Кортикальные уровни организации психомоторики

К кортикальным уровням организации психомоторики относятся: пирамидно-стриальный уровень пространственного поля С, теменно-премоторный уровень действий D, а также уровни, лежащие выше уровня действий (группа Е).

Пирамидно-стриальный, или уровень пространственного поля, обзначенный буквой С, представляет, по мнению автора, "скорее всего не один, а нечто вроде двух раздельных уровней, один из которых в какой-то мере подчинен другому" (С.111), в связи с чем автор выделя­ет в этом уровне два подуровня:

нижний (стриальный) — Cl и верхний (пирамидный) - С2, - и дает их описание, подчеркивая вместе с тем, что "это не два самостоятельных, независимых образования", а "нечто целое" в их функциональной слитности.

Афферентация уровня пространственного поля обеспечивается мозговыми образованиями, в состав которых входит уже "кортикаль­ная слагающая, - правда, пока еще в виде самых периферийных полей коры".

Ее первичные сензорные центры в коре больших полушарий представлены известными зрительными полями 17 и 18, осязательно-проприоцептивными (заднецентральная извилина) и в какой-то мере слуховыми и вестибулярными. "... к афферентационным субстратам этого уровня принадлежит и кора полушарий нового мозжечка" (С. 112).

"Уровень С резко отличается от предыдущего уровня синергии как по ведущей афферентации, так и по смысловому содержанию свойственных ему движений и целому ряду их внешних характери­стик" (там же). Ведущей афферентацией этого уровня является син­тетическое пространственное поле.

Пространственное поле уровня С "не есть ни ощущение, ни их сумма". В процессе формирования этого поля, как отмечает автор, "участвуют и зрительные ощущения, и глазодвигательные ощущения, связанные с аккомодацией и стереоскопическим зрением, и осязатель­ные ощущения с их местными знаками, и проприоцепторика всего тела, возглавленная вестибулярными ощущениями тяготения и уско­рений, и. несомненно, бесчисленные осколки с других рецепторных сисгем" (С.113). После сформирования этого поля "оно уже настолько абстрагируется от первичных рецепций, лежащих в его основе, что уловить в нем их следы становится невозможным..." (там же).

Афферентации рассматриваемого уровня по сравнению с уровнем синергии значительно более синтетичны, обобщены и, главное, объек­тивированы.

Объективность, по его определению, есть "самый замечательный по резкому отличию от афферентации предыдущего уровня признак пространственного поля", которое, оформившись, "полностью соотне­сено с внешним миром и освобождено от той неотрывной связи с соб­ственным телом, которая так сковывает и обесценивает пространст­венный синтез уровня синергии" (С.113-114).

Другими важнейшими свойствами пространственного поля явля­ются его метричность и геометричность, включающими в себя "точ­ную и взыскательную оценку протяжений, размеров и форм, входящих в качестве существенных признаков также и в движения, выполняемые на этом уровне: это областъ точности и меткости " (С.115)

Движения в пространственном поле носят по своей сути переместительный характер (ходьба, бег, действия с предметами и т.д.), что предполагает, по его мнению, постоянное их прилаживание к услови­ям того внешнего пространства, в котором они протекают.

В этой свя­зи автор называет третью характерную черту движений рассматривае­мого уровня приспособительность к пространству, владение про­странством. Это качество по разному проявляется в каждом из поду­ровней. В нижнем (стриальном) — как приспособительность по ходу процесса, гак, поясняет автор, если в уровне синергии в детстве закан­чивается оформление сложнейшего акта ходьбы, то стриальный уро­вень "адаптирует этот акт к рельефу и консистенции дороги, к укло­нам, закруглениям, скользким местам, к бесчисленным мелким колли­зиям ..." (С.117).

В верхнем (пирамидном) подуровне "та же приспосо­бительность к внешнему пространству становится тоньше и специализированнее, приобретая более выраженный целевой или финальный характер, и превращается в проекцию движения на его конечную точку во внешнем пространстве, с установкой на точность или мет­кость" (там же).

При этом, подчеркивает автор, если подуровень С2 "в большей степени безразличен к путям достижения требуемой финаль­ной меткости и к поведению органа в промежуточных точках", то подуровень Cl, столь же требовательный к точности, реализует ее, как уже было замечено, по ходу движения, прилаживая ходьбу к неровно­стям почвы, ступенькам, подъемам и спускам, прилаживая движения карандаша к обведению контура и т.д. (С. 120).

Рассматривая точность как свойство координационного процесса, Н.А. Бернштейн обращает внимание на взаимоотношения между точ­ностью и вариативностью движений в уровнях В и С.

Уровень В, отмечает он, являющийся старейшим "в филогенезе проявлений це­ребральной интеграции движений и ознаменовавший своим появлени­ем ... возможности огромных, охватывающих все тело синергии, в то же время педантически нетерпим к малейшим изменениям двигатель­ного состава реализуемых им движений и фонов и чрезвычайно скло­нен к образованию стойких штампов и стереотипов" (С. 118-119). Та­кая особенность указанного уровня объясняется тем, что "построение движений уровня синергии и всех его сенсорных коррекций исходит из собственного тела, из проприоцептивных ощущений поз этого тела, суставных углов и т.д." (С. 119). Эти позы, по замечанию автора, "и становятся самой сутью движений, закрепляясь в виде навыка", чему "способствует и образование свойственных этому уровню дина­мически устойчивых форм движения, которые автоматически препят­ствуют всяким отклонениям от раз найденного стереотипа" (там же), т.е., как следует понимать, препятствуют проявлению вариативности в уровне синергии.

Резкое отличие от "штампообразности" движений уровня синер­гии отмечается в характере движений уровня пространственного поля, которое связанно с возникновением в координационном процессе бо­лее высокого уровня взаимоотношений между точностью и вариа­тивностью движений. Причина возникновения такого явления объяс­няется тем, что "в зависимости от смыслового характера задач, свойст­венных тому или другому уровню, ... среди бесчисленных возможных сторон движения, подлежащих сенсорной коррекции, каждый из уров­ней вычленяет те, к которым он особенно взыскателен и для управле­ния которыми он наиболее адекватно вооружен, отделяя их от тех, к которым он остается более или менее индифферентным" (там же). В первом случае будет наблюдаться максимально доступная устойчи­вость и точность движений, а во втором - либо их случайность, либо вариативность при наличии корригирующих афферентаций какого-нибудь фонового уровня.

В связи с указанным явлением делается вывод о том, что "уровни допускают по отношению к безразличным для них сторонам и компо­нентам движения значительно более высокую вариативность, нежели по отношению к тем, которые имеют для них первостепенное значе­ние. Тем самым определяется очень характерный признак принадлеж­ности движений к тому или другому уровню или же к его уровневому составу ..." (С. 120). В этой связи отмечается, что вариативность дви­жений уровня синергии (В) крайне незначительна из-за присущих ему двигательных штампов, тогда как вариативность подуровня Cl, а осо­бенно С2. значительно выше, и еще больше она будет у уровня дейст­вий D, о чем речь пойдет ниже.

Таким образом, "движения уровня пространственного поля име­ют ... ясно выраженный целевой характер: они ведут откуда-то, куда-­то и зачем-то. Эти движения экстравертированы, обращены во внеш­ний мир в не меньшей мере, чем движения уровня синергии интравертированы. Движения уровня С несут, давят, тянут, берут, рвут, пере­брасывают. Соответственно с этим они имеют начало и конец, приступ и достижение, замах и бросок или удар" (С. 116): обладают целым ря­дом важнейших свойств, в том числе большой вариативностью и пере­ключаемостыо, особенно в верхнем подуровне пространственного поля.

Отмечая значительную обширность самостоятельных, целостных движений, ведущихся на уровне пространственного поля, и невозмож­ность в связи с этим их полного перечня, Н.А. Бернштейн все же вы­деляет важнейшие виды и группы этих движений, сопровождая их некоторыми примерами.

Приведем здесь кратко эти данные, характе­ризующие контингент движений уровня пространственного поля С.

I. Всевозможные циклические локомоции: ходьба, бег, ползание, лазание, плавание, в том числе ходьба по канату, на руках и т.п.; а также локомоции на приспособлениях: бег на коньках, ходьба на лыжах (ходулях), езда на велосипеде, гребля и т.д. и локомоции с тягой или толканием (повозки, невода, "перетягивание каната" и т.п.). Сюда же относятся и ациклические локомоции: разнообразные прыжки (с разбе­га и с места; в длину, в высоту и в глубину; акробатические и т.п.). Все эти движения обеспечивают перенос всего тела в пространстве.

II. Нелокомоторные движения всего тела в пространстве: сальто, акробатические движения, упражнения на брусьях, кольцах, турни­ке и т.п.

III. Движения "манипулирования с пространством" отдельных частей телa: различные гимнастические упражнения. Сюда же автор относит и "локомоции конечностей": движения пальцев и рук маши­нистки, музыкантов и т.п., а также движения, представляющие собой "однократные целевые переносы в точных пространственных координатах: движения указывания, прикосновения, укола, обвода контура и т.п."(с.137-138).

IV. Перемещение вещей в пространстве: движения схватывания, ловли летящего или движущегося предмета, передвигания, переклады­вания, переноса и т.п., всовывание, вдавливание, доставание, наматы­вание и т.п.; а также преодолеемте внешних сил: подъем тяжестей и т.п.

Все перечисленные группы движений причисляются "основным образом к нижнему подуровню Cl".

V. Баллистические движения, которые относятся к переходной группе из-за их не вполне ясной принадлежности к нижнему или верх­нему подуровню. С нижним подуровнем Cl связаны движения с уста­новкой на силу, а именно силовые ударные и метательные движения: толкание ядра, метание гранаты, диска, молота; рывок штанги и т.п. Для этих движений зрительный контроль второстепенен, поэтому они доступны и слепому. Движения, имеющие установку на меткость, относятся к верхнему подуровню: метание копья или мяча в цель; игра в теннис, городки; работа жонглера, кузнеца и т.д. Эти движения тре­буют зрительного контроля и недоступны слепому.

