Раздел I. Становление и развитие на беларуси системы социальной помощи детям (х – начало хх в.)

Глава 1. Эволюция детского призрения: благотворительные организации и заведения, воспитательные дома, приюты, ясли

К началу ХХ в. на Беларуси сложилась стройная (пусть и с недостатками) система социальной помощи детям, охватывающая значительный даже по современным меркам процент обездоленных детей и подростков. По идеологическим соображениям этот факт длительное время замалчивался советской историко-педагогической наукой. Считалось, что единственно верный путь решения социальных проблем нуждающихся слоев населения проходит лишь в рамках государственной системы социального обеспечения. То, что это не совсем так, мы постараемся обосновать в этом и последующих очерках по истории социальной работы с детьми на Беларуси.

По данным 1-й Всероссийской переписи населения 1897 г., из 6 млн. 380 тыс. человек, населяющих Виленскую, Витебскую, Гродненскую, Минскую и Могилевскую губернии, территория которых примерно соответствует границам современной Беларуси, дети в возрасте до 15 лет составляли более 43% населения, что в таком же соотношении почти на 18% больше , чем в настоящее время. Подавляющее большинство из них проживало в сельской местности [2, 57-61].

Для организации благотворительной помощи нуждающимся детям первоначально в губернских городах, а затем и в большинстве уездов Беларуси создавались и плодотворно работали многочисленные учреждения общественного призрения. Наиболее быстрый рост их числа наблюдался в последней четверти ХIХ - начале ХХ в. И это не случайно.

Система централизованного государственного призрения, в основном сложившаяся на территории Российской империи во времена Екатерины II в виде приказов общественного призрения в центре и в губерниях, к середине ХIХ в. уже не справлялась с удовлетворением все возрастающих потребностей населения в социальной помощи. В таком непростом и тонком деле, каким является помощь обездоленным детям, которая все более стала выступать как волюнтаристско-административная система социализации, получившая свое гипертрофированное завершение уже в годы советской власти, особенно сказывался бюрократизм государственной машины управления.

Еще в первой четверти ХIХ в. при Николае I были введены жесткие правила приема и содержания детей в приютах, воспитательных домах и т. д., которые, по оценке современников, “превосходят всякую меру” [3, т. 1, 75]. “Призрение бедных и больных в заведениях приказов было в высшей степени неудовлетворительно. Особенно страдали незаконнорожденные дети”,  свидетельствуют авторы солидного статистического сборника “Благотворительность в России”, изданного Ведомством учреждений императрицы Марии в начале ХХ в. [3, т. 1, 75].

Сама жизнь требовала активного участия широкой общественности , в первую очередь людей богатых и влиятельных, в организации социальной помощи детям. Особенно благоприятные условия для такой деятельности, для создания благотворительных общественных учреждений сложились после демократических реформ в России 60-х годов Х1Х в., когда идеология и практика помощи стала строиться не только исходя из нормативных требований государства, но и из видения этих проблем с позиций собственно общественного призрения^*.

К благотворительным учреждениям в те времена относили благотворительные общества и благотворительные заведения. Благотворительные общества представляли собой “добровольные союзы людей или учреждений, объединенных общей целью помощи нуждающимся в той или иной форме” [3, т. 1, 169]. В зависимости от характера деятельности и вида оказываемой помощи все общества условно подразделяли: на (1) общества так называемого “смешанного типа”, оказывающие поддержку как взрослым, так и детям в самых разнообразных формах (деньгами, вещами, продуктами, содержанием воспитательных домов, приютов и т.п. ); (2) общества, созданные для оказания благотворительной помощи “в какой-либо одной или нескольких формах (помощь деньгами или продуктами, вещами и т.д.)”; (3) общества, целью которых являлась “организация и содержание какого-либо одного или нескольких благотворительных заведений” (детских приютов, богаделен, бесплатных или дешевых столовых и т.д.) [3, т. 1, 170].

Кроме того, общества благотворительной помощи, исходя уже из другого принципа и основываясь на отечественном и зарубежном опыте групповой и индивидуальной социальной работы, делили на 3 большие группы. Это общества, оказывающие помощь: а) в закрытых формах (в рамках благотворительных заведений); б) в открытых формах (вне благотворительных заведений); в) в смешанных формах  т. е. оказывающие помощь как в “открытых”, так и в “закрытых” формах общественного призрения. В Российской империи преобладали общества первой группы [3, т. 1, 176]. Однако уже в начале ХХ в. на первый план стали выходить “открытые” и "смешанные" формы призрения.

Авторские подсчеты показывают, что в 1899 г. на Беларуси успешно действовали 257 благотворительных обществ, из которых 32,7% находились в губернских городах и 67,3%  в уездах. По губерниям благотворительные общества распределялись следующим образом: Виленская  43, Витебская  55, Гродненская  50, Минская  53, Могилевская  56 обществ. Наиболее крупные и влиятельные из них, призревающие значительное количество нуждающихся, находились в Вильно и Могилеве. 21,2% обществ в той или иной форме оказывали помощь детям. Такое превышение количества “взрослых” обществ над “детскими” было характерно и для России, и для Запада, что вполне соответствовало состоянию общественных потребностей, уровню развития социальной помощи нуждающимся, а процент благотворительных обществ, оказывающих помощь детям на Беларуси, был даже несколько выше, чем в большинстве губерний империи.

К основным особенностям развития детской благотворительности, как, впрочем, и всего благотворительного движения на Беларуси во второй половине Х1Х в., можно отнести следующее. Во-первых, более высокий уровень сдерживания благотворительных начинаний белорусской общественности со стороны центральных и местных властных структур, чем в целом по России. Это было связано с наступившим после подавления восстания 1863 г. периодом репрессий и насильственной русификацией коренного населения. Искусственно создавались препятствия на пути проявления доброй воли, в первую очередь, частных благотворителей-католиков, неправославных общественных организаций, многочисленных религиозных конфессий.^* Во-вторых, активное участие в благотворительной деятельности на Беларуси представителей прогрессивной общественности из Петербурга и Москвы, российских квазигосударственных благотворительных организаций, православной церкви, придавало ей дополнительный импульс, несколько уравновешивало противодействие со стороны бюрократических органов и позволяло белорусской благотворительности развиваться в соответствии с достижениями в этой области.

Зависимость белорусских благотворительных обществ, филантропов и меценатов от российской бюрократии проявлялась в том, что на Беларуси дольше, чем в центральных губерниях империи, сохранялись правила регистрации благотворительных обществ только с “высочайшего позволения”, а затем, после введения новых “упрощенных” правил, осуществлялся более строгий надзор за их выполнением. Правления обществ должны были “непосредственно или через губернаторов доставлять министерству внутренних дел о действиях своих по предмету благотворительности, капиталах, доходах, расходах, имуществах, заведениях и призреваемых в оных” [3, т. 1, 76]. Губернаторам лично предписывалось регулярно проверять ведение канцелярских и иных дел обществ, “побуждая их к исполнению закона особыми предписаниями посредством губернских правлений” [3, т. 1, 76].

Устав каждого общества, перед тем как быть утвержденным Министерством внутренних дел, должен был пройти согласование в ряде других министерств. Только в конце столетия, с некоторым ослаблением реакции и с опубликованием “Нормальных и примерных уставов некоторых наиболее распространенных типов благотворительных обществ”, правительство разрешило утверждать новые общества непосредственно губернаторам.

В соответствии с типовыми уставами, высшим органом благотворительного общества, который решал все важнейшие дела, было общее собрание его членов, собираемое не реже одного раза в год. Для решения текущих задач общее собрание избирало правление (комитет, совет) общества и ревизионную комиссию. Правление, в свою очередь, избирало председателя, его заместителя (“товарища”), казначея и секретаря, а нередко и попечителя (попечительницу) для надзора за состоянием дел в попечительствах и благотворительных заведениях общества.

