Глава 10. Белорусско-российский опыт социальной помощи переселенцам и беженцам

В период формирования основ профессиональной социальной работы в особое направление исследования проблем социальной помощи выделяется исследование определенных общественных групп, отражавших разнообразные исторические процессы и трансформации. Одной из таких групп были мигранты.

Феномен передвижения переселенцев на территории Беларуси (как, впрочем, и во всем мире) существовал с незапамятных времен. Его развитию способствовали стихийные бедствия, набеги, войны, безземелье, малоземелье и связанный с ними голод, притеснения “сильных мира сего” и т. д. Временами переселение на новые земли принимало, массовый стихийный характер: снимались целыми деревнями и шли со своим скарбом невесть куда, терпя тяготы, нужду, превозмогая болезни и голод. Как пишет один из исследователей этого явления в конце ХIХ в., “целые обозы, превращавшиеся на пути во время остановки в толпы нищих, обращали на себя внимание общества” [5, 178].

Переселенческое движение из Беларуси особенно усилилось после реформ 60-х гг., когда освобождение крестьян от крепостной зависимости, тенденции социально-экономической эволюции, дифференциация деревни и безземелье привели к массовому уходу тысяч разоренных, спасающихся от нужды и голодной смерти крестьян из белорусской деревни на бескрайние просторы Сибири [14, 14].

Исследуя данные переселенческого движения из белорусских губерний после 1861 г., можно достаточно достоверно определить периоды в его развитии. П.Д. Верещагин, например, предлагает следующую периодизацию: I период  1861 - середина 90-х годов  так сказать, предыстория переселенческой эпопеи; 1896-1906 гг.  II период, когда белорусские губернии вступили в полосу “переселенческой горячки”; III период, связанный со столыпинской аграрной политикой, относится к 1907-1914 гг. [7, 22].

Статистика переселений ведется лишь с 1885 г. и о переселении в первый период сохранились лишь единичные данные. Эти данные говорят нам о том, что переселение было вызвано, в первую очередь, такими постоянно действующими факторами, как серия неурожаев и недородов 1865, 1867 и 1868 гг. “Одной из причин... к переселению,  писал 15 октября 1870 г. могилевский генерал-губернатор в Министерство внутренних дел,  были существовавшие в губернии несколько лет кряду неурожаи хлеба и особенно сильный неурожай 1867 г., которые в малохлебородных местах были слишком разорительны для крестьян” [10, ф. 1291, оп. 53, д. 223, л. 2].

Таким образом, начало миграций приходится на первое пореформенное десятилетие. Правительство, хорошо понимая отрицательные последствия скороспело принятых решений на переселение, как могло сдерживало переселенческую горячку. Кроме того, свобода переселений нарушала интересы местных землевладельцев, лишая их выгодных арендаторов и дешевой рабочей силы.

Однако стремясь побыстрее ликвидировать последствия восстания 1863 г. и исключить возможность его повторения в более широких масштабах, правительство поддержало инициативу виленского генерал-губернатора М.Н. Муравьева о расселении определенных категорий крестьянства “в пределах губерний с целью их устройства на казенных землях” [6, 6].

В начале февраля 1864 г. Александр II разрешил переселение только из Витебской губернии, а циркуляром от 13 апреля 1868 г.  всем жителям Северо-Западного края по предварительному разрешению правительства [6, 8]. Циркуляр Министерства внутренних дел был срочно опубликован в восьмом номере “Официального прибавления к “Северной почте”, а затем всеми губернскими газетами [6, 20]. Этим началась широкомасштабная пропагандистская компания по разъяснению условий и порядка переселения белорусских крестьян в Оренбургскую и Самарскую губернии. Предусматривалось не только “объяснение мировых посредников, но и через прочтение у себя дома новые льготы, которые дарует им правительство при переселении” [10, ф. 1291, оп. 53, д. 25, ч. 1, л. 331].

Циркуляр вызвал широкомасштабное движение крестьянских масс из разных белорусских губерний, стремившихся покинуть насиженные места в надежде на благополучную жизнь в Поволжье и Зауралье.