VI. Движения прицеливания: наводка зрительной трубы, диоптра, целика; подготовительные движения перед точным уколом (иглой, ножкой циркуля и т.п.) или разрезом; прицеливание при игре на биль­ярде и т.п.; установочно-выжидательные движения вратаря при игре в футбол и т.п. Для этой группы движений необходим зрительный кон­троль "всей дистантной геометрии пространственного поля".

VII. Подражательные и копирующие движения: имитация дви­жений и действий другого человека; рисование с натуры или срисовы­вание; изображение предмета или действия жестами; передразнивание и пародирование движений и т.д. В выполнении этих движений суще­ственную роль играет верхний подуровень С2.

Из перечисленных групп движений для уровня С преобладающи­ми являются, во-первых, локомоции, а во-вторых, спортивно-гимнастические движения. Этому уровню "недоступно выполнение сложных смысловых действий, которые связаны с предметом и оруди­ем (кроме простейших перемещений их)", поэтому, по мнению Н.А.Бернштейна, на уровне пространственного поля мало производст­венных и трудовых движений, так как " труд ... и производство, как правило, имеют дело с предметом и лишь в редких случаях — с про­странством и силовым полем" (С. 139).

Смысловые же действия харак­терны для следующего кверху уровня действий D. Однако, тут же замечает автор, "трудно было бы насчитать много движений высших уровней, не связанных с уровнем С как с фоном, уже потому, что смы­словое манипулирование с предметом требует в преобладающей части случаев владения пространством как естественной предпосылки" (там же).

В этой связи отмечается особая фоновая роль уровня пространст­венного поля, которое "подслаивает ... действия предметного уровня двояким образом: 1) как более или менее самостоятельный фон, обес­печивающий перемещение всего тела, точность и меткость отдельных вспомогательных движений в качестве технических предпосылок для выполнения предметного действия ..., и 2) в уровне пространственного поля формируются по мотивам и побуждениям вышележащего уровня и для его обслуживания специальные фоновые координации - так называемые высшие автоматизмы, или сноровки ..." (С. 139-140).

Нарушения движений на уровне пространственного поля объеди­няются под общим названием дистаксий или атаксий, то есть того, что "в просторечии принято называть "нарушениями координации". Все известные в клинике виды атаксий (вестибулярная, мозжечковая и др.) связаны с поражениями афферентаций рассматриваемого уровня. Эти атаксии "не затрагивают уровня синергии и не влияют прямым образом на уровни выше С, но они резко избирательно нарушают про­странственную координацию, в первую очередь равновесие, локомоции и точность (меткость)" (С. 140). Движения уровней выше С, "раз­рушаются вторично, поскольку выпадают имеющиеся почти у всех их технические фоны из уровня пространственного поля" (там же).

Поражения эффекторного (пирамидного) пути этого уровня вы­зывают спастические параличи, которые сменяются затем парезами за счет экстрапирамидной (отчасти контралатеральной) компенсации. При этом наблюдаются избирательные дефекты, относящиеся к про­странственному полю: "выпадение или ухудшение качества точных движений, затруднительность выполнения точных движений при со­хранности движений мимических, выразительных, позных и т.д.", сочетающиеся с явлениями атаксического характера. Поражения же стриатума как эффектора влекут за собой "избирательные расстрой­ства движения нижнего подуровня С1, обычно заслоняемые явлениями патологичеекой гиперфункции palhdi" (там же).

Переходим далее к поочередному рассмотрению теменно-премоторного уровня действий (D) и уровней, лежащих выше указан­ного уровня (группа Е), отнесенных Н.А. Бернштейном к высшим кортикальным уровням. Такая отнесенность связана с тем, что, как указывает автор, все координации и многие движения нижележащих уровней присущи и животным не в меньшей мере, чем человеку, тогда как названные выше уровни являются, по его мнению, исключительно человеческим обретением.

Предшествующий на эволюционном пути уровню (D) уровень пространственного поля кульминационные точки своего историческо­го развития прошел, что подтверждается, по мнению автора, наличием ряда видов позвоночных животных с более высоким развитием неко­торых сторон и проявлений уровня С по сравнению с человеком (с более резвым и выносливым бегом, лучше лазающих и совершеннее плавающих, с более метким и точным нападением и др.). Однако чело­веческие движения этого уровня богаче, чем у любого животного, и многие из них, "якобы из уровня пространственного поля, на самом деле лишь обильно, подавляюще насыщены фонами из этого уровня, принадлежа по признаку ведущих афферентаций к более высокому уровню построения" (С. 141). И хотя уровень пространственного поля у человека и высших млекопитающих, как отмечает НА. Бернштейн, связан с корой полушарий, однако лишь с самой ее периферией — с пирамидными полями, поэтому, этот уровень, по его мнению, в сущ­ности, еще не кортикальный.

Если для стволовой и подкорковой областей мозга применимы, по замечанию автора, такие "систематизационные признаки" как "четко раздельные между собой афферентационные системы и столь же явст­венные анатомические, невральные соотношения", то уже на уровне пространственного поля, отмечает он "эти признаки очень сильно осложняются и делаются расплывчатыми" в связи с наличием в нем очень сложного афферентационного синтеза, чрезвычайно обобщенно­го и далекого от первичных сензорных элементов (С. 142-143). Что касается афферентаций более высоких уровней построения движений, то она "еще сильнее обобщена, еще дальше отодвинута от первичных рецепций и в еще большей мере опирается на мнестический (сохра­няемый памятью) багаж предшествующего опыта" (С. 143). В этой связи "расчленить афферентационные уровни, а тем более отнести их к определенным кортикальным полям и системам проводящих путей представляется здесь чрезвычайно трудным делом", что вполне объяс­няется, по мнению автора, слитностью морфологического строения коры полушарий (там же). Исходя из этого, делается вывод о том, что в рассматриваемых кортикальных уровнях невозможно устанавливать ту же анатомическую и функциональную четкость, как для низовых уровней, и высказывается предположение, что правильнее будет рас­сматривать уровни D и Е "как многослойные комплексы уровней с пока неуловимыми, а может быть, и объективно нестойкими подразде­лениями между ними". Подобное обнаруживается уже в уровне С, в котором были выделены "два сросшихся между собой подуров­ня" (С. 144).

Уровень действий (D) "полностью кортикален", он "почти моно­польно принадлежит человеку, ... именно в нем строятся главнейшие фоны речевых и графических координации, и явно еще далек от своей кульминации" (там же; выделено нами - В.Д.).

Вопрос локализации уровня действий затрагивает попутно всю сложную проблему кортикальной локализации в целом. Обращая вни­мание на невозможность установления для уровня действий той же анатомической и функциональной четкости, которая имела место для уровней низовых, автор выделяет те поля коры, без которых, как под­черкивав! он, "нормальное функционирование уровня действий не­возможно и поражения которых вызывают ... синдромы апрактических расстройств" (С.146). Основанием для выделения соответствующих полей служат "факты связи определенных локальных поражений в коре полушарий с определенными же функциональными синдромами выпадений", которые "доказывают только то, что эти особые места поражений являются пунктами обязательного транзита данной фор­мы нервного процесса - узловыми станциями, без прохода через кото­рые эта форма нервного процесса не имеет возможностей к реализа­ции. Только такие пункты обязательного транзита, очевидно, соответ­ственно "входные" и " выходные ворота" нервного процесса данного уровня, и могут быть сейчас указаны для локализации уровня дейст­вий" (С.146-147, выделено Н.Б.).

В этой связи выделяются две группы полей, представленные в двух областях каждого полушария, которые и обеспечивают функцио­нирование уровня действий. Одна группа "располагается в нижних отделах теменной доли полушария, занимая срединное положение между сензорными полями зрительных (затылочная доля) и слуховых восприятий (височная доля) и полями синтетической танго-рецепторики (задняя центральная извилина)" (С. 147).

Очевидно, здесь имеется в виду "зона перекрытия" (третичное по­ле 39), морфофункциональная организация которой подробно рас­смотрена нами выше по работам А.Р. Лурия, Г.И. Полякова и других авторов (см. разделы 2.2. и 3.2.).

Вторая группа полей этой системы расположена непосредственно впереди от двигательного пирамидного поля 4. Это так называемая премоторная зона (поле 6) и вплотную прилегающее к ее нижней гра­нице поле 44 ("двигательный центр речи" Брока), также детально рас­смотренные нами с морфологической и функциональной точек зрения в разделах 2.3. и 3.3. настоящей работы.

Первая группа полей анатомически и функционально тесно связа­на с афферентационными (первичными и вторичными) полями осяза­ния, зрения и слуха; вторая группа полей (премоторные поля) в функ­циональном отношении близки к эффекторике и напоминают поло­жение полей 18 и 19 зрительной области, т.е. вторичные эффекторные зоны.

Относительно локализации кортикальных аппаратов уровня дей­ствий отмечается еще одна важная ее черта, заключающаяся в том, что "необходимой зоной для обеспечения отправлений уровня действий является левая нижне-теменная область, связанная по закону, общему для всей коры полушарий, с правой стороной тела" (С. 149). В этой связи "в уровне действий впервые отчетливо проступает неравнознач­ность обеих сторон тела, т.е. праворукость (или леворукость)", в то время как в более нижних уровнях "эта функциональная неравнознач­ность незаметна" (там же). Тот факт, что в уровне действий и общая сноровка каждой руки, и приобретенные при жизни навыки могут быть очень разными по качеству и составу, может выступать, по мне­нию Н.А. Бернштейна, "как вспомогательный признак для распознава­ния принадлежности двигательного акта к уровням С или D" (С. 150).