Обычно в состав правлений обществ входили наиболее влиятельные в данной местности лица. Несколько специфичным был утвержденный императором состав открытого в 1901 г. Брест-Литовского крепостного попечительства детских приютов: председатель попечительства  комендант крепости, товарищ председателя  супруга коменданта, действительные члены  начальник штаба крепости, начальник крепостного инженерного управления, командир крепостной артиллерии, главный врач госпиталя, настоятель крепостного собора, командиры трех крепостных батальонов, крепостной интендант, попечительница и директор крепостного приюта, казначей и делопроизводитель попечительства [14, 2-3].

Средства обществ составлялись обычно из пожертвований (иногда до 100%), членских взносов, временных или постоянных субсидий от различных государственных и иных учреждений, органов городского (а позднее и земского) самоуправления, доходов от спектаклей, концертов и других “увеселительных мероприятий”, иногда  лотерей и т.д.

Подавляющее большинство благотворительных обществ содержали какие-либо благотворительные заведения, которые, по определению Мариинского ведомства, “служат для непосредственного удовлетворения тех или других потребностей нуждающегося населения в стенах заведения, находящегося там постоянно или временно, или пользуется услугами эпизодически” [3, т. 1, 169]. Заведения разрешалось учреждать благотворительным обществам, частным лицам, сословным и городским негосударственным организациям и государственным органам.

Благотворительные заведения, оказывающие помощь детям, условно делились на три подгруппы: “1) заведения для призрения и воспитания несовершеннолетних (воспитательные и сиротские дома, приюты, ясли и ясли-приюты, приюты исправительно-воспитательные, приюты для детей-калек, слабоумных и паралитиков, земледельческие колонии и т.д.); 2) заведения дешевого и бесплатного обучения (общеобразовательные школы и училища, приготовительные классы, училища ремесленные, профессиональные, рукодельные, технические, рисовальные, врачебные для глухонемых, слепых и т.д.); 3) заведения лечебной помощи детям (больницы общие, специальные и санатории, лечебницы и амбулатории)” [3, т. 1, 177].

По авторским подсчетам, основанным на данных Мариинского ведомства, в 1899 г. на Беларуси было 66 благотворительных заведений для детей, из них: призрения и воспитания детей  36, общего и специального бесплатного и дешевого обучения  29, лечебной помощи  1. К 1903 г. их количество выросло до 110 и продолжало примерно в том же соотношении быстро увеличиваться особенно в предреволюционные годы. Цифры свидетельствуют, что на Беларуси наиболее распространены были заведения первой из вышеназванных подгрупп. Вначале попробуем сделать небольшой ретроспективный обзор белорусских воспитательных домов и приютов для подкидышей, а затем перейдем к характеристике системы детских приютов, “яслей” и т. д. .

История создания на Беларуси благотворительных заведений для детей-сирот и подкидышей уходит своими корнями в глубокую древность. По свидетельству западных путешественников, побывавших среди восточно-славянских племен, кривичи и родимичи с особой заботой относились к детям-сиротам, оказывали им всяческую помощь, воспитывали и обучали всему необходимому. С распространением на территории Беларуси христианства, идея гуманного отношения к обездоленным детям получила дальнейшее развитие. Гуманистические принципы христианства, выраженные в заповедях Иоанна Златоуста (“питать алчущих, напоить жаждущего, одеть нагого...”), были созвучны славянской духовности наших предков.

Объединитель славянских земель Владимир Святой, Рогнеда - княжна Полоцкая, их дети и внуки раздали “сиротам , убогим и странникам великую милостыню” [17, 117]. Устав 966 г. поручал общественное призрение (в том числе и призрение обездоленных детей) попечению и надзору духовенства. “Повесть временных лет” свидетельствует о начатках призрения детей в монастырях: “Аще кто коли принесяще детищь болен кацем либо недугом одержим принесяху в монастырь” [17, 118]. В ХII в. монахи спускали со стен специальную корзину из ивняка, для того что бы те, кто не в состоянии прокормить ребенка, спасти его от голода и нищеты, могли в любое время положить его туда.

Широко известна благотворительная деятельность в отношении бедных сирот святой Ефросиньи Полоцкой. Созданые ею монастырские училища были ни чем иным, как одними из первых на территории Беларуси приютов для нуждающихся детей, а сами монастыри  очагами и твердынями благотворительности, где находили приют и утешение вдовы и сироты, немощные и убогие. Много сделали для распространения идей гуманного отношения к обездоленным детям великие белорусские религиозные просветители Кирилл Туровский и Франциск Скорина. Их гуманизм был основан в целом на достоянии византийской антропософии, пропущенной через мироощущение и особенности белорусского Христианства. В определенном ими перечне человеческих добродетелей не последнее место занимают “милостыня”, “нищелюбие”, “щедрость”, “друголюбие”, “товариство”. Великие князья литовские Ягайло и Витовт, как об этом пишет Я. Длугош, впервые пытались решить проблемы сиротства на государственном уровне, открывали и содержали разного рода убежища и приюты для обездоленных детей [28]. Эта сторона их деятельности пока что остается вне поля зрения современных белорусских историков, которые порой чрезмерно увлекаются живописанием боев и походов великих литовских князей в ущерб объективности и всесторонности в анализе исторических событий.

Более широко известна благотворительная деятельность зародившихся в ХII в. братчин и братств, расцвет которых приходится на ХVI-ХVIII в. Их помощь обездоленным детям была особенно значительна в период жестоких, кровопролитных войн середины ХVII в., когда за 7 лет погибло 52% населения Беларуси, а в некоторых уездах  до 70% жителей, а также в ходе и после Северной войны 1700-1721 гг., во время которой погиб каждый третий белорус [25, 2].

Немало сделали для призрения сирот распространенные на территории Беларуси многочисленные религиозные конфессии, а также частные благотворители, среди которых ведущее место занимают представители известных магнатских белорусских родов Радзивиллов, Хрептовичей, Паскевичей, Четвертинских, Пацов и др.

К концу ХVII  началу ХVIII в. в России и на Беларуси идея государственного призрения обездоленных детей стала приобретать конкретные формы. В результате петровских реформ появились государственные органы (приказы), которые частично взяли на себя призрение сирот. Возникшие значительно ранее (в конце ХIV - ХV вв.) на Беларуси городские органы самоуправления (магистраты) с первых дней своего существования непосредственно руководили делом помощи нуждающимся детям. Они обрели новое дыхание, расширили и укрепили дело социальной помощи нуждающимся после воссоединения Беларуси с Россией и с получением “Жалованной грамоты городам” (1785). В ХIХ в. общественно-государственное призрение оформляется в некую систему, становится частью социальной политики, самостоятельным институтом воспитания, социализации и ресоциализации индивида.

Считается, что первый воспитательный дом для незаконнорожденных (“зазорных”) младенцев на территории Восточной Европы был организован в 1706 г. близ Новгорода митрополитом Иовом, а первые государственные воспитательные дома появились при Екатерине II в Москве (1764) и в Петербурге (1770). Тогда же начала складываться и система детских приютов, распространившаяся впоследствии на территорию Беларуси, появились первые общественные благотворительные организации, которые, наряду с другими задачами, решали и задачи оказания социальной помощи детям.

На территории проживания этнических белорусов первый воспитательный дом (“Иисуса Младенца”) основала княгиня Огинская в 1791 г. в Вильно. Впоследствии она передала его в ведение Приказа общественного призрения. В 1895 г. в нем призревалось 16 сирот и 498 подкидышей, доставленных из Виленской, а также частично из Гродненской и Ковенской губерний [22, т. 2, 6]. При воспитательном доме работали общеобразовательная школа, сапожная и столярные мастерские. Это благотворительное заведение более ста лет оставалось, пожалуй, единственным учреждением такого рода на Беларуси “для приема и воспитания подкидышей, которым суждено от рождения быть лишенными родительской ласки” [3, т. 1, 183; 4].