Чутко уловив эти настроения, правительство уже следующим своим циркуляром от 4 мая 1868 г. предписало губернаторам ограничить законоположение 13 апреля, противодействуя кочевому настроению крестьян” [18, ф. 242, оп. 1, д. 1139, л. 3]. Руководствуясь последними предписаниями, Витебский генерал-губернатор, например, предложил местной администрации “употребить все средства к скорейшему... пресечению... возникших между крестьянами... губернии недоразумений при объяснении циркуляра... о порядке переселения на казенные земли” [10, ф. 1291, оп. 53, д. 25, ч. 1, л. 198]. Аналогичные меры предприняли и другие губернаторы.

Однако брожения среди крестьян продолжались. Многие, выправив паспорта на время отлучки с семействами в отдаленные губернии якобы “для заработка”, тайком распродавали свое имущество и, сдав в аренду свои земли, отправлялись “завоевывать” новые для себя места. Обращения губернаторов Северо-Западного края в другие губернии с просьбой о задержании этих крестьян и возвращении их на родину не дали положительного результата [6, 10].

В то же время усилилось разъяснение крестьянам “как основания, так и порядка” подачи и рассмотрения ходатайств о переселении [18, ф. 295, оп. 16, д. 1893, л. 2]. К делу подключились сельские учителя, врачи, священники, другие представители сельской и городской интеллигенции. При тщетности попыток разубедить крестьян переселяться на неизведанные земли, они делали все возможное, что бы морально и материально подготовить их к этому ответственному предприятию. Представители благотворительных обществ, других общественных организаций проводили индивидуальные и коллективные беседы с крестьянами и членами их семей, инструктировали, а затем и снаряжали в дальний путь сельских ходоков, писали от их имени прошения в местные и центральные органы, сдерживали представителей местной администрации от применения необоснованных репрессивных мер в отношении непокорных крестьян.

Вместе с администрацией представители общественности организовывали и проводили волостные и уездные крестьянские собрания, на которых в переполненных залах, когда люди, не умещаясь на скамьях, сидели на полу и стояли в проходах, еще и еще раз читали и обсуждали предписания правительства по вопросам переселения. Эти обсуждения вызвали исключительную заинтересованность белорусского крестьянства в переселении. Они собирали средства и снаряжали ходоков в Приволжские губернии с целью выяснения условий обустройства на новом месте.

Переселенческая волна 1868 г. всколыхнула 19 российских губерний, в т. ч. все пять белорусских. Подача прошений о переселении в высшие инстанции сочеталась с посылкой крестьянами своих уполномоченных в самую столицу. Первопроходцами в зарождении на Беларуси “институте ходоков” (крестьянских уполномоченных, направляемых в предполагаемые районы переселения с целью предварительного ознакомления с условиями жизни и качеством земли) стали выходцы из Витебской и Могилевской губерний.

Эта “вспышка” 60-х гг. ХIХ в. была лишь своеобразным прологом переселенческой эпопеи белорусского крестьянства, проявившейся позднее.

К концу ХIХ - в начале ХХ в. в Сибирь, на Дальний Восток хлынул массовый поток безземельных белорусских крестьян. Появились эмигранты в Америку и Западную Европу [19]. По данным, приводимым Белорусской советской энциклопедией, избыток рабочих рук в Минской, Витебской и Могилевской губерниях составил 700 тыс. человек, что равнялось примерно 40% трудоспособных [3, 55]. Среди районов нечерноземной полосы пять губерний, которые составляют территорию современной Беларуси, в 1896-1915 гг. дали 85% всех переселенцев, а отрицательное сальдо миграции в 1897-1915 гг. составило 0,5 млн. белорусов [3, 55].

В то же время нельзя не отметить, что если бы не разумные меры, предпринимаемые правительством в переселенческой политике, это сальдо было бы значительно большим, а бедствия крестьян-переселенцев на их пути за “райской птицей счастья” еще тяжелее.