Ведущая афферентация уровня действий D есть предмет. При­числяя предмет к разряду афферентаций, автор подразумевает очень широкую трактовку этого термина. "Психологический образ предмета, - указывает он, - представляет собой результат гораздо более глубо­ких обобщений и гораздо более сложной синтетической связи между сенсорными и мнестическими составляющими, нежели синтез ... про­странственного поля" (С. 150).

В этой связи подчеркивается, что "ведущим мотивом действий является собственно не предмет сам по себе, как геометрическая фор­ма ... с определенной массой, консистенцией и т.п., а смысловая сто­рона действия с предметом - все равно, фигурирует ли предмет в этом действии как его объект или еще и как его орудие" (С. 150). (Именно этот мотив разрушается при агностической (идеаторной) апраксии, описание которой представлено в предыдущих главах). Аф­ферентационными системами уровня действий выступают ''те функ­циональные системы, которые осмысляют чувственно предъявленный предмет и определяют, что именно и в каком цепном порядке можно и нужно делать с этим предметом" (С. 151).

Для анализа афферентационных и эффекторных систем, обеспе­чивающих функционирование уровня действий, Н.А. Бернштейн вво­дит в контекст изложения два неврологических понятия: смысловая структура действия и его двигательный состав, - каждое из которых последовательно рассматривается им применительно к данному уров­ню. Следуя логике авторского изложения анализируемого здесь текста, остановимся и мы на этих понятиях, что, несомненно, поможет рас­крытию и осмыслению сути определяемых ими явлений.

Смысловая структура двигательного акта "определяется содер­жанием возникшей задачи и, в свою очередь, сама определяет тот сензорный или сензорно-гностическии синтез, который адекватен задаче и может обеспечить ее разрешение, и тем самым определяет и созвуч­ный этой задаче ведущий уровень построения" (С.151).

Двигательный состав действия являет собой "результат столкно­вения между собой, как бы итог подстановки в некоторое общее урав­нение, двигательной задачи и кинетических возможностей, находя­щихся в распоряжении организма для ее решения. Двигательный со­став включает в себя и перечень последовательных элементов цепи, если речь идет о цепном действии, и определение двигательных прие­мов, соответствующих этим элементам, и фоновый состав симультан­ных компонентов сложного движения" (там же). Двигательный состав определяется целым рядом факторов биомеханического, иннервационного и сензорного порядка, а также самим орудием, используемым для выполнения необходимого действия. Таким образом, заключает автор, "двигательный состав есть функция как задачи, так и ее исполнителя"; одна и та же задача, по его мнению, может решаться самым различным двигательным составом.

Смысловая структура действий "самым непосредственным обра­зом связана с афферентационной стороной работы уровня", в то время как " двигательный состав действий неразрывно слит с его эффекторной частью" (там же).

Смысловым цепям уровня D часто присваивается название "пред­метных действии", так как подавляющий процент двигательных актов этого уровня имеет "по самому их существу дело с предметом. В этом проявляется характерное для психологической иерархии уровней по­степенное возрастание их объективации, направленности на активное, изменяющее мир взаимодействие с последним" (С. 152). Здесь также отмечается, что предметность как свойство координационных контин­ентов движений неуклонно "энцефализируется" и что "сами по себе контингенты движений становятся по ходу эволюции все более пред­метными''; историческая роль руки в этом процессе достаточно отра­жена в литературе. В этой связи подчеркивается: "Предмет фигурирует в двигательных актах уровня действий и как объект для манипулиро­вания с ним, и как орудие действования, и, наконец, как символ, об­легчающий и конкретизирующий отвлеченные действия: чертеж, шахматная фигура, написанная буква или иероглиф и т.д." (там же). И далее: "Предмет сам по себе существует в пространстве и во времени. Точно также и смысловая сторона действования с этим предметом содержит в себе смысловое восприятие и расчленение пространства, в котором организуется действие, и синтетическое переживание време­ни, в котором строится последовательность и смысловая связь элемен­тов цепного действия" (там же).

Из сказанного заключается, что "афферентация уровня действий включает в себя и синтетическое пространство, и синтетическое время, но совершенно в другом виде, с другими характеристиками, нежели те, с какими они встречались на нижележащих уровнях построения" (там же). В этой связи последующий авторский анализ построения движе­ний в уровне действий опирается на категории пространства и време­ни, рассматриваемых применительно к данному контексту.

Пространство, в котором организуются предметные действия в отличие от пространства подуровня С2, являющегося метричным (т.е. наделенным масштабом) и геометричным (т.е. содержащим компо­ненты геометрической формы и геометрического подобия), "обладает целым рядом особенностей, оказывающих влияние не только на струк­туру общего ведущего афферентационного синтеза этого уровня, но и на само координационное построение протекающих в нем движе­ний" (С. 153-154).

На уровне действий идет "абстрагирующее преобра­зование пространства... Вместо геометрической формы появляется схема, т.е. метрические, размерные соотношения заменяются топо­логическими, качественными соотношениями.

Пространство предмет­ного уровня теряет в конкретности, но зато выигрывает в упорядоче­нии, осмыслении, выделении существенного по сравнению с уровнем пространственного поля" (С. 154; выделено Н.Б.).

На этом уровне "вы­деляются и организуются качественные понятия замкнутой и разомк­нутой фигуры, представления "над" и "под", "вне", "внутри, "между" и т. п. Здесь "происходит то, что психологи называют категориальной организацией пространства" и что обозначается автором как "возобла­дание топологической смысловой схемы над геометрической формой" (там же).

Во всяком геометрическом образе Н.А. Бернштейн различает "его топологию и его метрику". Топологией геометрического объекта он называет "совокупность его качественных особенностей, вне зависи­мости от его величины, формы, той или иной кривизны его очертаний и т.д." (С. 154). Для характеристики топологических свойств этого рода указывается, что "каждая буква печатного шрифта есть отдельный топологический класс, причем к единому классу буквы "А" принадлежат, очевидно, прописные буквы "А" всех размеров шрифта, очерта­ний, гарнитур и т.д." (С. 155).

В качестве примеров определенных то­пологических классов автор называет также привычные схемы, по которым ребенок рисует "дом" или "человека".

Указанные категории "целиком принадлежащие топологии, а не геометрической метрике, определяют собой свойства пространствен­ного синтеза уровня D" (там же). Выразительным проявлением топо­логической схемы над формой в этом уровне являются, по мнению автора, "элементы двух характернейших его отправлений: буква в ее написании и речевой звук в его фонетической организации" (там же).

При обращении к букве как объекту более осязаемому и удобному для характеристики рассматриваемого уровня Н.А. Бернштейн отмечает, что "не только ее смысловая суть зависит исключительно от топологии взаимного расположения ее штрихов, а не от геометрических призна­ков, но и движения при ее написании столь же топологичны, не связа­ны ни с метрикой размера, ни с метрикой формы и геометрического подобия" ( там же).

Дополнительно к характеристике пространственного синтеза уровня действий приводятся еще два замечания.

Первое из них состоит в том, что "не только в плане афферентации, но и в плане управляемой ею эффекторики пространство уровня D строится по принципу топологической схемы, а не геометрической формы" (С 156-157). При этом "это не значит, ... что движения, под­нявшиеся до этого уровня, обязательно перестают быть метричными, а значит только, что все, вносимое в движения этим уровнем, тополо-гично. а не метрично" (С. 157; выделено Н.Б.). Разница с самостоятельными движениями в уровне С состоит, по мысли автора, в том, что движения этого уровня "не могут не быть метричными (иначе это уже распад уровня С, атаксия)", в то время как "двигательные акты уровня действий не метричны, как правило, ..." (там же). Топологичны, а не метричны же почерк, такие двигательные акты как прикуривание, снимание шляпы, завязывание и развязывание узла, набирание круж­кой воды и т.п.

Во всех этих случаях, подчеркивает автор, успех дви­жения определяется его качественным (топологическим), а не метри­ческим результатом: достигнута или нет цель посредством того или иного двигательного акта. В этой связи отмечается, что "у атактика, испытавшего распад уровня пространственного поля, значительная часть уровня действий не гибнет, и страдают только те предметы дей­ствия, которые существенно нуждаются в метрических фонах из уров­ня С" (там же).

Второе замечание указывает на то, что "качественное, смысловое преобразование пространства, свойственное уровню действий, тесно связано с формированием самого понятия предмета", которое совер­шается "не беспричинно и абстрактно, а представляет собой одну из сторон эволюции геометрического (зрительного, осязательно-проприоцептивного) образа - цветного, весомого, смещаемого и т.п. -в обобщенный смысловой образ вещи или предмета. Для геометриче­ского образа существенна его форма и метрика; для предмета то и другое второстепенно" (там же). Высказанное положение иллюстриру­ется следующим примером. Для чашки как объекта для смысловых манипуляций не имеют существенного значения ни ее ширина, ни высота, ни обладание круглой или квадратной формой; ей важно иметь лишь сплошные стенки, целое дно и ручку, то есть, как указывает ав­тор, как раз "все признаки чисто топологические". Именно по этим признакам каждый ребенок осмыслит данный предмет (чашку), даже если раньше он никогда не встречал чашек с подобной метрикой, и сумеет правильно по назначению использовать ее.

Время, по мнению автора, также проделывает значительный путь от уровня к уровню. Так, в уровне синергии время проступает яснее всего как ритм (т.е. как временной узор); в уровне пространственного поля — как момент, синхронность, длительность, скорость.

В уровне же действий время, по представлениям автора, "выступает как смысло­вая или причинная последовательность; как связь сукцессивных эле­ментов цепи, из которых слагается действие" (С. 158-159; выделено нами - В.Д.). Здесь "время организуется ... тоже не метрически, а то­пологически или категориально: в нем откристализовываются элемен­ты "прежде", "потом" и т.п. (С. 159).

Далее раскрывается характер взаимоотношений пространствен­ных и временных синтезов с афферентными и эффекторными систе­мами, которые складываются на каждом уровне по-разному.

