Традиционные статусно-ролевые отношения населения Урала конца хiх – начала хх в. И их трансформация под воздействием модернизационных процессов

(Работа выполнена при поддержке Гранта Президента РФ, МК-8988.2006.6. "Повседневная жизнь, культура и досуг населения Урала конца ХIХ – начала ХХ в.: структурно-антропологический подход")

Особенностью Урала является его географическое расположение между Европой и Азией, что предопределяет активные межкультурные коммуникации. Еще одной особенностью является то, что индустриализация, начатая Петром I, на несколько столетий превратила Урал в промышленный регион внутри крестьянской страны (к концу ХVIII в. на территории Урала было 176 железоделательных заводов, а на всей остальной территории Российской империи – около двухсот). Здесь складывается своя горная система управления, формируется особая сословная структура с большим количеством мастеровых. Специфику духовной культуры края определяет камнерезное и ювелирное искусство, каслинское художественное чугунное литье, златоустовская гравюра на стали, нижнетагильская роспись по металлу. Неповторимым архитектурным обликом отличаются уральские города, возникавшие на основе заводов. Духовные традиции допетровской Руси (старообрядчество, традиции иконописи, церковное пение, храмовая архитектура) оказались вплетены в процессы промышленного развития края.

Конец ХIХ – начало ХХ в. на Урале – это период качественных изменений во всех сферах жизни общества. Основной тенденцией этого периода локальной истории являлось преодоление обособленности и кризис традиционной системы ценностей.

Урал конца ХIХ – начала ХХ в. в социокультурном плане был охвачен переменами, связанными с модернизацией и урбанизацией страны, с присущими этим процессам закономерностями и своеобразным отражением этих тенденций в развитии региона. Активно шел процесс колонизации и интеграции, что приводило к снижению барьеров межкультурного взаимодействия. Железнодорожное строительство постепенно ликвидировало обособленность регионов и стимулировало оживление экономической жизни. Техническое перевооружение особенно активизировалось в период промышленного подъема 1909–1913 гг. благодаря значительному росту инвестиций в горнозаводскую промышленность. Шире стали внедряться и технические новинки в сельском хозяйстве, что было связано с влиянием столыпинской аграрной реформы и деятельностью земств. Но в целом аграрный сектор был все же слабо затронут модернизацией [1, с.12].

Особенности развития Урала конца ХIХ – начала ХХ в. определяли институциональные преобразования 1860–1870-х гг., стимулировавшие переход от системы принудительного труда к его предпринимательским, свободным, инициативным формам. В технологическом плане данная эпоха соответствовала раннеиндустриальной стадии модернизации, которая характеризовалась переходом от мануфактуры к фабрике и широким внедрением машин.

Уральский город конца ХIХ – начала ХХ в. как особый пространственный и социокультурный тип поселения, имеющий официально признанный статус, становится центром притяжения активных в плане социальной мобильности групп населения. В регионе можно выделить городской, сельский и заводской типы субкультур с разными ценностными установками, темпами и формами развития, в разной степени подвластных влиянию этнических, сословных и конфессиональных факторов.

Уральский город и его социокультурные характеристики являлись предметом исследования еще до революции. Одними из первых на города и трансформацию ментальных структур обратили внимание В.П. Семенов-Тян-Шанский, Д.И. Менделеев, А.Н. Митинский, И.Х. Озеров в работах, посвященных оригинальным производственным комплексам уральской промышленности. Они же впервые обратили внимание на кризис традиционных форм мировосприятия и изучили факторы, способствовавшие культурному развитию уральских городов. Среди таковых назывались: миграция и инвестиционная активность, ведущие к утверждению в уральских городах новых форм промышленной и торговой деятельности.