Воспитательные дома, которые существовали в Могилеве (1804) [7, ф. 1281, оп. 11, д. 76, л. 30] и в 20-х гг. ХIХ в. при Гродненском приказе общественного призрения [13, ф. 1, оп. 1, д. 2176, лл. 81-95] из-за высокой смертности приносимых туда младенцев вскоре были преобразованы в детские приюты, куда принимались дети с 3-4- летнего возраста. С 1828 г. указом Николая I воспрещено дальнейшее устройство воспитательных домов, ибо , по словам члена Общества минских врачей доктора медицины А.О. Гурвича, “вместо воспитания поколений новых людей получалась только гибель больше миллиона детей и нескольких сотен миллионов рублей” [21, 68-69].

После длительного перерыва вторым на Беларуси специальным заведением для приема брошенных младенцев стал Минский приют для подкидышей, открытый в 1894 г. благотворительным обществом “Милосердие” на улице Скобелевской [3, т. 2, Минск. губ., 53]. Его появление совпало с изменениями в российском законодательстве относительно воспитательных домов, о чем речь пойдет далее. В других белорусских губерниях брошенными детьми, родителей которых не удалось обнаружить полиции, занимались в основном приказы общественного призрения, а позднее  земства. Обычно малюток отдавали на воспитание частным лицам за плату 3-5 руб. (в зависимости от губернии), у которых они находились до 8-летнего возраста (в Гродненской губернии до 15 лет) [22, т. 2, 8, 20]. После чего, если воспитатели не усыновили ребенка, его помещали в один из губернских приютов. При возникновении трудностей с подысканием подходящей семьи ребенок некоторое время содержался в богадельне при губернской больнице, окружной лечебнице или в приюте.

Детей в семьи отдавали под расписку, в которой оговаривались обязанности воспитателей “обучать питомцев по достижению надлежащего возраста грамоте и какому-нибудь ремеслу” [22, т. 2, 20-21]. Надзор за воспитанием подкидышей в семьях крестьян осуществляли служащие приказов, благотворительных обществ и организаций (Витебская и Минская губернии), представители земств, полиции, а позднее  настоятели православных церквей и медицинские работники. Для получения платы за питомца необходимо было ежемесячно предоставлять справку от полиции или духовного лица о том, что ребенок жив и воспитывается надлежащим образом [22, т. 2, 24].

Что же касается воспитательных домов, то по заведенной ранее системе новорожденных детей их матери или родственники могли приносить и отдавать туда инкогнито, через зашторенное окно. С 1890 г. в Российской империи были введены новые правила, предусматривавшие прием подкидышей исключительно через полицию. Вместо тайного приема вводился явный с правом для матерей брать ребенка на вскармливание домой с оплатой от воспитательного дома: за первый год  9, за второй  6 рублей в месяц [3, т. 1, 183]. В 1894 г. эти правила были усовершенствованы, что благотворно повлияло на положение дел и в воспитательных домах Беларуси.

Введение новых требований было порождено жестокой необходимостью, связанной с переполненностью воспитательных домов и колоссальной смертностью приносимых в них детей. В воспитательном доме Огинской, который по своей организации и уровню содержания детей мало чем отличался от столичных, в конце ХIХ в. находилось 382 ребенка (197 мальчиков и 185 девочек), что в 3,2 раза превышало норму. В Минском приюте для подкидышей превышение нормы призреваемых детей составляло 50% (203 ребенка вместо 100) [3, т. 2, Минск. губ. 53].

В первые годы работы воспитательных домов на Беларуси смертность детей в них была хоть и несколько ниже, чем в целом по Российской империи^*, но временами достигала значительных размеров [22, т. 2, 24]. Минский врач А.О. Гурвич в докладе “Основы общественного призрения покинутых детей в Минском приюте подкидышей”, опубликованном в “Трудах Общества минских врачей за 1898-1899 гг.”, отмечает, что за шесть лет (к 1900 г.) в приюте из более чем 600 детей осталось в живых менее 5% [21, 66] ^*. По свидетельству современников, “скопление большого числа детей в палатах, отсутствие достаточного количества кормилиц, неопытность врачей и воспитателей, прием детей часто больных и даже умирающих - все это повлекло за собой ужасающую смертность питомцев” [9, 22]. Член Общества минских врачей доктор медицины Р.Н. Плешивцев на основании своих наблюдений отмечал, что в Минский приют для подкидышей приносили в основном “недоношенных, замороженных, истощенных детей; в особенно ужасном виде приносятся еврейские дети” [21, 59].

Решение проблемы искали в развитии городского и сельского “патроната”. Белорусские воспитательные дома, выдержав у себя малюток на искусственном кормлении (кормилицы были редкостью) от двух недель до месяца, передавали их на вскармливание и воспитание в семьи мещан, ремесленников и крестьян за определенную плату, которая составляла в среднем по империи от 2 до 10 руб. за ребенка в месяц, а в Минском приюте для подкидышей  12 руб. 30 коп. В самом же приюте на содержание одного ребенка затрачивалось 18 руб. 10 коп. [3, т. 2, Минск. губ., 53]^**. После достижения детьми 3-7летнего возраста их возвращали в воспитательный дом или (очень редко) усыновляли. Женщинам, хорошо воспитывавшим детей, иногда выдавались небольшие награды. Такая практика приобрела широкий размах. Так, вне Виленского воспитательного дома “Иисуса младенца” в 1897 г. вскармливалось 505 детей (253 мальчика и 252 девочки) или 57% призреваемых. В Минском приюте для подкидышей эти цифры были чуть меньше [3, т. 2, Минск. губ., 53]. Плановые обследования их содержания и воспитания в семьях осуществляли представители администрации воспитательных домов не реже 2-х раз в год [22, т. 2, 6].

Минские врачи А.О. Гурвич, Я.И. Рубинштейн, Л.Ф. Яроцинский предлагали реорганизовать приют общества “Милосердие” во временную станцию для розыскания детям кормилиц, организовать в городе молочно-питательные станции по примеру петербургских, которые назывались там “Капля молока”, ясли-приюты и детские консультации, а также отдел “Всероссийского союза борьбы с детской смертностью” [21, 63-92].

В сочетании с санитарно-профилактическими мерами, предпринятыми благотворительным общественными организациями, органами городского самоуправления, а также земскими врачами и фельдшерицами, удалось несколько снизить смертность детей в воспитательных домах, но все же ее уровень оставался достаточно высоким. Кроме того, увеличилась смертность детей в деревнях, где от “заносимых болезней и уменьшения питания” умирали и “подкидышы”, и младенцы кормилиц [10, 22; 21, т. 1, Х]^*.

Впрочем, тогда и в целом по Российской империи смертность детей от 1 до 5 лет составляла до 76% от общей смертности населения [8, 4]. Как отмечается в “Трудах Общества минских врачей за 1898-1899 гг.”, смертность крестьянских детей на Беларуси хотя и была несколько ниже, чем в целом по России, однако вдвое выше, чем в Западной Европе (“она так велика вследствие вековых антигигиенических условий нашей деревни”) [21, 72].

В некоторых губерниях центральной России появился даже особый “питомнический промысел”. “Есть крестьянки (по преимуществу),  сообщала одна из российских газет,  которые берут на себя доставку в воспитательные дома питомцев. Их везут по несколько человек в корзине в вагоне и почти не заботятся о хорошем их питании. Задача промышленницы дос тавить их в воспитательный дом, а будут они живы  ее нисколько не интересует” [6, 28]. К счастью, на Беларуси подобных фактов не замечалось, но и положение с “подкидышами” вряд ли было лучше.

Определенные сведения о призрении брошенных детей в белорусских губерниях в 1910 г. может дать таблица 1, составленная по материалам второго съезда по общественному призрению (1914) [22].