Пространственные синтезы на всех уровнях больше связаны с афферентацией. На уровне действий, в частности, они "создают пред­посылки для смыслового упорядочения мира, помогая вычленению из него объектов для активных манипуляций". Таким образом "из афферентации вырастает (субъективное) пространство, из пространства -предмет, из предмета - наиболее обобщенные объективные понятия" (там же). Напротив, временные синтезы "на всех уровнях стоят ближе к эффекторике". Применительно к уровню предметного действия "время претворяется уже в смысловую связь и цепную последователь­ность активных действий по отношению к объекту. Из эффекторики вырастает таким путем (субъективное) время, из времени - смысловое действие; из последнего на наиболее высоких уровнях - поведение; наконец, верховный синтез поведения - личность или субъ­ект" (С. 160).

При соотношении рассмотренных категорий с мозговыми суб­стратами подчеркивается, что "эволюционная цепочка "афферентация - пространство метрическое и топологическое - вещь - объект в его наивысшем обобщении"' с самого начала и до конца остается связан­ной с задними отделами мозга. ... цепочка "эффекторика - время -субъект" точно также на всех уровнях проявляет более близкое сис­темное сродство с передними, эффекторными отделами мозга и силь­нее дезорганизуются при соответственно локализованных болезнен­ных очагах" (там же).

В завершение рассмотрения смысловой организации действий внимание еще раз обращается к категории "предмет" для того, "чтобы предостеречь от причисления к уровню действий при систематизации движений или диагностике их нарушений того, что к нему безусловно не относится" (там же). Это может быть связано с тем, что "взаимоот­ношения движущегося органа с предметом имеют ... место на всех уровнях построения" движений, однако "строятся во всех них по-разному" (там же).

Так, схватывание и удержание предмета обнаруживаются у чело­века уже на самом низовом рубро-спинальном уровне А при его веду­щей роли, начиная от проявлений тонических фиксаций с первых дней жизни новорожденного. У взрослого этот уровень также участвует в актах схватывания и удержания предмета, но уже в качестве фонового. Благодаря ему обеспечивается, "то безукоризненное обхватывание, облегание вещи пальцами при любой форме ..." (С.161).

Уровень синергии В участвует в целом ряде предметных движе­нии, но только как фон: "либо косвенно, через поддержание локомоции, в свою очередь играющей роль фона в предметном действии, либо в порядке осуществления прямой фоновой синергии. ... непосред­ственно с предметом ... этот уровень общается мало" (там же).

Явственные предметные компоненты обнаруживаются только в уровне пространственного поля С, в котором предмет представлен весьма разнообразно.

-Во-первых, предмет фигурирует в этом уровне "как пункт для приложения сил, как физическое тело, нечто весомое и смещаемое". Мяч, ядро или диск в спортивных упражнениях, по его мнению, - "это не предметы, как объекты или орудия действования из уровня D, а вещи из уровня пространственного поля, обладающие определенной формой и консистенцией, весомые и смещаемые, в сущности, — материальные точки", каковыми, замечает автор, они часто рассматрива­ются в биомеханике (там же).

-Во-вторых, предмет в уровне пространственного поля выступает как "нечто такое, что можно взять, достать, положить, принести, за­бросить, засунуть, выхватить". В качестве примеров, когда предмет выступает на данном уровне в таком качестве, показывается поведение животных, для которых уровень действий или недоступен, или затруд­нен: курица бесплодно рвется к корму, находящемуся за решеткой, по кратчайшей прямой, т.е. реагирует на него в уровне пространственного поля; обезьяна, прежде чем произвести что-либо с предметом на уров­не действий (например, соорудить башню из ящиков или, поднявшись до применения орудия, взять палку, чтобы достать подвешенный вы­соко плод) будет некоторое время также бесплодно подпрыгивать к нему по прямой линии, действуя на уровне пространственного поля.

-В-третьих, к уровню пространственного поля причисляются и не­которые случаи манипулирования с предметом, которые "по первому взгляду прямо напрашиваются на причисление их к уровню дейст­вий" (С.162). Так, приводит пример автор, маленький ребенок, начи­нающий осмысливать деревянное разъемное яйцо как вещь, которую можно раскрыть, подходит к решению возникшей задачи на начальном этапе чисто геометрически: раз яйцо раскрывается в стороны, значит, и тянуть его половинки нужно прямо в стороны, что и предпринимается с большим напряжение сил, в результате чего половинки яйца и его содержимое зачастую разлетаются во всех направлениях. Движения ребенка "ведет геометрический образ раскрывающегося яйца, а не предметный опыт, который мог бы подсказать ... гораздо более надеж­ные приемы открывания, расходящиеся с этим геометрическим обра­зом (покачивание, откручивание и т.п.)". Только по достижению этого "можно будет говорить о том, что действие открывания переключи­лось на предметный уровень" (там же).

Таким образом, как видно из изложенного выше целый ряд случа­ев "общения с предметом" исключается из перечня движений, веду­щихся на уровне действий. К этим случаям, как уже отмечено, отно­сятся "в первую очередь движения хватки, не только простой пласти­ческой (держание яблока, кольца, ручки чемодана и т.п.), но и квали­фицированной хватки рабочего инструмента", а также "все те формы обращения, в которых предмет фигурирует как материальная точка в пространстве или ведет движение как геометрический образ" (С. 163). Именно "эти движения и расстраиваются при поражении соответст­вующих низовых уровней, в то время как при них всегда уцелевают те из движений предметного уровня D, в которых фоны пространственного ноля принимают лишь второстепенное участие" (там же). К по­следним относятся, например, движения одевания, умывания, утира­ния полотенцем и т.п.

Прежде чем дать перечень конкретных двигательных актов уров­ня действий Н.А. Бернштейн останавливается на общей характеристи­ке этих моторных действий, которые можно было бы назвать "праксиями".

-В первую очередь как на общую характерную черту для всех дви­жений в уровне предметного действия указывается на то, что они "представляют собой смысловые акты, т.е. это не столько движения, сколько уже элементарные поступки, определяемые смыслом постав­ленной задачи" (С. 163). Примером может служить ряд простейших предметных действий (надеть и застегнуть пальто, запечатать письмо в конверт, очинить карандаш и др.), каждое из которых представляет собой совокупность движений, направленных в целом на решение определенной смысловой задачи. В большинстве своем "эти действия строятся как сукцессивные цепи, белее или менее сложные по составу и имеющие в качестве связей между составляющими элементами не пространственные (кинетические, геометрические), а смысловые мо­тивы, не сводимые к простым перемещениям вещей в пространстве или преодолеванию сил" (там же).

-Другой характерной чертой действий на уровне D, в случае, когда они представляют собой цепной процесс, состоящий из "движений-звеньев", является наличие "ведущих движений-звеньев", реализую­щих существенные смысловые этапы действия, и "вспомогательных движений-звеньев", играющих второстепенную по смыслу, но нужную служебную роль. К таким вспомогательным движениям-звеньям отно­сятся различные ''возвратные холостые движения" при пилении, стро­гании, резании, штриховке и т.п. и "движения замаха" при ударных трудовых операциях, а также "самостоятельные сукцессивные звенья подсобного назначения" как то взять инструмент и отложить его по использовании, придвинуть вещь, придержать ее, смахнуть рабочие отходы и т.п.

-Следующим характерным признаком уровня действий является вариативность, которая здесь по сравнению с уровнем С, как отмеча­ет автор, идет дальше по пути возрастания ее приспособительных свойств, к чему ведет, по его мнению, "и локализация уровня действий в коре, принесшая с собой в нервную физиологию максимальные воз­можности переключаемости и экстемпоральности, и ведущая роль в данном уровне смысловой стороны более или менее сложных манипу­ляций с предметом", что проявляется в моторных актах этого уровня "новым и очень характерным образом" (С. 164). Это обнаруживается в том, что "даже в наиболее привычных, профессиональных, высокоав­томатизированных действиях в двух последовательных одинаковых операциях кряду не повторяются в точности ни номенклатура после­довательных звеньев цепи, ни их порядок, ни число повторений от­дельных звеньев. Здесь легко заменяются одни другими не только траектории или исполнительные органы (как на уровне С - ред. В.Д), но и целые звенья цепи, которая реализует данное действие" (там же). Для примера проявления вариативности двигательных актов на уровне действий приводится ситуация, в которой рабочему нужно было бы согнуть по длине вдвое узкую полоску жести. В этом случае, замечает автор, мастер попробует сделать сгиб руками или плоскогубцами, с помощью тисков или без них, постучит или не постучит по сгибу мо­лотком и т.п.

В связи с рассматриваемым качеством двигательных актов уровня D указывается на то, что "все имеющееся в предметном действии не от метрики, а от топологии ... по самой сути предполагает вариативность или индифферентность по адресу точной пространственной координа­ты" (С. 165). На фоне такой вариативности " неизменной и строго вы­держиваемой остается всегда только основная, результативная суть действия, и как раз во имя ее максимально строгого выдерживания все вспомогательные, фоновые компоненты лавируют и приспособляются в очень широких пределах" (там же).

Наконец, еще одна особенность движений в предметном уровне, тесно связанная со смысловой организацией пространства, представ­ляет собой признак, который, как отмечает автор, хотя и является не­гативным, но зато очень выразительным и часто хорошо пригодным "для распознавания движений предметного уровня и для уловления момента его онтогенетического вызревания над более ранним по гене-зу уровнем пространственного поля" (там же).

Описание характера данной особенности движений исходит из положения о том, что "дви­жение в предметном уровне ведет не пространственный, а смысловой образ, и двигательные компоненты цепей уровня действий диктуются и подбираются по смысловой сущности предмета и того, что должно быть проделано над ним" (там же).

Суть рассматриваемой особенности двигательных актов уровня действий состоит как раз в том, что "по­скольку ... эта смысловая сущность далеко не всегда совпадает с гео­метрической формой, с пространственно-кинематическими свойствами предмета, постольку среди движений-звеньев предметных действий вычленяется довольно высокий процент движений, ведущих не туда, куда непосредственно зовет пространственное восприятие и осмысление предмета" (там же), то это приводит к полному или частичному неуспеху в достижении нужного результата.