В связи с появлением исторического краеведения в 1920–1930-х гг. ХХв. рядом авторов, прежде всего Н.П. Анциферовым (на примере Санкт-Петербурга) [2], обосновывалось понимание города как особого полифункционального историко-социального феномена. Н.П.Анциферов одним из первых указал в отечественной науке на возможность познания культуры через изучение города. Он же предложил ряд новых методов, в том числе психологический. Н.П.Анциферов настаивал на обязательном общении с «местом», а не только изучая документы в архиве. Интерес уральских краеведов и ученых был сфокусирован на изучении этнографических, демографических, социально-экономических процессов [3].

В современной историографии по данной проблематике разрабатываются темы социокультурных характеристик и культуры отдельных социальных страт Урала [4], за счет привлечения новых эмпирических данных и междисциплинарных подходов к их оценке меняются концептуальные оценки социокультурного развития города, происходит расширение проблематики изучения уральского города конца ХIХ – начала ХХ вв.

Первое место по темпам демографического развития занимал в начале ХХ века Челябинск, на втором месте – Оренбург. Крупными городами являлись города с населением свыше 100 тыс. жителей. Этноконфессиональный состав населения уральских городов был в основном православным, вторую по численности группу составляли мусульмане.

Трансформация культурных практик населения под воздействием модернизационных процессов на Урале в конце ХIХ – начале ХХ вв. состояла в изменении ценностной картины мира.

Содержание и формы жизни горожан эволюционировали, но если посмотреть на динамику роста городов и соотношение сословных групп в структуре их жителей, то можно сделать вывод о том, что это достигалось путем миграции крестьянского населения. Поэтому в конце ХIХ – начале ХХвв. в культурном потенциале региона выделялись два компонента: привычные социокультурные предпочтения и традиционные формы жизни и развлечений, присущих крестьянской и мещанско-купеческой среде и развивающаяся система новых, европеизированных ценностей, основной которых являлись идеи общественной пользы (как они их понимали), приоритеты науки в европейском понимании и просвещения. Большую роль в коммуникативных практиках просвещенных горожан начинает играть мода и идеи стихийного витализма. В южноуральском городе городской и крестьянский образ жизни соседствовали и противостояли друг другу одновременно. Жизнь городского населения в это время не являлась только лишь патриархальной и культурно-организованной. В ходе трансформационных и модернизационных процессов начала ХХ века на Урале население противоречиво реагировало на внедряемые изменения, что отражалось в поведенческих практиках и, с одной стороны, вытеснении официальной культуры. На городскую культуру большое влияние оказывали мигранты и крестьянское население. С другой стороны, второй тенденцией являлось то, что накапливались и просматривались изменения в культуре среды обитания населения. Они проявлялись в укреплении рациональных и эстетических представлений в организации бытовой жизни; европеизации некоторыми слоями населения различных форм быта и повседневной жизни, включая одежду и систему питания.

В целом, культурная жизнь региона в начале XX в выглядела как неустоявшаяся система, хотя была представлена консервативно-патриархальной до­минантой и «островками» европейских ценностей.

Спецификой культурного облика южноуральского региона можно считать наличие у каждого уездного центра своего исторически неповторимого, с локально-цивилизационным подтекстом культурного профиля. Развитие Челябинска приобретает форсированные темпы с проведением через город Транссибирской железной дороги.

Социокультурную типологию других городов определяли такие параметры, как географическое положение, удаленность от коммуникаций, особенности развития инфраструктуры и населения. Например, образ социокультурной жизни Троицка исторически определялся его географическими координатами: пограничное расположение и межкультурная коммуникация со степной азиатской зоной вели к смешению азиатских и европейских культурных паттернов. На улицах города можно было встретить верблюдов, а в доме состоятельных горожан, как свидетельствуют фонды краеведческого музея, – европейские музыкальные инструменты. Троицк был одним из крупных городов южного Урала, вокруг которого простирался огромный сельский мир. С развитием железной дороги многие из населенных пунктов, например, Карталы, активно участвуют в переселенческом движении и аккумулируют передовые культурные достижения. Это придает своеобразие культурным ландшафтам города, где могли мирно сосуществовать казачий быт, традиционная крестьянская культура и европейские формы организации досуга (фисгармония, сохранившаяся в Карталинском городском краеведческом музее). Верхнеуральск являлся одним из военно-административных центров Оренбургского казачьего войска. Он был расположен вдали от путей сообщения, в степной зоне. Ритм жизни был не столь активен даже по сравнению с Троицком, где его задавала торговля. В жизни гражданских слоев населения в военных городках типа Верхнеуральска значительно большую роль, чем в других уездных городах, играла регламентация стандартов бытового и делового поведения. Специфика таких городов, как Златоуст и Касли, определялась тем, что в них производились предметы ювелирного искусства, оружия и роскоши для элиты и экспорта. Эти города посещали царственные особы, иностранные и российские путешественники, известные специалисты горного дела, высокопоставленные чиновники. Разнообразие деятельности жителей зависело от величины города и концентрации в нем населения. Профессиональная дифференциация была наиболее характерна для Оренбурга, Уфы, Челябинска, Троицка.