Что касается Минского приюта для подкидышей, то несмотря на ряд недостатков в его работе, связанных прежде всего с неустойчивостью финансирования^**, большинство членов Общества минских врачей называли его “учреждением очень симпатичным”, где “царствует ... любовное и внимательное отношение к детям” [21, 59, 63, 93]. С 1910 г. приют полностью перешел на систему патроната детей вне заведения.

Таблица 1.

№ пп	Название губернии	Всего призрева- лось	Отддано на воспитание частным лицам	Оставалось в приюте	Умерло	% смертности
1.	Виленская (Грудное отделение восп. дома)	303	201	102	80	26, 4
2.	Витебская	165	?	?	110	70, 3
3.	Гродненская	162	162	-	17	10, 5
4.	Минская(Приют об-ва "Милосердие")	425	105	25	264	62, 0
5.	Могилевская	195	195	-	57	29, 2
	Итого	1250	668	127	552	41, 76

Все же недооценивать сегодня значение позитивного опыта, накопленного в воспитательных домах Беларуси, было бы опрометчиво. Вопросы социальной помощи брошеным детям сегодня, как и 100 лет назад, стоят не менее остро, особенно в последние годы, в условиях прогрессирующего роста феномена социального сиротства. Может быть есть все-таки смысл обратится к истокам?! Кроме того, следует учитывать, что в Вильно и Минске подросших “подкидышей” обучали и воспитывали по передовым методикам того времени. С 7 лет дети обучались грамоте по программам начальной школы, с 13-14  различным ремеслам: сапожному, швейному, столярному, переплетному и типографскому. По конкурсу привлекались высококлассные, хорошо оплачиваемые мастера и опытные педагоги. Мастерские при воспитательных домах изготавливали изделия в основном на продажу, а вырученные деньги расходовались на улучшение условий жизни воспитанников.

Мальчики призревались до 18, девочки  до 16 лет. По выпуску они получали выходное пособие, комплекты инструментов и одежду. Направляющихся на постоянное место жительства в сельскую местность наделяли землей, выдавали средства на первоначальное обзаведение хозяйством и семена для посева на первый год. Девушки при выходе замуж получали от казны 25 руб. на приданое. Воспитательные дома заботились о трудоустройстве выпускников, в некоторых случаях оказывали необходимую помощь в поисках жилья, в течение нескольких лет осуществляли патронаж [3; 4].

В некоторых российских губерниях для подкидышей из воспитательных домов организовывали бесплатные “колыбельни”. Такими сведениями по Беларуси мы не располагаем. С 1913 г. свои отделения в белорусских губерниях начинает открывать Всероссийское попечительство об охране материнства и детства, призванное распространять знания по уходу за младенцами и бороться с детской смертностью.

Завершить рассмотрение данного вопроса можно словами доктора А.З. Рабиновича, сказанными им с трибуны второго съезда по общественному призрению в мае 1914 г.: “Вопрос о воспитании и образовании покинутых детей является одним из самых важных и основных и вместе с тем одним из самых жгучих вопросов в деле призрения, и никогда, быть может, недостатки воспитания и образования их не вставали так ярко и сильно в сознании общества, как в настоящее время, время охраны детства (курсив мой -А.Г.)” [22, т. 1, 49]. Неправда ли, звучит весьма современно и актуально?

Значительно больше сведений имеется по сиротским домам и детским приютам, куда принимали детей с 3-7-летнего возраста. К 1903 г., по подсчетам автора, на Беларуси было 29 таких детских заведений. Определенные сведения о них (без учета спецприютов, о которых будет сказано особо, и воспитательных домов) дает таблица 2.

Таблица 2.

.№		Название		Всего		В т.ч	Призревалось детей				Время открытия приютов
пп		губернии		прию­тов		в уез-дах	Все-го	ма- льч.	%	де- воч.		до Х1Х в	Перв. пол. Х1Х в	Втор. пол. Х1Х в
1		Виленская		6		1	398	155	39.0	243		-	2	4
2		Витебская		6		1	353	77	21.8	276		-	1	5
	3		Гродненская		4	2	133	92	69.2	41		-	1	3
4		Минская		5		1	203	131	64.5	72		-	2	3
5		Могилевская		8		4	239	123	51.5	116		-	3	5
		Итого		29		9	1326	578	43.6	748		-	9	20

Как видно из приведенных данных, наибольшее количество детей (751 или 56,6%) призревалось в приютах Виленской и Витебской губерний, где находились наиболее крупные на Беларуси благотворительные заведения данного типа. Например, в Первом и Втором детских приютах Виленского губернского попечительства о детских приютах , открытых, соответственно, в 1839 и 1844 гг., насчитывалось 276 ”сирот и полусирот обоего пола (100 мальчиков и 176 девочек) из числа местных жителей” [3, т. 2, Виленск. губ., 1].

Следует отметить, что на Беларуси в так называемых заведениях закрытого типа, куда относились и приюты, свыше 80% воспитанников, по подсчетам автора, составляли сироты и полусироты. Большинство из них находилось на полном обеспечении, обучались грамоте по программам народных училищ, а также корзиночному и сапожному ремеслам. Свыше 75% детей в этих приютах составляли так называемые “приходящие”. К ним относили детей, которые состояли на полном или частичном обеспечении приюта, но ночевали у своих родственников или обедневших родителей. В виленских приютах, например, “приходящие проводят время с 8 часов утра и до 7 вечера, и получают здесь пищу, а имеющие соответствующий для этого возраст, и обучение” [19, 23].

Дети принимались в приюты по решению Опекунского совета на основании заявления с приложением справки о бедственном материальном положении просителя, выданной местным участковым попечительством или одним из членов Опекунского совета [3; 4].

Участковые попечительства имело каждое крупное благотворительное общество. Так, Витебское общество попечения о детях разделило город на 13 попечительств, для работы в которых Опекунский совет выделял попечительниц. В обязанности последних входило обследование участка, выявление неблагополучных в социально-экономическом плане семей, организация и проведение сбора пожертвований на нужды общества, оказание различных видов помощи нуждающимся детям, мероприятия по их оздоровлению и т.д. За 1903 г. Витебское общество вне подведомственного ему приюта оказало помощь 101 ребенку [3, т. 2, Витебск. губ., 2-3].

Попечительства детских приютов на Беларуси были в каждом губернском городе. Они подчинялись старейшему в России Ведомству учреждений императрицы Марии (1796)  одному из четырех самых крупных квазигосударственных благотворительных обществ, находившихся под эгидой императорской семьи. Мариинское ведомство располагало громадной по тем временам сетью благотворительных обществ и заведений самой различной направленности: от помощи слепым, глухим детям и взрослым до содержания вдовьих домов, военно-сиротских институтов и знаменитых Мариинских женских училищ. Аналогов такого общества нигде в мире не было. На Беларуси оно содержало (в основном за счет пожертвований) или имело под своим непосредственным руководством (покровительством) 11 детских приютов, в которых воспитывалось около 55% всех сирот, находившихся в детских благотворительных заведениях [4, т. 1, 160]^*.

Каждый приют имел свой Устав, а в общих вопросах руководствовался “Положением о детских приютах” Комитета главного попечительства детских приютов Мариинского ведомства. Положение было впервые издано в 1839 г. и затем неоднократно переиздавалось с изменениями и дополнениями. Наряду с организационными вопросами в нем отражены и цели детских приютов: “сохранить или поправить здоровье детей-сирот достаточным питанием и внимательным уходом, обучить грамоте, воспитывать любовь к труду, порядку, послушанию, утвердить нравственное чувство; обучить какому-либо мастерству или определить в другое училище, мастерскую или место службы по выходе из приюта; ... оказать помощь крайне бедным родителям и воспитателям в поднятии и обучении сирот...” [14, 12-13]. В итоге ставилась цель “снарядить детей по возможности лучшим моральным и профессиональным оружием для предстоящей им в жизни борьбы за существование “struggle for life”..., занять то место, которое им принадлежит по их индивидуальности” [5, 9] .