Среди примеров такого рода называется открывание подъемной крышки шкатулки посредст­вом прижатия ее книзу, извлечение винта путем его вращения, а не вытаскивания и ряд других. Это примеры "сукцессивных составляю­щих, ведущих "не туда", расходящихся с прямой геометрической логикой действия с предметом" (С. 166).

Таким образом, "в отношении к предмету смысл действия уровня D состоит ... не в его перемещениях, а в гораздо более разнообразных и сложных формах изменения окружающей действительности. ... Ору­дие, как и предмет, мыслимо и на уровнях ниже предметного ..., но "то новое, что вносится в движения предметным уровнем, состоит не столько в факте применения орудия, сколько в способе и задаче этого применения" (там же).

Определенные характерные черты присущи двигательным актам уровня действий и в отношении их двигательного состава, к рассмот­рению чего обращаемся ниже.

В этом плане внимание привлекает, прежде всего, такая характер­ная черта как "большая и специфическая упражняемостъ действий, их высокая автоматизируемостъ", результатом чего становятся явления, известные в литературе под названием высшие автоматизмы, пред­метные навыки, сноровки и т.л.

Несмотря на многочисленность сноро­вок, или высших автоматизмов, их свойственность различным быто­вым и профессиональным действиям "эти сноровки никогда сами по себе не являются предметными действиями, т.е. не содержат в себе определяющей смысловой компоненты" (С. 167). Это находит под­тверждение в случаях агностической и идеаторной апраксии, когда, как известно, автоматизмы могут полностью сохраняться, но без смы­слового управления приводят к абсурдным результатам. Показателен в этой связи авторский пример со старчески дементной больной, которая прекрасно вязала чулок с двенадцатью пятками. "Автоматизмы явля­ются- в предметном действии не смысловыми элементами, а техниче­скими средствами, и это уже доказывает, что сами по себе они организуюся где-то ниже предметного уровня" (там же).

Детальный анализ всевозможных высших автоматизмов как быто­вых, так и профессиональных, спортивных, военных и т.д. позволил Н..А. Бернштейну сделать убедительные выводы о том, что "каждый высший автоматизм обязательно носит явственные и неоспоримые черты одного из ... уровней построения, начиная от уровня С и далее книзу'' (С. 168); их координации, отмечает автор, включают то свойст­ва пространственного поля (например, удары молотком, движения с напильником и т.д.), то свойства уровня синергии (движения вязаль­ных спиц., смычка скрипача и т.д.), то даже свойства рубро-спинального уровня (хватка ручки инструмента и т.п.). Благодаря этим выводам становится возможным анализ уровневой принадлежности, который позволяет относить те или иные компоненты предметных действий в один из нижележащих, допредметных уровней.

Как правило "предметный уровень не находит... сноровок, или ав­томатизмов, в готовом виде в инвентаре нижележащих уровней и вы­нужден их специально вырабатывать для осваиваемых им дейст­вий" (С.169). Для такого рода автоматизмов характерным свойством, по мнению автора, является их "благоприобретенность".

Процесс выработки автоматизмов характеризуется рядом особен­ностей, связанных с их центрально-нервной структурой. Так, "Осваи­ваемый впервые двигательный элемент цепного предметного действия строится первоначально целиком из единичных сознательных произ­вольных компонент, реализуемых чаще всего через пирамидную эффекторную систему" (там же). На этой начальной стадии картина вы­рабатываемого автоматизма напоминает остатки аналогичного автома­тизма у премоторного апрактика; "движение разрознено, беспомощно и пробивается вперед только на костылях активного, сознательного внимания, часто сопровождаясь широкими иррадиациями эффекторного возбуждения, бесполезными сннкинезиями и т.д." (там же). По­степенно, если эффекторные приборы данного уровня функционируют нормально, "кортикальные афферентации начинают сменяться аффе-рентациями нижележащих уровней; мало-помалу увеличивают свой удельный вес экстрапирамидные слагающие; в движении образуются компоненты несознаваемые, непроизвольные и все более адекватные" (там же). В дальнейшем по мере овладения моторным навыком проис­ходит разгрузка активного внимания, "разгружается и ведущий уро­вень, который, - как указывает автор, - вместо всех решительно дета­лей движения оставляет за собой лишь те, которые существенно нуж­даются в его специфических афферентационных качествах. Движение автоматизируется" (там же). Таким образом представляется в целом психофизиологический механизм формирования двигательного навы­ка.

Исходя из анализа процесса выработки автоматизмов делается вывод о том, что "хотя сам по себе автоматизм не содержит ничего, кроме компонентов уровня пространственного поля и еще ниже лежа­щих уровней, и хотя в выработанном виде он и реализуется полностью на этих подчиненных уровнях, но в самих этих уровнях и в их ведущих афферентациях нет и не может быть мотивов ни к формированию,

ни к вызыванию ("экфории") тех двигательных и координационных комбинаций, которые мы относим к классу высших автоматиз­мов" (С. 169-170; выделено Н.Б.). И далее: "Все техническое, коорди­национное управление ими (высшими автоматизмами — ред. наша) осуществляется полностью на тех или иных низовых уровнях, но воз­никновение, выработка и отшлифовка этих комбинаций, а также пуск их в ход по мере надобности возможны не иначе, как по мотивам и побуждениям, исходящим из уровня действий" (С. 170).

Анализ высших автоматизмов вскрывает также "физиологиче­скую роль премоторных систем, разрушение которых приводит к общей деавтоматизации действий уровня D, к потере всякой возмож­ности как экфории, так и нового формирования высших автоматиз­мов" (С. 171). Делается предположение о том, что "в норме премоторные системы работают как своеобразные посредники <...>, устанавли­вающие и поддерживающие связь между кортикальными констелля­циями уровня действий, с одной стороны, и нижележащими уровнями построения - с другой" (там же). Премоторные поля "играют в системе уровня действий глубоко своеобразную роль эффектора особого рода. Выбытие их из строя разом лишает систему уровня действий выхода на эффекторную периферию по всем линиям" (там же). В связи со сказанным заметим, что как раз одной из причин, лежащих в основе затруднений в формировании моторных навыков у детей с особенно­стями развития, является, как известно, недостаточность именно пре­моторных отделов мозга.

Другой особенностью двигательного состава действий является вариативность. Если раньше, при анализе смысловой структуры дей­ствий автор отмечал "далеко идущую вариативность в их двигатель­ном составе, в комбинировании между собой отдельных двигательных элементов цепи, так сказать, - как он образно выразился, - в составле­нии слои из элементов - букв" (С.171-172), то теперь он указывает на "наличие вариативности и в самих по себе элементах двигательного состава - в самих буквах" (С. 172). Для иллюстрации проявлений дан­ной черты вариативности обратимся к одному из авторских примеров, которым показывается, что не только последовательность и число стежков иглой, но и сами по себе движения руки с иглой никогда в точности не повторяются. В этой связи отмечается, что отдельные двигательные элементы резко разнятся между собой по степени их внутренней вариативности: "один вслед за другим могут встречаться два элемента цепи, два автоматизма, один из которых стоек, как черты лица, другой изменчив, как его выражение" (там же). Здесь проявляется, по мнению автора, так называемая "вариативность вариативности".

Причин этого явления определяется следующим образом: "Каждый из этих фонов сложного цепного акта действия вариативен в меру того фонового уровня, на котором он построен " (там же; выделено Н.Б.). И далее поясняется, что "автоматизмы, представляющие собой коор­динационные комбинации на уровне синергии, вариативны в самой малой степени; реализуемые на уровне пространственного поля, обла­дают той максимальной степенью переключаемое™ и "пластичности", которая постоянно присуща этому уровню, и т.д." (там же).

Другая характерная черта вариативности двигательного состава действия связывается "с четко проступающим различием между пра­вой и левой рукой, с доминантной (ведущей) и субдоминантной сторо­ны тела и т.д." (там же). Отмечается, что это различие в моторике поч­ти или вовсе не заметно на все ниже лежащих уровнях и "только с субстратов уровня действий (D) начинается неравноценность правой и левой стороны. Здесь определяется доминантное полушарие, как пра­вило, то, в котором помещаются центры речи, и именно здесь вступает в силу заметное отставание одной стороны тела от другой и по ловко­сти движений, и по усвояемости навыков..." (С. 173). С данной особен­ностью связываются следующие факты. Испытуемому, которому на несколько секунд предъявляется неравнобокая геометрическая фигура, нетрудно запомнить ее и потом опознать на сводном листе среди дру­гих фигур, но очень трудно при этом бывает запомнить правую или левую ориентированность фигуры и не ошибиться в узнавании при наличии в таблице ее правого и левого варианта. Данный факт объясняетсся отсутствием различий между правой и левой сторонами лю­бых "геометрических конфигураций, доступных восприятию и графи­ческому воспроизведению на уровне пространственного поля" (там же). Вместе с тем "знаки, воспринимаемые в уровне действий, - буквы, цифры, шифровые значки, запоминаются и воспроизводятся с точным различием правых и левых вариантов и ... каждый без колебаний раз­личает наделенные смыслом знаки И и N, Я и R и т.д." Исключение составляют дети, у которых может наблюдаться недоразвитие уровня действий, что проявляется в зеркальном написании ими букв.

Прежде чем перейти к рассмотрению контингента двигательных актов уровня действий сообразно порядку анализа предыдущих уров­ней, обратимся вначале, следуя логике авторского изложения, к явле­ниям патологии, то есть к анализу тех клинических синдромов, кото­рые возникают в случае нарушения организации психомоторики на уровне действий.

Все многообразие клинических картин двигательных нарушений в уровне действий объединяется, как известно, под общим названием апраксий. хотя, по мнению Н.А. Бернштейна, эти нарушения "удачнее было бы назвать ... диспраксиями".

