская община в годы нэпа [Текст] / И.Н. Лозбенев // Вопросы истории. 2005. №4.

16. Люкшин Д.И. Вторая русская смута: крестьянское измерение [Текст] / Д.И. Люкшин. М., 2006.

17. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.) [Текст]: в 2 т. Т.1. / Б.Н. Миронов. СПб., 2000.

18. Рогалина Н.Л. Реформаторство XX века и крестьянский менталитет [Текст] / Н.Л. Рогалина // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.): материалы международной конференции. М., 1996.

19. Сборник документов по земельному законодательству СССР и РСФСР. 1917-1954 гг. [Текст]. М., 1954.

У.Е. Головачева

Уральский государственный университет им. А.М. Горького