Мальчики, выдержавшие экзамен по конкурсу начальных училищ, пользовались льготой 1У разряда при отбывании воинской повинности, наиболее способным из них приюты обеспечивали возможность бесплатного обучения в гимназиях и других средних учебных заведениях. Некоторые из воспитанниц приютов получали звание “народных и домашних учительниц”.

Условия содержания и обучения детей в приютах Мариинского ведомства были несколько лучше, чем в приютах, принадлежащих другим ведомствам и организациям. “Учебная и воспитательная часть в них,  свидетельствует современник, поставлена лучше, и ремесла идут лучше, и вообще, отношения заведующих приютов к детям как-то сердечнее” [20, 19].

В Отчете по осмотру детских приютов в 1900 г. А.Ф. Селиванов относительно двух виленских приютов и рукодельной школы Ведомства императрицы Марии отмечает: “Новая попечительница приютов княгиня М.М. Грузинская (супруга Виленского генерал-губернатора. А.Г.) с большой любовью и энергией принялась за устройство приютов. Благодаря ей открылась мастерская при Первом приюте, здание приюта перестроено и сделана пристройка для мастерской. Во Втором приюте введено обучение корзиночному ремеслу. При Первом приюте в конце августа 1900 г.  мастерская, где под руководством опытной и образованной мастерицы девочки обучаются шить белье, а затем будет в ней введено обучение шитью платьев” [20, 19].

Гродненский приют благотворительного общества, находящийся в ведении Приказа общественного призрения, произвел на проверяющего удручающее впечатление. “Благотворительное общество,  отмечает А.Ф. Селиванов,  мало обращает внимания на устройство детей по окончании курса в приюте. Учебная часть в приюте плоха; экзаменов давно не было и никакого надзора за учебными занятиями нет. При приюте большой сад и огород. Содержится приют довольно чисто, но белья у детей недостаточно” [20, 18]. В скором времени, однако, после передачи данного приюта губернскому попечительству, положение дел в нем улучшилось.

Пожалуй самым крупным благотворительным обществом на Беларуси была состоящая под покровительством Мариинского ведомства Виленская “Доброхотная копейка”. Основанное в 1868 г. супругой бывшего виленского генерал-губернатора Е.В. Потаповой для оказания благотворительной помощи нуждающимся детям и взрослым, это общество насчитывало к концу столетия 130 членов и содержало, кроме нескольких заведений для взрослых, 5 заведений для детей. Среди них сиротское отделение Дома милосердия (1873), находившееся на улице Сиротской на 16 мальчиков, и Шостаковское сиротское отделение для девочек (1885) по улице Полоцкой, в которой призревалось 20 девочек.

Мальчики, преимущественно дети жителей Вильно христианского вероисповедания (у иудеев были свои приюты), принимались в приют с 5 и воспитывались до 12 лет, состояли на полном содержании, овладевали азами грамоты и переплетного дела, после чего устраивались в переплетные мастерские города. Девочки, преимущественно дети бедных матерей или круглые сироты, обучались грамоте по программе двухклассного народного училища, кройке, шитью (могли шить на себя одежду) и ведению домашнего хозяйства. Поступали они в приют или через полицию, или по прошениям [3, т. 2, Виленск. губ., 3].

Примерно по такой же программе обучались воспитанники Минского губернского попечительства детских приютов. Минский детский приют находился в центре города на улице Подгорной в одноэтажном каменном здании с надворными постройками. В 1900 г. в нем находилось 56 мальчиков и девочек в возрасте 4 - 14 лет. В 1899 г. попечительница приюта княгиня Е.А. Трубецкая открыла при нем швейную мастерскую. Это во многом предопределило профориентацию приютских девочек, которые в мастерской шили на заказ дамские платья, белье и одежду для воспитанников. Вырученные деньги распределялись между преподавателями и старшими девочками. Последним открывались вклады на сберегательных книжках [14, 14].

Значение детских приютов в деле женского профессионального образования на Беларуси трудно переоценить. “Потребность его,  отмечал современник,  удовлетворяется преимущественно частным и благотворительным способом (т. е. профессиональным обучением в приютах и других благотворительных заведениях)” [19, 24].

Так как приют в Минске не имел в то время возможности дать призреваемым мальчикам ремесленное образование, то выпускников направляли на обучение в Минское ремесленное училище. Приют брал на себя оплату за курс обучения и обмундирование своих питомцев [20, 14]. Впоследствии были открыты собственные ремесленные мастерские, где мальчики могли овладеть основами токарного, столярного и сапожного ремесел по выбору. Срок пребывания в этом и других белорусских приютах к 1917 г. увеличился до 16-18 лет.

Благотворительные общества, которые открывали и содержали на Беларуси детские приюты, были по своему составу преимущественно женскими. Одно из них  Дамское отделение Виленского губернского тюремного комитета  объединяло 40 женщин, смыслом жизни которых стала жертвенная забота о призрении семей арестованных, оказание им помощи, в первую очередь, единовременными и периодическими денежными пособиями.

Детский приют для мальчиков в Могилеве содержало Женское благотворительное общество в составе 97 членов. Общество было создано в 1867 г. для оказания помощи нуждающимся губернии, в частности, семьям неимущих офицеров и чиновников денежными и материальными пособиями, помещением в приюты детей и т.д., вплоть до погребения умерших. В приюте, открытом в 1898 г., 26 мальчиков в возрасте 5-10 лет обучались грамоте и кузнечно-слесарному ремеслу [3, т. 2, Могилевск. губ., 3].

Всего различные местные благотворительные общества содержали свыше 31% призреваемых в приютах Беларуси детей-сирот. На приюты государственные и конфессиональные в начале ХХ столетия приходилось не более 10,5% призреваемых. Духовному ведомству принадлежали три небольших приюта (от 8 до 20 призреваемых) исключительно для мальчиков при Супрасальском Благовещенском первоклассном монастыре в Белостокском уезде Гродненской губернии, Минском мужском монастыре и Могилевском церковно-православном Богоявленском братстве.

Что касается братства, то оно возобновило свою деятельность в 1883 г. и к концу века насчитывало около тысячи членов, содержало в здании, принадлежащем епархии, приют на 20 мальчиков от 9 до 15 лет и 15 вдов духовного звания [3, т. 2, Могилевск. губ., 2]. Такой тип приюта, в котором бы совместно проживали взрослые и дети, был весьма характерен для православной церкви с ее вековыми традициями духовно-нравственного воспитания, особенностями передачи знаний, жизненного опыта и чаще носил название “богадельни”, которые устраивались на Беларуси при большинстве церквей. На пороге ХХ столетия это была скорее вынужденная, чем необходимая форма социальной помощи нуждающимся детям.

Помимо содержания приюта, братство ставило своими задачами “распространение и поддержание грамотности, духовного просвещения и доброй примерности в среде православных, учреждение библиотек, складов с книгами и брошюрами духовно-нравственного содержания..., устройство народных чтений по вопросам религии и нравственности, передвижных народных библиотек..., помощь обращающимся из раскола, жидовства^ и тому подобного к православной церкви выдачею белья, одежды, обуви и денег” [3, т. 2, Могилевск. губ., 2].

Небольшие приюты для детей-сирот существовали и при католических церквях. Один из них (“Младенца Иисуса”) открыло Благотворительное общество при Римско-католическом фарном костеле 3 декабря 1908 г. “в нанятой квартире Пясецкой по Николаевской улице”. Первоначально в приюте под присмотром его заведующей госпожи Адели Кальман находилось 11 мальчиков и девочек. Однако уже в следующем году, как свидетельствуют протоколы заседаний Общества, число призреваемых сирот достигло 48, из них: 24 - “приходящие” и 24 “живущие” на полном содержании, с обучением грамоте и ремеслам [13, ф. 1, оп. 1, д. 3935, лл. 5-13].