Обозначаемые в неврологической клинике термином "апраксия" негативные двигательные проявления при локализованных определен­ным образом кортикальных очагах поражений уже были рассмотрены нами подробно в предыдущих главах. Здесь же мы обращаемся к крат­кому обзору аналогичных нарушений, рассматривая их теперь вслед за автором через призму его уровневой теории построения движений, в частности применительно к уровню действий.

Для данных двигательных нарушений "характерно не только от­сутствие каких-либо стойких моторных выпадений - параличей, паре­зов и т.п., но и каких-либо стабильных расстройств координации в общеупотребительном значении этого слова.

При апрактическом на­рушении страдает не координация двигательного акта, а его реализа­ция" (С. 145, выделено Н.Б.). В этих случая при полном понимании больным сути и смысла двигательной задачи утрачивается "тот мостик, который ведет от восприятия задачи к ее двигательному решению. Апрактик не безрук, - замечает автор, - он только беспомощен" (там же). В пояснение данного замечания подчеркивается, что в отличие от атактика (больного с атаксией), у которого с распадом уровня про­странственного поля С не слушаются собственные руки, апрактику "покорны все органы, но он сам не умеет сделать посредством их ни­чего, что выходило бы за пределы элементарных двигательных комби­наций..." (там же). При этом атактик "безнадежно теряет способ­ность к приобретению или восстановлению умений и навыков, сколь­ко-нибудь превышающих эти элементарности" (там же, выделено на­ми - В.Д.), на что указывается и в соответствующих работах других авторов (см. Главы 2 и 3). Общая картина апраксических расстройств предстает таким образом, что "на фоне сохранности как активной под­вижности, так и элементарной кинетической управляемости моторной периферии, при отсутствии каких-либо грубых потерь в силе, скоро­сти, ^точности движений и т.п., налицо факт выпадения огромных контингентом двигательных актов и их усвояемости" (С. 145-146, выделено нами - В.Д.).

С опорой на рассмотренные выше понятия "смысловая структура" и "двигательный состав моторных актов" отмечается, что "болезнен­ные или травматические очаги в нижне-теменных отделах полушарий (с особенной выразительностью - в ведущем, обычно левом полуша­рии) влекут за собой нарушения в смысловой структуре сложных дви­гательных актов или действий, а очаги в премоторных полях — нару­шения в их двигательном составе" (С. 174; выделено Н.Б.). В связи с этим различием в локализации корковых поражений рассматриваются две группы расстройств апраксического характера.

Первая группа, включающая нижне-теменные синдромы, среди которых, как известно, выделяют агностическую, амнестическую и идеаторную формы апараксических расстройств, объединяется под общим названием сенсорных, или гностических, апраксий, тем самым оттеняется "их своеобразно афферентационный характер".

При названных разновидностях апраксий, которые впервые де­тально изучил Liepmann и которые рассматривались нами в предыду­щих главах, "поражается смысловая структура предметного действия"; к тому же они часто сопровождаются оптическими и слуховыми агно­зиями, алексией, сенсорной афазией и т.п. (см. раздел 1.4.2.) В связи с тем, что действия рассматриваемого уровня "представляют собой сложные смысловые цепи, сукцессивные последования движений, объединяемых общностью смысла и цели разрешаемой двигательной задачи" (там же), нарушения смысловой структуры при данных апраксиях представляют собой "смысловые искажения подобных цепей".

В этих случаях, либо происходит "полный распад общего плана движе­ния", либо при целостности этого плана в своих основных контурах наступают разнообразные нарушения в процессе его реализации, либо искажается состав звеньев в цепи (нарушение смыслового порядка их следования, выпадение отдельных звеньев или, напротив, включение лишних, не относящихся к делу, наконец, обрывы цепи до ее заверше­ния или "соскальзывание на смежные смысловые цепи и т.д.), что в целом "обессмысливает всю цепь".

Движения больных при этих фор­мах апраксий "не дискоординированы и не аморфны; они только пере­путаны и не адекватны смыслу действия" (С. 175). Подтверждением того, что здесь нарушается именно сам проект движения, а не техника исполнения его деталей, является более успешное выполнение боль­ным цепных действий по подражанию вслед за предварительным по­казом, чем спонтанное (самопроизвольное). Это явление объясняется тем, что в данном случае больной получает подсказку относительно "номенклатуры и последовательности двигательных звеньев цепи, а реализация каждого из них самого по себе у него не нарушена в силу интактности двигательного состава его действий" (там же).

Основываясь на положениях собственной теории, Н.А. Бернштейн дает научное обоснование луриевского классификационного подразде­ления сенсорных апраксий, которое, по его мнению "базируется на том, какими именно фонами оснащенные двигательные акты преиму­щественно и избирательно страдают при данной форме поражения", когда, как подчеркивает автор, "избирательно задеваются связи субсфатов уровня действий с субстратами тех или иных различных низо­вых уровней" (там же).

Так, обозначенная А.Р. Лурия "апраксия позы" возникает при нарушении связей с уровнем синергии,

"апраксия про­странства" - при разрыве с уровнем пространственного поля, а "апрак­сия в узком смысле слова", характеризуемая "преимущественно непо­рядками в символических или связанных с гнозисом отправлениях", обусловлена нарушениями в самих субстратах уровня действий: в данном случае, как было уже отмечено, в нижне-теменных отделах коры

Вторая группа апраксических расстройств с локализацией пора­жения в премоторных полях, которая, как известно, включает в себя также несколько разновидностей объединяется под общим названием кинетических, или премоторных, апраксий.

Премоторные синдромы представляют собой "нарушения в про­текании двигательного состава действия при сохранности всей осно­вы его смысловой структуры" (С. 176). У премоторного больного на­рушены, как и у сенсорного апрактика, "механизмы реализации дейст­вия", но совершенно по другому. Ссылаясь на Клейста, Н.А. Бернштейн указывает, что "в противоположность сенсорной апраксии последовательность звеньев данного действия остается целой, но выполнение отдельных звеньев оказывается дефектным" (там же). В этиx случаях сложные предметные действия в отличие от идеаторной апраксий нарушаются меньше, поскольку "общий контур, или проект, движения остается для больного ясным, а в замену расстроив­шихся частных координации он еще сохраняет возможность пойти обходным компенсационным путем, руководствуясь смыслом и целью предпринятого акта" (С. 177).

Особенности двигательных нарушений при премоторном синдро­ме, состоя г в том, чю премоторный больной в состоянии спроектиро­вать двигательный состав действия, даже наметить и расписать "пар­титуру движения", но он беспомощен в осуществлении его элементов. В норме, как известно, во всяком движении психологически пассивные элементы чередуются с активными: опускание руки после выполнения поднятия, отпускание кнопки после нажатия на нее и т.п. У премотор­ного же больного все элементы одинаково активны и требуют от него "особого акта внимания и особого изъявления воли". Таким образом, движение, имеющее в норме характер "единого замкнутого акта, включающего в себя и активную и пассивную часть", превращается "в последовательный акт не слитых, сплошь активных перемещений, из плавного делается толчкообразным, скандированным, похожим на гимнастические движения по команде" (С. 178). В этом случае "единая "кинетическая мелодия" привычного движения, в норме текущая ав­томатически, превращается в серии единичных, деавтоматизированных актов" (там же). Подробный анализ двигательных нарушений при премоторном синдроме по работам А.Р. Лурия, Г.И. Полякова и дру­гих авторов был уже представлен нами в соответствующих разделах второй и третьей глав, здесь же остановимся лишь на основных автор­ских положениях по рассматриваему вопросу.

Важнейший из признаков премоторной апраксии, определяющий характер нарушения в протекании двигательного состава действия, состоит "в глубоком распаде двигательных навыков, т.е. в деавтоматизации смысловых или предметных цепей" (там же). При данной форме апраксии, на что указывал еще Н. Jackson, "выпадают не эле­ментарные, подкорковые автоматизмы ..., а высшие кортикальные автоматизмы, т.е. механизмы осуществления сложного действия по единой динамической схеме" (там же).

В предметной деятельности премоторного апрактика резко деав-томатизируются, становятся неуклюжими при выполнении все те мо­торные действия, которые в обыденной жизнедеятельности произво­дятся автоматизированно, как бы само собой (одевание, застегивание пуговиц, причесывание волос и т.п.); также безвозвратно утрачиваются тонкие профессиональные навыки, которые не в состоянии восстано­вить даже упорно длящиеся месяцами упражнения. Премоторный апрактик "теряет возможность фактической реализации разверстки ком­понент движений по фоновым уровням" (там же), в чем собственно и заключается "самый стержень постигшей его деавтоматизации".

С точки зрения рассматриваемой бернштейновской концепции построения движений, под автоматизацией понимается "переключение тех или иных структурных компонент двигательного акта на нижеле­жащие, в данный момент не осознаваемые уровни, что связано и с переключением этих компонент на другие афферентации" (С.178-179). Исходя из этого, деавтоматизация, "это потеря возможности фоново­го использования того низового уровня, на который были переключе­ны те или другие компоненты движения" (С. 179). И такая потеря "мо­жет быть обусловлена либо распадом самого низового уровня, либо же нарушением функциональной связи между анатомическими субстра­тами ведущего уровня и того низового, о котором идет речь" (там же). Обе эти формы деавтоматизации могут наблюдаться не только по от­ношению к уровню действий, но и к более низким уровням.

В качестве примера первой формы деавтоматизации автор назы­вает разрушение скорописи при паркинсонизме, ко второй разновид­ности деавтоматизацин он относит встречающийся при этом же заболевании синдром, при котором теряется возможность спонтанной ходьбы по неразмеченной поверхности. (Основная симптоматика пар­кинсонизма представлена в первом разделе третьей главы).