Культурное пространство городов оформлялось под воздействием таких факторов, как политика правительства, деятельность органов городского общественного управления и инициатива местных энтузиастов.

Большая роль в развитии культуры принадлежала системе образования. Школы при горных заводах Урала начали создаваться еще в 20-е гг. ХVIII в., что являлось ответом на требования времени в грамотных специалистах. Инициатором их открытия был В.Н. Татищев. В 80-х гг. ХIХ в. наблюдается активное развитие на Урале всех ступеней образования. В дальнейшем рост числа учебных заведений был значителен, но недостаточен. Среди учащихся крестьяне и разночинцы составляли менее трети. Социальное обеспечение учителей оставляло желать лучшего. Педагогическая деятельность ставилась под жесткий контроль администрации, инициатива подавлялась. Мусульманское население Российской империи и Урала в частности в конце ХIХ – начале ХХ в. было слабо охвачено сетью государственных школ. Дети мусульман в подавляющем большинстве учились в конфессиональных школах – медресе и мектебе, которые обычно функционировали при мечетях. Главными организаторами таких школ выступали муллы, которые обычно и учительствовали в них. Часто инициаторами открытия школ становились и сами прихожане, т.к. учреждение учебных заведений считалось у мусульман богоугодным делом. Медресе и мектебе не входили в систему государственных или земских школ, поэтому никакой помощи не получали, уровень их материального достатка практически полностью зависел от уровня материального достатка местного мусульманского населения, т.к. именно за его счет они и содержались.

Новые формы организации производства несли с собой новую идеологию и ценности, проникающие во все сферы, в том числе и в сферу повседневного быта. Мемуары и материалы периодической печати предоставляют достаточно много информации о различных сторонах городского быта, позволяющей говорить как о больных вопросах, так и о прогрессивных явлениях в этой сфере. Состоятельные слои горожан стремились к комфортной и правильной организации жилища, имели двухэтажные дома с несколькими жилыми комнатами и подсобными помещениями. Стремление к комфорту выражалось в увеличении количества жилых комнат в доме, появлении детских комнат и индивидуализации жизни, усложнении внутренней планировки дома, меблировке, оклейке стен обоями, приобретении европейской посуды и предметов обихода. Наряду с общественными зданиями в крупных городах Урала (Уфа, Челябинск) в 80–90-е гг. стоились большие частные дома. Повысился спрос на наемные помещения, что определялось мобильностью и активностью населения. Темпы домостроительства увеличивались. К 1900–1910 гг. наметились изменения в архитектурном облике уральских городов в связи с появлением дипломированных архитекторов. Однако в 1890-е гг. происходило становление модерна в столичном зодчестве, а на Урале все еще господствовала эклектика. Модерн стал активно превалировать в архитектуре Урала только с 1910-х гг. В этот период на Урале появляются новые архитектурные типы – пассажи и крупные торговые дома.