Детские приюты, как и большинство других благотворительных заведений, были переполнены, постоянно испытывали недостаток средств и поддерживали свое существование в основном за счет коробочных (кружечных) сборов и пожертвований филантропов. Дотации государственных и муниципальных органов, а позднее и земств, были весьма незначительны. За счет государственных средств на Беларуси в конце Х1Х в. существовал всего один приют, основанный в 1840 г. в Могилеве: Сиротский дом на 25 мальчиков всех сословий и вероисповеданий (кроме иудейского). Он первоначально находился в ведении Приказа общественного призрения и прием туда был возможен лишь по распоряжению губернатора. Условия содержания в нем детей были ничуть не лучше, чем в других приютах губернских городов [3, т. 2, Могилевск. губ., 3]. С введением на Беларуси земств он перешел в их распоряжение.

Особняком стояли приюты для детей евреев. На Беларуси их было не так много. Иудеи больше тяготели к открытым формам призрения, при которых ребенок оставался бы пусть и в неполной, но все же в семье. В материальном отношении эти приюты были обеспечены лучше других. В обучении детей-сирот преобладало изучение “еврейского закона”, более разнообразен был список осваевымых ремесел, а главное  было больше организованности и порядка ^.

На рубеже веков среди постоянных жертвователей для детских приютов из знатных белорусских родов стало больше встречаться имен высокопоставленных чиновников, их жен, да и просто людей среднего достатка. Так, действительный статский советник А.А. Аришев в 1897 г. отказал по завещанию 18 тыс. руб. на строительство детского приюта в Могилеве, супруга бывшего Виленского генерал-губернатора Е.В. Потапова основала “Доброхотную копейку” [11, 14] и т.д. Образцовым во всех отношениях по меркам того времени был Федоровский детский приют княгини Паскевич для малолетних девочек в Гомеле.

Архивы доносят до нас сведения о небольших пожертвованиях в пользу детских приютов деньгами, продуктами (сало, мясо, зерно, картофель и проч.), вещами и т.д., например: ”10 руб. от виленского мещанина Янкеля Мордухова Алперовича..., 40 аршин холста от Ноя Моисеевича Шапиро..., от купца Сутаина леса на ремонт приюта на сумму 366 руб. 35 коп. ..., от надзирателя минской тюрьмы Михаила Жука 6 стаканов, 2 чайных чашки и 8 блюдцев...” [9, 153]. Что ж, как говорится, с миру по нитке  голому рубаха.

Многие жертвователи в пользу детских приютов награждены памятными знаками и жетонами Мариинского ведомства , стали почетными членами Попечительств детских приютов, количество которых на Беларуси быстро росло. В Минске, например, к 1912 г. прибавилось еще два новых детских приюта и общее их количество достигло 7 [9, 155]. На город со 100-тысячным населением - это не так уж и мало. К 1913 г. частные средства на содержание заведений закрытого призрения детей в 23 раза превосходили государственные и в 5 раз средства, выделяемые земствами [6, 14].

Таким образом, несмотря на то, что в деятельности белорусских благотворительных обществ, курируемых ими воспитательных домов и детских приютов было немало недостатков, слабых сторон, достигнутые результаты в деле призрения сирот представляют как научный, так и практический интерес для современных профессионалов в системе социальной работы с детьми и подростками.

Перед тем как перейти к характеристике следующего типа благотворительных заведений для детей, отметим, что в те времена понятие “детский приют” трактовалось весьма широко. К приютам относили не только благотворительные заведения для сирот и беспризорников, но и ясли, детские сады, интернаты и т.д. “Приюты,  определяла Канцелярия Ведомства учреждений императрицы Марии,  которые имеют задачей временное призрение малолетних детей, называются яслями” [3, т. 1, 174]. При этом возраста, с какого дети принимались в ясли или детский сад, не указывалось. Часто под “яслями” понимали все детские дошкольные учреждения, в которых временно призревались дети от нескольких месяцев до 7-12 лет.

Считается, что первые ясли (в современном понимании) появились в 40-х годах во Франции. Их открывали и содержали частные лица, а с 1862 г. они приобрели статус государственных учреждений. Первый детский сад в России, в котором воспитывались дети в возрасте 3-6 лет, открылся в 1859 г. в Гельсингфорсе. В 60-е годы для детей привилегированных классов частные лица за высокую плату открыли целый ряд детских садов в губернских городах. В середине 90-х годов ясли и детсады стали открываться на Беларуси. Первые детские сады для детей рабочих на средства благотворителей появляются в начале 90-х годов в Петербурге. А несколько ранее в Московской губернии при Роменской текстильной фабрике на средства фабриканта открылись первые ясли для детей рабочих (1880) [3, т. 1, 188].

Со временем сложилось несколько разновидностей “яслей”. Временные или “летние” (“сезонные”) ясли обычно возникали на селе, постоянные - в городе. “Если в яслях есть и живущие дети,  разъясняла далее Канцелярия Мариинского ведомства,  то обыкновенно их называют “ясли-приют” [3, т. 1, 188]. Это так называемые “ясли” смешанного типа. Кроме того, “ясли” подразделялись на платные и бесплатные, с полным или частичным обеспечением детей (только уход и кормление, с предоставлением одежды и постельного белья и без такового). Если в “яслях” призревались дети в возрасте от одного года до 7-9 лет (что-то среднее между современными яслями и детским садом), то их также называли “ясли-приют” или “дневной приют “Ясли”. Как исключение, были “ясли”, которые работали круглосуточно. Собственно “чистых” яслей и детских садов поначалу было немного. Наиболее распространенным типом детских дошкольных учреждений на Беларуси стали “дневные приюты “Ясли”, совмещающие в себе функции детсадов и яслей, а зачастую, и приютов для сирот.

Всю эту достаточно сложную систему дошкольных учреждений как детища благотворительного движения, с нашей точки зрения, для лучшей ориентации проще делить на три типа: для приходящих детей, для постоянно живущих в них, смешанные. И далее  платные и бесплатные. “Общественные учреждения дошкольного воспитания,  отмечает советский исследователь этой проблемы Р.А. Доватор,  создавались исключительно в результате частной или общественной инициативы, без поддержки со стороны государства” [16, 164]. Платные домашние или семейные детские сады открывались по инициативе частных лиц в крупных городах и объединяли немногочисленные группы детей (до 15 человек) на 4-5 часов в день. Создание их “неразрывно связано с так называемым женским вопросом (уравнение женщин в правах с мужчинами в общественной, трудовой и семейной жизни), а задача сводилась главным образом к оказанию помощи семье в воспитании ребенка, подготовке его к школьному образованию” [16, 163-164]. Мы не располагаем пока достаточными сведениями о деятельности садов данного типа на Беларуси.

Одним из первых в белорусских губерниях бесплатных детских дошкольных учреждений стал открытый на частные пожертвования в 1895 г. госпожой Н.И. Оржевской в деревне Великой Пушкиной близ Вильно дневной приют “Ясли” для детей работниц, переданный вскоре в ведение “Доброхотной копейки”. В течение 270 дней в году там призревались мальчики и девочки в возрасте 1-7 лет христианского вероисповедания, было организовано регулярное бесплатное питание, выдавались одежда, обувь, прививались правила гигиены и т. д. [3, т. 2, Виленск. губ., 3]. Детей обучали чтению, пению и рукоделию, основываясь на методиках знаменитого немецкого педагога Ф. Фребеля. Его система развивающих заданий и игр нашла широкий отклик на Беларуси. В Петербурге было организовано Фребелевское общество, которое готовило воспитательниц для работы с детьми в системе детских дошкольных учреждений. Учились там и некоторые наши землячки.