Вот, например, как рисует картину переселения в Сибирь известный деятель благотворения того времени К. Гумберт: “Всякий... знает с какими страшными лишениями и нуждами приходиться считаться нашим бедным мужичкам-эмигрантам в обетованной Сибирской земле. Распродав свой жалкий скарб, разорив свое старое гнездо, не узнав хорошенько, что ожидает их на далекой окраине, пускаются переселенцы в дальний путь. Перевозят переселенцев в вагонах 1У класса, без окон и света, без скамеек и каких бы то ни было удобств. Поезда продвигаются мучительно долго. На остановочных пунктах... за недостатком места в бараках, им приходиться спать под открытым небом, на холодном каменном полу железнодорожной платформы. Под грязным тряпьем плачут и барахтаются ребятишки, сидят женщины с грудными детьми, ежась от холода ютятся подростки. ...Угрюмые, изможденные, грустные лица, то безнадежно-тоскливое, то болезненно-возбужденное выражение глаз и вялые движения. Слышаться сдержанные стоны. Баба грязным фартуком протирает слипшиеся о гноя глаза грудного ребенка, а ребенок изнемогает от надрывающего душу плача... .

В марте текущего года на переселенческом пункте в Челябинске скопилось 3 тыс. человек, из них 2 тыс. предназначались к обратной отправке в Россию, потому что пришли без нужных документов, не знали, куда отправиться, не знали, куда и вернуться... Разоренные в конец, обнищалые, больные, осиротелые, с надломленными навсегда силами и энергией, те, которых пощадила смерть, возвращаются иногда в выславшую их когда-то мачеху-деревню, где не находят боле даже жалкого угла” [9, 21-22].

Разумеется, такое бедственное положение переселенцев не могло остаться без внимания представителей нарождающейся социальной работы. Одной из первых благотворительных организаций, встретившей в Сибири переселенцев из далеких белорусских губерний, стал “Тюменский переселенческий комитет”, созданный для оказания им врачебно-питательной и иной помощи. Годовой бюджет Комитета в сумме 10-14 тыс. руб. складывался из пожертвований судовладельцев и других местных состоятельных людей при участии интеллигенции.

К заботам о переселенцах активно подключилась периодическая печать. Так, “Русские ведомости” с 1899 г. проводили ежегодные сборы средств в их пользу. С помощью газеты в 1890-1891 гг. было собрано 40 тыс. руб. частных пожертвований. Примерно в то же время начали свою работу переселенческие комитеты в Тобольске, Томске, Иркутске и Чите [5, 178].

В 1891 г. двенадцать переселенческих учреждений основали “С.-Петербургское общество вспомоществования нуждающимся переселенцам” с целью “содействовать правительству в его заботах о лицах, переселяющихся на основании существующих правил и с разрешения подлежащего начальства” [5, 179]. Первоначальный капитал Общества составил всего 13 тыс. руб., однако в 1892 г. чиновник петербургского почтамта П.Н. Третьяков завещал ему 135 тыс. руб., проценты с которых стали главной частью расходуемых средств. В том же году председатель Особого комитета помощи голодающим князь Голицин пожертвовал обществу вспомоществования переселенцам 82 тыс. руб. [5, 179].

С началом строительства Сибирской железной дороги был создан Комитет Сибирской железной дороги под руководством А.Н. Куломзина, одной из целей которого стала помощь переселенцам.

С 1894 г. с высочайшего позволения по всей империи начался сбор пожертвований на устройство церквей и школ для переселенцев в зоне строительства Сибирской железной дороги. Средства поступали в Фонд им. императора Александра III, ведавшего этим устройством. За 10 лет (к 1908 г.) в Сибири было построено 214 церквей и 164 школы. Впоследствии Фонд взял за правило: при каждой строящейся церкви должна строиться и школа. На строительство отпускалось или вся сумма из средств Фонда, или ее часть с дополнительным привлечением местных пожертвований.

С прекращением строительства Сибирской железной дороги прекратил свою деятельность и Комитет А.Н. Куломзина, а вместе с ним и Фонд, который находился при Комитете. Средства Фонда перешли в распоряжение Св. Синода.

Правительство в этот период так же несколько изменило свою тактику по отношению к переселенческому движению. С одной стороны, оно во всеуслышание объявило о его значительном “колонизационном значении”, а с другой, образовала в 1896 г. в Министерстве внутренних дел так называемый Переселенческий комитет, который установил ряд “запретов на получение разрешения на переселение” [5, 179]. Это привело к росту количества ”нелегалов”, что в свою очередь усложнило и без того нелегкие условия переселения, вызвало протесты общественности.