В завершение рассмотрения премоторных апраксических рас­стройств еще раз отмечается, что у премоторного больного сохраняют­ся "все возможности проектировки двигательного состава действия ., но только средства реализовать запроектированную фоно­вую разверстку у него парализованы" (С. 181). На этом основании ав­тором делаются выводы о характере влияния указанных обстоятельств на организацию психомоторных актов у премоторного апрактика. Исходя из значимости этих выводов приводим их почти дословно.

"Во-первых, это лишает больного всех низовых перешифровок, обеспечивающих в норме и метрику движений, и их ритмизацию, и смену иннервации и денервации и т.п., отсюда напряженная скандированность его движений, чтение их по складам, ... Во-вторых, это лиша­ет больного существеннейшего свойства автоматизмов - их бессозна­тельной регулируемости и ведет к тому, что каждая мелочь в движе­нии тpe6yeт от него и направленного внимания, и отдельного акта воли. В-третьих же, ... это губит все приобретенные им в предшест­вующей жизни уменья и навыки; гибнут-то здесь даже не сами эти координационные формы, а только их доступность для экфории; утра­чивается и всякая возможность выработки новых" (там же).

В завершение рассмотрения уровня действий обратимся к схема­тичному описанию обширного многообразия двигательных актов, выполняемых на этом уровне в норме, и для классификации которых, как замечает Н.А Бернштейн, трудно найти убедительные принципы. Сложность сведения актов этого уровня в таблицу связана, но мнению автора, со значительным разнообразием "как смысловых структур, так и двигательных составов, как точек приложения по существу, так и видов внешнего кинетического оформления" моторных дейст­вий (С.182) Все же автор находит возможным систематизировать исключительное многообразие двигательных актов уровня действий благодаря его характерологической особенности: богатству разнород­ных фоновых сmpукmyp, что и явилось, по его определению, ведущим признаком для данной классификации.

Ниже мы приводим группы двигательных актов с их обозначени­ем и названием, данными Н.А. Бернштейном, сопровождая каждую из групп некоторыми авторскими примерами соответственных действий из области производства, бытовой сферы, спортивных занятий и игр.

Гpуnna 1 Двигательные акты со сравнительно малым участием технических фонов (высших автоматизмов).

В эту группу входят предметные ориентировочные движения: ощупывание, разглядывание, примеривание, сравнивание, выбирание и т.п. Сюда же относятся предметные действия "новичка" и компенса­ционные действия премоторных апрактиков.

К этой группе причисля­ются и многие цепи из тех, которые "можно бы по аналогии с соответ­ственной группой из уровня С назвать топологическим манипулирова­нием с пространством" (С. 182): изображение на бумаге заданной фи­гуры или значка; схематическое рисование не умеющего рисовать; устанавливание предмета, насыпание, наливание, открывание коробок я т.п. Сюда же включаются элементарные движения типа отстукива­ния ритма и т.п. Именно из этой "общечеловеческой" группы предмет­ных действий, не требующих специальных навыков, легче всего, по мнению автора, находить материал для диагностических проб на боль­ных.

Группа II. Акты с преобладанием фонового участия верхнего по­дуровня пространственного nоля С2.

Сюда относятся "действия, тех­нические фоны и навыки которых тесно связаны с точностью, метричностью движений, значимостью оптического контроля" (С. 183): чер­чение, гравирование, сборка механизмов и т.п.; операции токаря, хи­рурга, часовщика и т.д. Из бытовых движений в эту группу включают­ся: вдевание нитки в иголку, накапывание лекарств, заточку каранда­ша; а из игровых манипуляций - действия с головоломками типа зака­тывания шариков по местам в застекленной коробочке, карточные домики, устанавливание малоустойчивых фигурок в равновесии и т.п..; спортивные движения не включаются.

Группа 111. Акты с преобладанием фонового участия верхнего по­дуровня пространственного поля CI.

Из производственных действий в эту группу входят: движения водителя, машиниста, кузнеца, прачки и т.п. Из бытовых операций называются следующие: глажение утюгом, причесывание, бритье, зашнуровывание обуви, перелистывание стра­ниц, раскатывание теста, закуривание и т.п. Из гимнастических и иг­ровых движений: влезание по лестнице или на дерево, балансирование предметами при неустойчивом равновесии и т.д. Все двигательные акты этой группы, содержат, по мнению автора, в какой-то степени вторичные фоны из уровня синергии.

Группа IV. Акты с преобладающим фоновым участием уровня си­нергии. Из производственных действий в данную группу включаются: работа косца, землекопа, пряхи; работа, связанная с кручением руко­ятей (лебедка, колодезь и т.п.); а также многие конвейерные операции. Из бытовых действий: вязание на спицах, завязывание узлов, наматы­вание ниток, намыливание и мытье тела, заплетание косы, надевание одежды. Из спортивно-игровых движений: французская борьба, дзюдо; в некоторой мере — прыжок с шестом.

Группа V. Акты с необходимым фоновым участием как уровня пространственного поля, так и уровня синергии. Среди действий этой группы значатся, прежде всего, "письмо и речедвигателъный процесс" Сюда также относятся: действия матроса на парусном судне, операции рабочего прокатного стана, закройщика, наборщика типографии, вы­сокоспециализированные навыки рабочих других специальностей. Из бытовых процессов: шитье, вышивание, чистка овощей и фруктов и т.д. Из спортивно-игровых движений: фехтование, стрельба из лука, метание спортивных и охотничьих снарядов; многое из действий спортсменов горного и горнолыжного спорта, джигитовка и т.п.

Группа VI. Акт с преобладанием фонового участия рубро-спинального уровня А, фоны которого обязательно присутствуют во всех действиях, ведущихся на уровне D. Здесь же, судя по названию, выделяется особая группа, в которую включаются следующие мотор­ные акты: катание пилюль, некоторые массажные движения; vibrato левой руки скрипача; обмахивание веером; ряд производственных хваток и фиксаций.

Обратимся, наконец, к уровням построения движений, которые лежат выше уровня действий и которые отнесены Н.А. Бернштейном к группе Е.

Существование целого ряда "высших интеллектуальных двига­тельных актов", не нашедших места в координационном уровне дейст­вий, свидетельствует, по заключению Н.А. Бернштейна, о наличии "в инвентаре человеческих координации одного или нескольких уровней, иерархически более высоких, нежели уровень D"(C.185). К таким актам относятся символические или условные смысловые действия. В первую очередь сюда включаются "не технически-исполнительные, а ведущие в смысловом отношении координации речи и письма (имею­щие место уже в уровне D: см. выше: Группа V. - В.Д.); двигательные цепи, обьединяемые не предметом, а мнестической схемой, отвлечен­ным заданием или замыслом и т.д., например, художественное испол­нение, музыкальное или хореографическое; движения, изображающие предметное действие при отсутствии реального объекта этого дейст­вия" (там же), а также ряд других предметных действий.

Для доказательства наличия "высших координационных уровней" автор обращается к анализу двигательного состава особенно сложных и "интеллектуализированных актов поведения" из числа указанных выше. Данный анализ позволил ему установить в исследуемых двига­тельных актах "наличие большого числа иерархически наслоенных этажей, или, что сводится к тому же самому, наличию иерархически наслоенных одна на другую координационных перешифровок в боль­шем количестве, нежели число насчитываемых ... уровней до предмет­ного включительно" (С. 185-186).

Убедителен в этой связи авторский пример анализа акта письма, который является весьма показательным для рассматриваемого явления и представляет, на наш взгляд, несо­мненный интерес.

В акте письма наличествуют:

"уровень синергии, задающий ос­новную колебательную силу скорописи;

уровень пространственного поля С, обеспечивающий адаптацию движения пера к поверхности бумаги и соблюдение геометрических особенностей почерка при до­пущении пластической вариативности величины букв, положение листа, позы пишущего и т.д.;

наконец, уровень действий D, опреде­ляющий топологические особенности почерка, верховно управляющий высшим автоматизмом скорописи и осуществляющий правильные алфавитные начертания букв..." (С. 186).

Над всеми названными уров­нями или перешифровками, по убеждению автора, остаются еще по меньшей мере две перешифровки, не нашедшие места в уже рассмот­ренных выше уровнях.

"Во-первых, идя снизу вверх, это будет пере­шифровка фонетическая и грамматическая..., т.е. перевод фонетиче­ского образа речевого звука на язык азбучного (графического — В.Д.) начертания, и перевод фонетического образа слова на язык граммати­чески верного буквенного подбора...: "счетчик", когда звучит "щоччик", ... и т.п.

Во-вторых, это будет перешифровка смысловая, т.е. превращение зерна мысли или фразы на знакомом, но не родном язы­ке, или высказывания, помнящегося лишь по его общему смыслу, и т.д., в звуковой и, далее, графический образ слов", которые замышле­ны для написания (там же).

Еще более отчетливо данное явление на­блюдается при написании чисел, где "над фонетической перешифров­кой ("три" - "3", "двести" - "200") стоит еще смысловая или арифмо-грамматическая перешифровка ("триста семь" - 307, а не 300 - 7; "ein-undzwanzig" - 21, а не 1 — 20; ... и т.д.)", под каждой из которых усмат­ривается "свой особый уровень построения".

Кроме того, доказатель­ством наличия уровней, лежащих выше уровня действий, являются, по мнению автора, патологические признаки, особенно при персевераци­ях, которые, проявляясь в ряде случае по разному, как раз указывают "на раздельные уровни, лежащие выше уровня D".

Так, приводится пример, когда больной с поражением в предметном уровне способный писать по заданию, но склонный к персеверациям, воспроизводил цифру 8 в виде "клубка восьмерок по одному месту", то это определя­лось как "персеверация в высших автоматизмах уровня действий", то есть больной персеверирует в уровнях В или Cl, если же этот больной воспроизводил ту же цифру в виде "бесконечной серии восьмерок: 8 8 8 8 ...", то это трактовалось уже как "персеверация в смысловой схеме самого уровня D" (выделено нами - В.Д.). В данном случае разные уровни дают на одно и то же задание совершенно различные персеве­рации.