По поводу основанных в 1900 г. губернским попечительством детских приютов яслей в Гродно инспектор Мариинского ведомства был предельно краток: “Ясли открыты во флигеле около приюта. Помещение яслей удовлетворительное. Число детей в них при мне было 10. При яслях есть надзирательница и, кроме того, их посещают по очереди дамы-попечительницы” [20, 18].

В 1901 г. открылся детский сад Общества попечения о детях в Витебске и дневной приют “Ясли” в деревне Савиньская Белостокского уезда Гродненской губернии [3, т. 2, Гродненск. губ., 5]. Примерно в это же время открываются ясли в для детей крестьян в селе Озерки Слонимского уезда, опыт работы которых достаточно подробно описал известный петербургский теоретик благотворительности А.Н. Шенгелидзе [24, 27-29]. Крестьянские дети, родители которых были заняты в поле, собирались обычно в пять часов утра в доме, специально отведенном для этого крестьянским обществом, на средства которого содержались ясли, и оставались там до позднего вечера под присмотром “надзирательницы” (воспитательницы) и ее помощницы. Детей учили навыкам гигиены, самых маленьких купали, а те кто постарше, учились умываться и переодеваться сами. Затем дети играли, рассматривали картинки из книг, заботливо доставленными местной интеллигенцией в лице фельдшерицы и учительницы сельской начальной школы, слушали рассказы. Малышей кормили 6 раз в день. На обед обычно подавали борщ с салом (в постные дни  с рыбой) и кашу с маслом. Режим дня строго соблюдался.

Сельские детские учреждения были чаще разновидностью яслей-приютов смешанного типа для детей преддошкольного и дошкольного возраста, сочетали в себе черты и яслей, и приютов, и очагов для детей. Функционировали они, как правило, 2-3 месяца во время летних работ и размещались обычно в сельских школах [16, 167].

В начале ХХ в. в Минске, Бобруйске, Двинске, Могилеве и некоторых других городах появляются специальные благотворительные общества, единственной целью которых стало открытие и содержание детских дошкольных учреждений. Иногда они носили весьма специфический характер. Так, Белостокское общество пособия бедным состояло под покровительством “Дам-патронесс” и занималось исключительно дневным приютом “Ясли” в деревне Савиньской для детей Белостока и округа, в том числе для детей арестованных и находящихся в тюрьме родителей. В 1901 г. там призревалось 23 мальчика и 28 девочек. Из них содержалось бесплатно 32 ребенка (в основном дети арестованных), за плату от 15 до 75 руб. проживало 9 детей и до 3 коп. в день брали с “приходящих” [3, т. 2, Витебск. губ., 5].

Детьми арестованных родителей занималось в городке Двинске Витебской губернии, печально известном своей пересыльной тюрьмой, Общество призрения детей лиц, заключенных под стражу, которое содержало бесплатные ясли-приют. Только за один 1903 г. через него прошло 4458 ребенка в возрасте от 2 до 12 лет [3, т. 2, Витебск. губ., 5].

С 1900 г. начинают открываться первые дошкольные благотворительные учреждения в Минске, где начал работать Народный детский сад с полным бесплатным обеспечением детей рабочих и “вообще всех бедных минчан”. В годы так называемого “революционного подъема народных масс” в городе открылось сразу три дошкольных учреждения. В 1905 г. Товарищество защиты женщин организовало детский приют “Ясли” для детей в возрасте 2-8 лет и вскоре передало его специально созданному для этой цели товариществу “Ясли”. В том же году группа частных лиц с участием В.Я. Жасковой открыла ясли-приют в доме № 14 по улице Приказной. На год раньше появился приют для дошкольников, открытый известным в Минске филантропом М.М. Чернецкой [23].

Участие богатых филантропов (в том числе и из России) в открытии и содержании детских дошкольных учреждений того времени было определяющим условием их существования. Неоднократно устраивала вечера в пользу Минского детского приюта княгиня Е.А. Трубецкая, княгиня С.П. Голицина на свои средства открыла в Могилеве детский приют и при нем лазарет, графиня А.Г. Толстая неоднократно жертвовала средства в пользу различных детских приютов и т.д.

Взносы членов благотворительных обществ и товариществ, лотереи, спектакли, концерты и вечера в пользу детских дошкольных учреждений давали немного, но с другой стороны, привлекали внимание широкой общественности к проблемам нуждающихся детей, создавали в обществе своеобразный дух филантропии, чего так недостает нам сегодня. Год от года на Беларуси росло количество яслей и детских садов, улучшалось качество обслуживания детей. Во время 1-й мировой войны Минское товарищество помощи жертвам, потерпевшим от войны организовало дошкольные приюты в Минске (1915) и в Новинках (1916) . В 1917 г. был открыт “Детский очаг” (разновидность бесплатного народного детского сада) с увеличенным с 6 до 8 часов временем содержания в нем детей. У нас нет точных сведений о количестве детских дошкольных учреждений на Беларуси к 1917 г., но об этом можно судить по данным 1920 г., когда в подчинение созданного при Наркомате просвещения дошкольного отдела перешло 25 ранее созданных детских садов и 10 дошкольных детских домов [2, 374].

В начале ХХ в. на Беларуси появились прототипы будущих пионерских и прочих лагерей для летнего оздоровления детей - колонии для ослабленных детей школ и детских приютов. Такие колонии действовали во время летних каникул в Бобруйске (1903) и Минске (1912-1917). В урочище Сморговка и поместье Марусино под Минском работали детские колонии, в каждой из которых в летнее время бесплатно отдыхали, поправляли здоровье, знакомились с природой, сельской жизнью и трудом по 100 детей [23].

Как и другие благотворительные учреждения, детские дошкольные учреждения имели свои Уставы или “Правила”, определяющие цель, формы и методы воспитания в них нуждающихся детей. Известны Правила Бобруйского приюта “Ясли” (1909), Устав Минского товарищества по содержанию дневного приюта для еврейских детей (1912) и т.д. Воспитательная работа в яслях и детских садах была насыщена высоким духовно-нравственным содержанием, пронизана идеями добра и милосердия, любви к ближнему и в лучших дошкольных благотворительных учреждениях велась по передовым для того времени методикам М. Монтессори и Ф. Фребеля. Детей старшего дошкольного возраста знакомили с явлениями природы, учили чтению, письму, арифметике, пению и рисованию. Девочки занимались шитьем , вязанием и рисованием. Со всеми без исключения детьми проводились физические общеукрепляющие упражнения и игры [12, 55-68].

Программа работы составлялась в каждом случае своя. Воспитатели проводили работу с родителями по вопросам гигиены и воспитания ребенка. Опыт лучших заведующих и надзирательниц широко пропагандировался. “Воспитатели,  писал один из исследователей детской благотворительности начала ХХ в.,  отлично знают характер детей и благотворно влияют на них, что парализует вредное влияние мастерских” [3, т. 1, 188].

Из Москвы и Петербурга на Беларусь поступали журналы “Детская помощь”, “Детский сад”, “Вестник благотворительности”, “Трудовая помощь”, “Самопомощь”, “Воспитание и обучение”, ”Вестник воспитания”, “Призрение и благотворительность в России” и другие периодические издания, в которых регулярно публиковались материалы по вопросам социальной работы с детьми. Особой популярностью у персонала детских садов, яслей и приютов пользовалась Энциклопедия семейного воспитания и обучения в 80-ти выпусках. Ее 29-й выпуск под редакцией А.Ф. Селиванова был полностью посвящен истории создания и деятельности учреждений для призрения детей (воспитательных домов, приютов и яслей). Он вышел в свет в 1900 г. и стоил 30 коп. Массовыми тиражами издавались брошюры “Приюты-ясли”, “Сельские детские приюты-ясли” и др. Приезжие из столиц лекторы читали в белорусских городах лекции об устройстве и содержании детских дошкольных учреждений. По сравнению с 90-ми годами Х1Х столетия, все это являлось серьезным достижением в деле повышения эффективности социальной работы с детьми.