В начале ХХ в. правительство вновь пересмотрело свою позицию в отношении переселенческого движения, признав его “одним из самых важных направлений решения аграрного вопроса” [5, 179]. 6 июля 1904 г. появился закон, устанавливающий порядок “при котором никому не возброняется на свой счет и риск переселяться в свободно избранные местности” [21, 6]. Однако государственная помощь в соответствии с этим законом оказывалась лишь тем переселенцам, переселение которых было желательно правительству “исходя из интересов государства”.

Переселенцам стали выдавать из казны ссуды, они получили ряд льгот: “освобождение на несколько лет от налогов, продажа по льготным ценам (или аренда) инвентаря, семян, бесплатное предоставление стройматериалов, освобождение молодых мужчин на несколько лет от призыва в армию” и т. п. [8, 14]. В Сибири появились специальные землеустроительные команды, которые (каждая в своем районе) приискивали пригодные для заселения свободные земли и в случае необходимости проводили мелиоративные работы.

Еще одним шагом со стороны правительства стала выдача государственных пособий ходокам, направляющихся от крестьянских обществ или групп семей в Сибирь для подыскания и осмотра земельных участков. Если участок подходил, то ходок выписывал на него свидетельство и возвращался домой. На обратное следование ходоков за семьей можно было получить подлежащее возврату или (в некоторых случаях) безвозмездное пособие в размере 10-15 руб. Такое же пособие могли получить и возвращавшиеся из Сибири семьи [21, 17]. По прибытию ходока домой, согласно полученному им свидетельству, семье или группе семей выдавалось пособие на переезд к месту поселения, а там  пособие на обзаведение хозяйством.

Переезд ходоков и переселенцев стал все чаще осуществляться особыми, приспособленными для этой цели поездами и пароходами. Постепенно складывалась хорошо отработанная и эффективная система передвижения мигрантов, многое из которой, при тщательном изучении и отборе, можно с успехом применять и сегодня. Так, заслуживает внимания опыт работы по созданию на пути следования переселенцев по всей линии Сибирской железной дороги сети пунктов врачебно-продовольственной помощи под общим руководством Переселенческого управления. В них переселенцы могли получить приют, лечение, горячую пищу (взрослым  по сниженным ценам, детям до 10 лет  бесплатно). Детям до 5 лет молоко и белый хлеб выдавались бесплатно, в некоторых случаях они могли заменяться яйцами или молочной кашей.

Особой активностью в помощи переселенцам отличалось Российское Общество Красного Креста. При всех кассах общества (в т.ч. и на Беларуси) по согласованию с Министерством внутренних дел был организован сбор пожертвований на усиление врачебной помощи нуждающимся переселенцам, создание в местах поселений новоселов, наиболее пораженных эпидемическими заболеваниями и лишенных медицинской помощи, а так же в местах наибольшего скопления переселенцев на маршрутах их движения амбулаторных лечебниц и питательных пунктов Красного Креста, на снаряжение и командирование особых санитарных отрядов [9, 22-23].

Оказывали материальную и иную помощь своим землякам-пересленцам при устройстве на новом месте частные лица и национальные благотворительные общества. Однако в отличие от Петербурга и Варшавы, где помощь переселенцам из Беларуси оказывали созданные там организации (“Крывіцкі вязок”, “Гоман”, “Беларускае студенцкае зямляцтва ў Варшаве”), в центральных районах России и в Сибири не было самостоятельных белорусских организаций. Они стали создаваться позднее, в годы 1-й мировой войны с появлением беженцев.

В нынешних условиях вопросы переселения больших масс людей на новые места, пожалуй, столь же актуален, как и в начале ХХ в. Это относится прежде всего к переселенцам из Чернобыльской зоны. Белорусско-российский опыт, накопленный в сфере переселения и расселения людей, организационных и юридических вопросов, а особенно, в использовании системы льгот, несомненно, будет полезен и в наши дни.

К проблемам переселенцев тесно примыкают проблемы беженцев. В 1997 г. на Беларуси состояли на учете около 5 тыс. беженцев только из стран дальнего зарубежья и более 30 тыс. из стран бывшего СССР. Накопилось множество вопросов в области их расселения, трудоустройства и обустройства на новом месте, адаптации и проч. [См. 12; 22; 25]. Помочь в решении накопившихся проблем может достаточно богатый опыт, накопленный в белорусских губерниях в начале ХХ в. Он связан прежде всего с периодом мировой войны, которую первым, как это не раз бывало в прошлом, встретил белорусский народ.