Питание населения зависело от уровня развития городской инфраструктуры. Снабжение жителей городов осуществлялось через систему ярмарок, стационарной лавочной торговли и бурно растущей сети универсальных и специализированных магазинов европейского типа. Однако в мемуарах можно встретить и описание казусных случаев, когда европейские товары высокого качества продавались в антисанитарных условиях. Многие города Урала страдали от антисанитарии, поскольку медленно обзаводились водопроводами. С 1880-х гг. в некоторых уральских городах для освещения улиц стало использоваться электричество, получает развитие телеграф.

Одной из важных социокультурных характеристик в развитии городской жизни является внешний облик горожан. Выходцы из деревни, сохраняя в большинстве случаев приверженность традиционному стилю одежды, постепенно вносили поправки в свой гардероб с учетом европейских образцов. О том, что процесс перехода был не так легок, как хотелось бы, свидетельствует письмо обывателя в газету «Голос Приуралья»: ««Господа мужья! Не пора ли вступить в открытый бой со своими женами и тем самым спасти наших дочерей от глупой привычки превращать свои головы в цветники, какие возделываются на современных шляпках... Трудовые деньги не настолько дешевы, чтобы их бросать на подобные безобразия. В выигрыше от этого только торговцы, чем они и пользуются, заламывая невозможные цены. Тяжело смотреть на бедноту, которая, подражая состоятельным лицам, убивает последние гроши, чтобы приобрести миску и опрокинуть на свою голову. Некоторые матери, платя за шляпу от 7–12 рублей, посылают своих оборванных детей в книжные магазины просить Христа ради учебники, нужные для ученья, – это факт! Дамы! Если вы к себе относитесь так глупо, то пожалейте хотя бы своих дочерей! Внушите им, что лучшее украшение головы – ум». Письмо подписано: «Бессильная жертва» [Цит. по: 5, с.19].

Развитие средств коммуникации отразилось на повышении интереса к печатным СМИ. Приобще­ние жителей региона к информационному пространству осуществлялось путем общероссийской прессы, губернских (оренбургских и уфимских) изданий и уездной периодической печати.

Обычай регламентировал повседневные паттерны поведения большинства населения региона, а в случае отклонения от традиций форма поведения, как правило, подвергалась осуждению. Большую роль и в начале ХХ в. продолжали играть сословные стереотипы. Особенно проступали они в купеческом быту, насыщенном патриархальными ценностями.

Трансформация семьи определялась также теми функциями, которые «отмирали» в связи с отходом от традиционных социальных структур. Традиционная семья с усложненной структурой (большая и многопоколенная семья, как правило, живших под одной крышей родственников) выполняла множество функций. Она отвечала не только за репродукцию и эмоциональную поддержку, но и за производство, образование, социальное благополучие, отправление религиозных потребностей. В процессе модернизации семья подверглась структурной дифференциации. Модернизированная семья освобождается от выполнения множества функций, которые начинают выполнять другие социальные единицы (производственная функция, к примеру, делегируется предприятиям и учреждениям).

Содержание культурной жизни региона во многом определялось социальным обликом населения. Праздничная культура была традиционной, связанной с христианством и мусульманством. В досуговых практиках обеспеченных горожан большую роль в начале ХХ в. начинают играть кафешантаны, ярмарочные балаганы, заезжие цирки, позже – театр и кинематограф. Любительское художественное творчество развивалось только через самодеятельность энтузиастов.

Что касается менталитета уральского населения конца ХIХ – начала ХХв., то в целом его отличало то, что в сознании людей продолжают функционировать сословные представления в рамках самоидентификации. Наблюдается рост численности всех сословных групп, но дворянство, духовенство и купечество несколько сокращаются, что происходит за счет притока крестьян.

Модернизационные процессы, разрушение традиционного уклада жизни в начале ХХ в. и особенно революционные потрясения по-своему отразились на развитии уральской культуры. Постепенно меняется культурный облик края и личность уральца, промышленная специализация и социальный состав населения. В городском быту на Урале в конце ХIХ – начале ХХ в. происходили заметные прогрессивные изменения. Большую роль в этом процессе играли органы городского самоуправления, а также инициативность горожан. Горожане приобщились к новым средствам коммуникации, более разнообразным и европеизированным стал их досуг.