Вместе с тем продолжали сказываться старые “болячки”: переполненность садов и яслей, когда на одну надзирательницу приходилось по 40-45 детей, недостаток средств, отсутствие в большинстве детских дошкольных учреждений игровых площадок и т.д. Выход находили в “открытых” формах работы. Для детей, ожидающих своей очереди в ясли и детсады (а их было немало), благотворительные общества организовывали бесплатное или за небольшую плату снабжение молоком, проводили санитарно-гигиеническую и другую работу в беднейших кварталах городов и на селе.

Эти и другие вопросы все более профессионализирующейся социальной работы пытались решить Всероссийские съезды деятелей по общественному и частному призрению (1910, 1914, 1916) в Петербурге, на которых были представлены и белорусские губернии. Например, в работе второго съезда (1914) приняли участие А.П. Алексеева и П.А. Ренгартен (Витебская губ.), С.И. Волочкович, С.А. Красовский и А.П. Скорульский (Виленская губ.), В.К. Гортынский и С.Ю.Чоловский (Могилевская губ.), П.А. Смородский (Минская губ.) [22, т. 1, XXII-XXXIV].

Широко, на достаточно высоком научном уровне на съездах анализировались проблемы благотворения, и в первую очередь, детского. В частности, была подвергнута критике существующая система детских приютов и воспитательных домов, в которой преобладал тип “казарменного приюта” с большой скученностью детей, общими спальнями и столовыми, “железной” дисциплиной и т. д., что приводило к высокой заболеваемости и смертности детей. Было решено в развитии закрытого типа призрения сделать упор на сельскую местность, где требовалось много грамотных крестьянских хозяек и работников, умеющих обращаться с сельскохозяйственными машинами.

С 1910 г. сначала в центральной России, а затем и на Беларуси появляется ряд новых типов приютов. Нечто напоминающее современную детскую деревню можно увидеть в “поселковых приютах” и “системе разбросанных домов”. “Поселковые приюты” стали появляться в “здоровой местности” обычно на окраине или вдали от городов, где строили домики на 15-25 детей. Возле каждого домика - огород, сад, птичий двор. Общими для детского поселка были школа и мастерские. В каждом домике - “мать семьи” (воспитательница), которая и вела основную воспитательную работу. Система “разбросанных домов” состояла в том, что обычный поселок (деревня) включала в себя отдельные дома для детей-сирот, разбросанные между домами остального населения. В каждом домике приемная мать воспитывала по 8-12 детей. Эта система была позаимствована в Англии, где она получила наименование “Шеффилдской”.

Ближе к современным Детским домам семейного типа стояла так называемая “искусственная семья”, для руководства которой представителями благотворительных организаций подбиралась “мать” – одинокая женщина, простого звания, сердечная, добросовестная с опытом работы в больнице (приюте, школе), заслуживающая доверия органов общественного призрения. На ее попечении находилось от 3 до 5 детей-сирот, на содержание которых благотворительные общества или заведения выплачивали определенную сумму денег. Бюджет “семьи” поддерживался работой мальчиков и девочек на приусадебном участке. “Мать” заботилась о поддержании порядка в помещении, о питании и воспитании детей. Дети воспитывались до выхода в самостоятельную жизнь.

По примеру английского доктора Бернардо организовывались “домашние очаги”, в которых “мать-надзирательница” воспитывала детей-сирот, жила с ними общей трудовой жизнью, делила их заботы и радости. Кухарок и нянек не было. Все держалось на самообслуживании, организовывалось дежурство по кухне и по дому. Дети сами шили одежду и даже обувь. Учились в городской школе, а по ее окончании - в дополнительных классах. Наказаний, как таковых, не существовало, каждый стремился в меру своих сил поддержать “честь очага”. Детей приучали к милосердию, для чего они совершали регулярные обходы села и оказывали помощь больным жителям. Велись дневники сельскохозяйственных работ, удойности коров и т.д. Домашнее хозяйство велось по передовым методикам, с использованием современной сельскохозяйственной техники. По выходу из “домашнего очага” выдавалось пособие в размере 60 руб. Это были деньги, полученные за продажу собственных изделий (в основном за рукоделие) [6].

Существовали и специальные сельскохозяйственные приюты, колонии и школы, о которых будет сказано особо в последующих главах “Очерков”.

В период становления социальной работы как современного общественного явления в начале ХХ в. и особенно в годы так называемого “революционного подъема народных масс” на Беларуси отчетливо выявляются ведущие организационные формы социальной работы с нуждающимися детьми. Особое значение среди них приобретают различные благотворительные общества (как квазигосударственные, так и местные) и благотворительные заведения, формы частной благотворительности, городские и земские органы общественного самоуправления, съезды деятелей по общественному и частному призрению, другие съезды и совещания представителей общественности, а также социальная деятельность политических партий и общественных внеправительственных объединений различного характера и направленности, “детская” журналистика.

Передовая общественность выдвигала конкретные требования по снабжению бедных детей пищей, одеждой и учебными пособиями за счет государства, улучшению условий их быта и учебы, обеспечению устройства при всех заводах, фабриках и других предприятиях, где работают женщины, яслей и постоянно действующих детских колоний, санаториев, детских дач летом, а в городах - детских площадок, садов, детских городков, т.е. создания системы общественных воспитательных учреждений для малообеспеченных слоев населения [16, 26, 75]. Объединение общественности вне зависимости от политических и иных взглядов и верований для совместных действий на почве благотворения - одна из характерных и примечательных черт того времени.

Несмотря на ряд недостатков, вызванных чаще объективными, чем субъективными, причинами, практически при отсутствии реальной помощи со стороны государства в дореволюционный период именно благодаря ей сформировалась достаточно эффективная, на уровне передовых достижений того времени система социальной работы с детьми в заведениях приютского типа.

По проблеме создания и деятельности на Беларуси благотворительных общественных организаций и заведений социальной помощи нуждающимся детям, воспитательных домов, детских приютов, “яслей” и т.д. можно сделать следующие краткие выводы.

1. Система социальной помощи нуждающимся детям берет свое начало в славянской духовности и менталитете белорусов, особенностях их жизни и быта, усиленных и оформленных религиозными заповедями христианства.

2. В истории складывания системы благотворительной помощи обездоленным детям на Беларуси весьма значительна роль многочисленных конфессиональных организаций, в первую очередь православных братств с их школами и приютами, а также представителей магнатских белорусских родов с их богатыми пожертвованиями на организацию и содержание приютов, других учреждений для детей-сирот и детей из бедных семей.

3. Решающее значение в организации помощи нуждающимся, основании системы социальной работы с детьми во второй половине ХIХ - начале ХХ вв. имели благотворительные общества, которые оказывали помощь детям как в “открытых”, так и в “закрытых” формах, открывали и содержали воспитательные дома, детские приюты, “ясли”, колонии и т.д.

Призрение детей постепенно входит в основной модус осмысления существующей практики социальной работы.

4. Деятельность благотворительных обществ и благотворительных заведений для детей была бы более эффективна при условии активной ее поддержки со стороны государственных органов, разумной централизации и оптимизации всего дела организации и управления социальной работой с детьми.

5. Позитивный опыт, накопленный белорусской общественностью на протяжении многовековой истории благотворения на Беларуси, нуждается в тщательном изучении и творческом использовании в современных условиях для преодоления негативных явлений, связанных с ослаблением ведущей роли государства в сфере помощи нуждающимся, для организации разумно сбалансированной и эффективной системы социальной работы с детьми, в первую очередь из многочисленных социально-уязвимых слоев населения. Он дает ориентиры и для современной научной рефлексии фенеменологии процесса помощи детям в самых разнообразных формах.