Аналогичным образом сравнивается другая пара персевераций. Так, предыдущий больной на задание написать цифру 120 пишет 122222..., т.е., на втором звене правильно начатого действия возникает персеверация второго из указанных выше типов, однако другой боль­ной на такое же задание дает другую персеверацию: 120 120 120... . Анализ описанных клинических фактов приводит к заключению, что переход от одной персеверации к другой в первой сравниваемой паре аналогичен переходу от 122222... к 120 120 120... в другом случае, "и если там nor переход был связан с повышением персеверации на один уровневый этаж, то ... есть все основания ожидать и здесь (во второй сравниваемой паре - В.Д.) подобного же соотношения" (С. 187), из чего делался вывод о наличии во втором случае более сложного и высокого типа персеверации, говорящего за то, что "здесь затронута перешифровка, стоящая выше уровня D".

Такой же вывод делается и в отношении больного, который вышеуказанное задание выполняет так "10020", чем "уже без персеверационных явлений обнаруживает раз­рушение в той области, где должна в норме совершаться арифмо-грамматическая перешифровка, и этим подтверждает действительное существование такой области" (с.187-188), под которой, надо пони­мать, имеются в виду уровни, лежащие выше уровня действий D. В подтверждение этого вывода приводятся и другие доказательные при­меры

Таким образом, множественные факты: "и существование двига­тельных актов, не укладывающихся в рамки уровня D, и многоярусные перешифровки, замечаемые в норме, и многоэтажные выпадения или персеверации, наблюдающиеся в патологии", - дали автору основание говорить "в пользу существования по меньшей мере еще одного уров­ня, доминирующего над уровнем действий D, а вероятнее, - как пред­полагает исследователь, - еще нескольких подобных уровней" (С. 188). Объединение этих уровней в одну группу Е объясняется недостаточ­ностью экспериментального материала этой направленности, в связи с чем дается характеристика этой группы в самых общих чертах, отме­чается невозможность "конкретизировать ни ее ведущих афферентаций, ни кортикальной локализации (кроме только явно существенных для ее эффекторики лобных долей полушарий, в частности, полей 9 и 10 Brodmann)"(C.189).

Несмотря на указанные выше трудности Н.А. Бернштейн все-таки обосновывает положение о том, что в группе Е имеют место действи­тельно координационные уровни, а не только чисто психологические надстройки, т. е. что двигательные акты, относящиеся к этой группе, представляют собой "настоящие целостные координации с особыми качествами". В пользу этого положения приводится ряд аргументов.

Первый аргумент вытекает из проведенного анализа структуры двигательных актов уровня действий и функций премоторной систе­мы, благодаря которому доказана "возможность координационного управления двигательными процессами "сверху вниз"" и установлено, что "высшие автоматизмы этого уровня не являются ни в какой мере суммами движений уровней В и С, а представляют собой совершенно особые координационные комбинации, управляемые по специфиче­ским директивам предметного уровня, через его собственный эффекторный выход — премоторные поля" (там же). "... эти "высшие автома­тизмы" текут в силу своей автоматизированное™ ниже порога созна­ния, всегда пребывающего в ведущем в данный момент уровне" (там же).

Из этого анализа заключается, что если возникают целостные предметные действия или цепь таких действий, текущих автоматизи­рование и бессознательно и приводящих при этом "к смысловому результату, возвышающемуся над возможностями самого предметного уровня", то это как раз и будет выступать как "проявление аналогич­ного координационного процесса, локализованного на одну уровневую ступень выше процессов уровня действий" (С. 189-190).

К таким явле­ниям, прежде всего, следует причислить движения, обеспечивающие процессы речи и письма

Второй аргумент выстраивается на аналогии речедвигательного процесса с высшими автоматизмами и с опорой на положение о том, что "речедвигательный процесс представляет собой координацию, текущую на уровне действий, с техническими фонами во всех ниже­лежащих уровнях" (С.190). Данное положение доказывается "и близ­ким клиническим сродством между моторными афазиями и апраксия-ми премоторной группы, и близостью, локальной и иннервационной, между премоторными полями коры и речедвигательным полем Вгоса, и схемно-топологическим характером построения речедвигательных отправлений, и наличием в них черт, совершенно аналогичных почер­ку, - произношения или акцента, т.е. качественной манеры, не нару­шающейся при изменениях метрической стороны речи (громкости, быстроты, высоты тона голоса)" (там же). Это доказывается также "ясно выраженной монопольной смысловой связью их (речедвигательного процесса и уровня действий - В.Д.) с предметом на некоторых ранних стадиях онтогенетического развития речи" (там же).

В логике доказательных рассуждений отмечается: "Называние предмета, так же как написание буквы или списывание слова, строится в уровне пред­метного действия D" (там же). Однако в том случае, когда указанные выше полностью принадлежащие предметному уровню координации встречаются "в служебной, подчиненной, роли в бессознательном или автоматическом протекании и в таких цепных синтезах, которые в целом не могут быть мотивированными предметным уровнем" (там же), то есть встречаются в смысловой связной речи или таком же письме, имеется "очень много оснований признать управляющие ими (указанными координациями — В.Д.) механизмы за особый координа­ционный уровень в точном смысле этого слова" (там же).

Третий аргумент в защиту уровня Е исходит из установленного факта, что "движения, из которых построены автоматизмы уровня действий, несмотря на то, что координируются всегда в уровнях ниже его, тем не менее, представляют собой такие двигательные формы и комбинации, которые не могли бы возникнуть в своих уровнях сами по себе" (там же), поскольку в этих уровнях отсутствуют мотивы к фор­мированию подобных двигательных актов. Совершенно так же из рас­суждения по аналогии вытекает, если в предметном уровне имеются "достаточные мотивы к возникновению речевого называния воспри­нимаемого конкретного предмета, то как для появления более высоко­организованных семантических (словесных) форм (глаголы, числи­тельные, союзы и т.д.), гак и ... высших грамматических форм (склоне­ние, спряжение, синтаксическое построение речи) в предметном уров­не мотивов нет и быть не может" (С. 191). Из этого следует заключе­ние, ч го "управление речью с того момента, как оно переходит от уровня 1) к более высокой уровневой группе Е", оно "создает на этом последнем уровне новые формы - и семантические, и грамматические, столь же речедвигательные, как и наименования конкретно восприни­маемых предметов, столь же полно координационно связанные с уров­нем D, но генетически совершенно чуждые ему" (там же).

Далее анализируется и ряд других случаев возникновения особых координации уровня действий, протекающих под контролем более высокого уровня, к которым относятся, прежде всего, некоторые фор­мы координации музыкального исполнения (например, "координации смычка ". движения рук пианиста).

В завершение приводится еще ряд доводов в пользу самостоя­тельного существования системы Е как особой координационной группы.

-Во-первых, "существование автоматизмов, управляемых и мотивационно, и коррекционно из уровней, расположенных выше предмет­ного ..., явно свидетельствует о том, что эти верховные уровни не только создают особые психологические надстройки для мотивации движений, но и имеют на эти последние несомненное прямо коррекционное влияние" (С. 193).

-Во-вторых, "с этими верховными уровнями связаны перешифров­ки и патологические персеверации, не умещающиеся в более низких уровнях построения", что убедительно говорит в пользу самостоятель­ности этих уровней, имеющих свои особые координационные меха­низмы.

-В-третьих, данная группа Е имеет и "свои качественно особые выпадения", которые по близкой аналогии с уровнем действий D раз­биваются на два класса. К первому из них относится группа клиниче­ских нарушений, которые в свое время Monakow объединил под на­званием асемических расстройств, включив в них сензорные афазию, алексию, асимболию, амузию и т.д., т.е. соответственно утрату смы­словой речи, чтения, запаса слов, способности к музыкальному вос­приятию и т.д.

Все указанные виды выпадений объединяет общий при­знак: потеря в той или иной области "смысловых (уже не предметных) мотивов", что приближает их по характеру к выпадениям в афферент­ном поле по типу сензорных апраксий, о которых речь шла выше при рассмотрении уровня действий, а также в первой главе (см. раздел 1.4.2.). Ко второму классу выпадений относятся расстройства, которые дают "лобный синдром" "с определяющей его разрозненностью пове­дения, утерей связи между сделанным и тем, что предстоит сделать, распадом соответствия между ситуацией и действованием и т.д., т.е. синдром с эффекторным обликом выпадения" (там же). Подробно "лобный синдром" рассмотрен нами в третьей главе (см. раздел 3.3.). Оба класса выпадений вызываются поражением головного мозга в иных по локализации отделах по сравнению с поражениями, дающими апраксические расстройства, и представляют собой двигательные на­рушения отличные от апраксий.

Относительно классификации двигательных актов "верховной уровневой группы Е" автор не предпринимает какой-либо попытки, замечая по этому поводу, что "слишком велик риск впасть в ошибку, относя к числу актов, координируемых этой уровневой группой, и движения, только мотивируемые ею, но почти, наверное, строящиеся координационно полностью на нижележащих уровнях с D включи­тельно" (С.194).

По мнению Н.А. Бернштейна, с полной уверенностью к координациям верховной группы можно лишь отнести:

"1) все раз­новидности речи и письменности (устная речь, пальцевая речь глухо­немых, морзирование, сигнализация флажками и т.п.; письмо от руки, машинопись, -стенография, работа на буквопечатающем телеграфе и наборных машинах и т.п.) и

2) музыкальное, театральное и хореогра­фическое исполнение" (там же).

Для упорядочения и систематизации представлений об уровнях построения движений, изложенных в данной главе на основе уровневой теорией Н.А. Бернштейна, нами предпринята попытка свести ос­новные характеристики всех уровней в единую таблицу с рубрикация­ми в соответствии с разделами авторского плана рассмотрения каждо­го из уровней, обозначенными в начале этой главы.