Вместе с тем трансформация коснулась и традиционных отношений между членами социума. И нам важно увидеть также ментальные аспекты этого процесса. Например, в ходе модернизационных преобразований всегда отмечается рост преступности. На Урале, как и в других регионах, женщины в это время более активно совершают правонарушения, отмечаются правонарушения в этнических группах, растет доля преступлений против личности, а также грабежи, разбой, оскорбления.

Американский социолог П. Бергер, который определял человеческую реальность как реальность социально сконструированную, писал, что человек вырабатывает свои роли как реакцию в ответ на вызовы конкретной ситуации [6]. Рассматривая локальный уральский социум, мы не можем не признать, что под воздействием модернизационных преобразований трансформировались роли и ожидания человека. Не всегда эта трансформация проходила психологически комфортно для личности, о чем свидетельствуют архивные документы. В это время женщины, работающие на заводах, замечаются в воровстве, пьянстве, оскорбительном поведении в отношении окружающих. Включаясь в исполнение нетрадиционных для себя ролей, связанных с индустриальным трудом, женщины выдают зачастую неожиданные реакции [7]. Примером может являться дело Екатеринбургского Окружного суда по обвинению в воровстве сестер Упоровых:

«11 августа 1905 года у проживающего в селе Шарташ крестьянина Кирилла Баклаева и внучки его Анны Николаевны Журавлевой, в их отсутствие, из запертого ими дома, были похищены: пуховая подушка в красные с черным цветами, наволочкой, тиковая с белыми и красными полосками юбка, чайная чашка, полотенце, мужская рубашка, столовый нож, две булки и пол пирога, всего на сумму немного более 8 рублей. При этом, по удостоверению Баклаева и Журавлевой, злоумышленники проникли в их дом из огорода, отворив половинку оконной рамы, для чего сломали гвоздь, которым она была прикрыта [8]... Сосед потерпевших Степан Филаретович Боборыкин видел, как часу в четвертом вечера в огороде Баклаева были какие-то две женщины, одна из которых присела, когда он проходил мимо, но не обратил на это обстоятельство внимания, а вечером узнал, что у Баклаева была кража.

Через месяц после этого при производстве дознания по поводу кражи у некой Кисельниковой швейной машины, в которой принимали участие крестьянские девицы Березовского завода сестры Наталья и Антонина Васильевны Упоровы и Елизавета Матвеевна Устюжанина, последняя рассказала служившему в то время городовым Ивану Семеновичу Горбунову, что сестры Упоровы много краж совершили, между прочим, украли в Шарташе юбку, мужскую рубашку, что на этой краже была и она, Устюжанина, что при этом она скрывалась под кедром, огородом прошли к окну избы, взломали его и Упоровы похитили вещи, из которых мужскую рубашку они продали на толкучке, а юбку Наталья Упорова носит на себе» [8, л.54]. После обыска вещи были найдены в доме Упоровых. Примечательно, что Антонине Упоровой на момент кражи было 15 лет и 2 месяца.

Возможно, по причине высокой социальной напряженности в начале ХХ в. можно отметить преступления женщин, которые совершаются в общественных местах. Повседневностью становятся конфликты, некоторые из них перерастают в нанесение телесных повреждений, хулиганство и другие преступные посягательства против личности. Эти конфликты всегда характеризуются взаимным неуважением и хамством. Примером такого поведения может служить обвинительный акт о крестьянке Александре Анисимовне Дягилевой: «По распоряжению Ирбитского Уездного Воинского начальника рядовой солдат Григорий Митрюков с 5 и до 7 часов вечера 13 июля 1909 года находился в составе военного караула и стоял на посту при Ирбитском тюремном замке.

В 5 1/2 часов вечера из-за ограды общественного сада, находящегося против окон тюремной больницы, крестьянка Александра Анисимовна Дягилева, находясь в состоянии опьянения, начала махать руками арестантам, бывшим в больнице, последние со своей стороны отвечали ей тем же; заметив это, часовой Митрюков крикнул Дягилевой, чтобы она ушла, но Дягилева не уходила, после чего он дал свисток; на этот свисток явился разводящий часовых – солдат Семен Тукмачев и, узнав в чем дело, выгнал Дягилеву из сада; последняя же, проходя мимо часового Митрюкова, обругала последнего площадной бранью, назвав его "п.....". Привлеченная к следствию в качестве обвиняемой Александра Дягилева, не признавая себя виновной, объяснила, что в указанное по делу время она была в общественном саду и с Любовью Завьяловой выпивала водку, при чем из сада несколько раз выходила, но не помнит, чтобы она ругала часового» [9].

Как мы видим, хотя причины преступности женщин и связаны с противоречиями общественного развития, они отличаются большой спецификой. Одна из причин женской преступности – алкоголизм. «Для преступниц характерна застреваемость аффективных, психотравмирующих переживаний в сочетании с высокой импульсивностью. Это приводит к игнорированию, или недостаточному учету всех необходимых обстоятельств, неадекватному восприятию и оценке возникающих жизненных ситуаций, плохому прогнозированию последствий своих поступков, не обдуманности поведения» [10, с.45]. Значимым фактором в причинном комплексе преступности женщин является социальное противоречие между ролями и функциями женщин в обществе и условиями их реализации.

Архивные документы сохранили сведения не только о нарушениях типичных статусно-ролевых функций женщин, но и, например, представителей высших сословий. В фондах ГАСО сохранился «Обвинительный Акт о сыне надворного советника Николая Ивановича Гутмана», в котором излагается следующая странная история: «6 апреля 1902 года в Екатеринбурге полицейским городовым Лебедевым был усмотрен на улице спящим и приведен в Первую полицейскую часть в пьяном виде сын надворного статского советника Николай Иванович Гутман, который при помещении его в арестантскую камеру при названной части стал ругать площадною бранью полицейских чинов и вместе с тем произносить площадную брань по отношению к Господу Богу, что и удостоверили на дознании. 13-го того же апреля Гутман был вновь задержан на улицах Екатеринбурга за прошение милостыни и предоставлен во 2-ю полицейскую часть. По приводе в часть Гутман, будучи также в нетрезвом виде, в присутствии свидетелей Туханова, Разумова, Новиковой и Пятакова обругал матерными словами Господа Бога, Матерь Божию и веру. Обвиняемый ничего не помнил, т.к. был пьян» [11]. Случаи богохульства отмечались и в крестьянской среде. Например, крестьянин деревни Губернской Рождественской волости Екатеринбургского уезда, Марк Алексеевич Сивантьев, 48 лет, был замечен в питейном заведении в оскорблении святой Тихвинской Божьей матери. Услышав, что кто-то говорит о ней, Сивантьев сказал: «Вот вашей Тихвинской Божьей матери х..», слова эти он повторил три раза, говоря же в третий раз, потряс сквозь штаны детородным органом» [12].

С одной стороны, этот документ, наряду с подобными, содержится в полицейских сводках, что несомненно говорит о единичности таких случаев. Вместе с тем такие нарушения принятой в традиционном обществе системы ценностей, в основе которой лежала прежде всего вера, свидетельствуют о социокультурном кризисе, поразившем в конце ХIХ– начале ХХ в. всю социальную структуру уральского социума. Ведь для традиционных социальных структур религиозность являлась основой миропонимания, а проявление страха Божьего – основой личностного смысла. Проявление подобных случаев связано в какой-то степени с вестернизацией быта. Можно предположить, что это то состояние ментальности, которое сделало возможным вестернизацию. Ведь если человек не «созрел» идеологически, внедрение техники еще не меняет в корне всю систему его ценностей. Человек не может стать «европейцем», пока он находится в рамках традиционной системы ценностей. Но эта гипотеза еще требует дальнейших исследований. Пока же можно утверждать, что просматриваются как минимум три позиции ментальных трансформаций в уральском социуме начала ХХ в.:

1. Гендерные аспекты вестернизации.

2. Криминологические следствия.

3. Трансформация онтологического смысла бытия человека.

Библиографический список:

1. Побережников И.В. Урал в контексте российских модернизаций ХVIII– начала ХХ вв.: теория и история/ И.В. Побережников / Урал в контексте российской модернизации. Сб. ст. Челябинск: Каменный пояс, 2006.

2. Анциферов Н.П. Пути изучения города как социального организма/ Н.П.Анциферов. Л.,1926.

3. Особенности демографического поведения городского населения Урала. Сборник научных трудов / Отв. ред. В.Н. Сердитых. Свердловск, 1987; Крупянская В.Ю. Культура и быт рабочих горнозаводского Урала (конец XIX–начало XX в.)/ В.Ю.Крупянская, Н.С. Полищук. М., 1971; Вопросы истории Урала: Из истории духовной культуры дореволюционного Урала (ХVIII-н. ХХвв.)/ Отв. ред. Б.А. Сутырин. Свердловск, 1979; Культура и быт дореволюционного Урала / отв. ред. Р.Г. Пихоя. Свердловск, 1989 и др.

4. Губернаторы Оренбургского края / Сост. В.Г. Семенов, В.П. Семенова. Оренбург, 1999; Фельдман М.А. Рабочие Урала в 1900-1917гг.: численность и состав/ М.А. Фельдман // Историческая наука на рубеже веков. Екатеринбург, 2000; Апкаримова Е.Ю. Город и русская культурная традиция на Урале в ХVIII-начале ХХ в. Очерки/ Е.Ю. Апкаримова, С.В. Голикова, Н.А.Миненко. Екатеринбург, 2002; Арсентьев Н.М. Семья рабочих в первой половине XIXв. по материалам Замосковных и Уральских заводов (типология и состав)/ Н.М. Арсентьев, М.Ю. Нечаева, А.С.Черкасова // Демографические процессы на Урале в эпоху феодализма. Свердловск, 1990. С.123-128; Голикова С.В. Культура горнозаводского населения Урала XVIII-XIX вв.: жизнеобеспечение, ритуалы, религиозные верования. Диссертация д.и.н./ С.В. Голикова. Екатеринбург, 2005; она же. Семья горнозаводского населения Урала XVIII-XIX веков: демографические процессы и традиции. Екатеринбург, 2001; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII–начало XX в.)/ Б.Н.Миронов. Т.1,2. СПб., 2000; Коробков Ю.Д. Социокультурный облик рабочих горнозаводского Урала/ Ю.Д. Коробков. М., 2003; Мурзина И.Я. Культура Урала/ И.Я. Мурзина, А.Э. Мурзин. Екатеринбург, 2006; и др.

5. Скрипов А.С. Челябинск. ХХ век/ А.С. Скрипов. Челябинск: Крокус, 2006.

6. Бергер П. Приглашение в социологию/ П. Бергер. М.: Аспект-пресс, 1996.

7. Подробнее: Векшина Ю.А. Элементы повседневности в женской преступности Урала к. ХIХ – нач. ХХв./ Ю.А. Векшина // Уральские Бирюковские чтения: Сб.науч. и научно-популярных статей. / Науч. ред. проф. С.С. Загребин. Вып.4. Город как феномен культуры. Часть 2. Челябинск: Изд-во "Абрис", 2006. С. 294-300.

8. ГАСО. Ф.11. Оп.6. Д.50. Л.2.

9. ГАСО. Ф.11. Оп.6. Д.216. Л.2-2об.

10. Чуфаровский Ю.В. Юридическая психология. Учебное пособие/ Ю.В.Чуфаровский. М., 1997. С. 45.

11. ГАСО. Ф.11. Оп.2. Д.15.

12. ГАСО. Ф.11. Оп.2. Д.1.

Е.И. Вознесенская

Вятский государственный гуманитарный университет