После поражения русской армии весной-летом 1915 г. с приближением фронта Беларусь превратилась в беженский лагерь. Спасаясь от опасностей войны, беженцы потоками направлялись в центральные губернии России. Особенно много их было на Брест-Литовском шоссе, где в июле 1915 г. на участке Кобрин-Барановичи находилось 400 тыс. беженцев [27, т. 1, 339]. В пути их подстерегали бедствия не меньше военных. Одна из них  высокая смертность от голода и болезней. В октябре 1915 г. только на станции Минск, население которого по сведениям газеты “Утро России” увеличилось вдвое и достигло 200 тыс. [23, 142], под открытым небом скопилось до 13 тыс. человек. За несколько дней из них умерло 1 тыс. 516 человек. Зарегистрировано 9 тыс. случаев холеры. Трупы сбрасывали в братские могилы, “применительно к правилам, установленным для войск” [17, 60].

В поисках укрытия от осенних холодов люди, порой, ночевали даже в телефонных будках. За предоставление такого ночлега “предприниматель” брал немалую сумму  1 руб. 25 коп. за сутки. В сопоставимых ценах  это больше, чем сегодня берут за гостиничный номер в крупном городе. Размер же пособия, причитавшегося на каждую семью беженцев не превышал 30 руб. в месяц.

На август 1915 г. (до захвата немцами Гродно и Вильно) в Гродненской губернии насчитывалось 25 тыс. беженцев, Витебской и Могилевской  по 20 тыс., Виленской - 30 тыс. [17, 60]. На 1 июня 1916 г. официально было зарегистрировано 47,1% беженцев из белорусских губерний по отношению к их общему количеству из разных районов боевых действий. Белорусский национальный комитет считал, что беженцев из Беларуси к 1918 г. было более 2 млн. человек [17, 61]. Большинство из них обосновалось в Тамбовской, Самарской и Саратовской губерниях.

Сразу отметим, что отношение к белорусам у россиян было самым радушным. Их принимали особые комиссии, многие из членов которых предоставляли для беженцев свои дома, арендовали ряд помещений у крестьян, открывали приюты, школы и т. д. [15, 118-120; 21]. Было тяжело, но, как вспоминает в своей книге П. Хадыко, “меня одевали, кормили, даже платили” [24, 9]. В Оренбурге белорусская семья Хадыко устроилась в бараке для беженцев, в котором “жили односельчане и ... ежедневно получали по два фунта хлеба, немного сахару и горячую пищу в обед”. Все члены семьи получили работу [24, 10].

Собственно белорусские благотворительные организации по оказанию помощи беженцам в центральных районах России и в Сибири возникают лишь в 1917-1918 гг. Одной из них стал “Беларускі нацыянальны гурток” в Богородицке (Тульская губ.), созданный в апреле 1917 г. с целью объединения “свядомых беларусаў розных губерняў” под руководством М.Г. Найбича. При нем была создана касса взаимопомощи, белорусская библиотека, проводилась культурно-просветительская работа [27, т. 1, 448]. Аналогичные организации работали в Одессе (“Беларускі гай  1917-1918), Калуге (“Беларуская вучнеўская грамада”  1917) и в других российских городах [27, т. 1, 370, 425]. В Орле действовало товарищество беженцев “Беларуская хатка” (1917-1918), которое вело регистрацию белорусских беженцев в Орловской губернии и занималось благотворительной деятельностью [23, т. 1, 417]. В Барнауле  Белорусско-украинский комитет помощи жертвам войны (1918-1920) под руководством М.Ф. Блиодухо. Эта организация входила в Международный комитет беженцев в Сибири, активно сотрудничала с комитетами беженцев других национальностей [27, т. 1, 363].

Даже по самым критическим оценкам, правительство, местные власти, различные благотворительные и другие общественные организации проделали огромный объем работы для организации передвижения, обогрева, питания и обустройства беженцев на новом месте. Беженцы по территории Беларуси передвигались в соответствии с заранее намеченным планом по маршрутам, указанным властями, в основном пешим порядком (подвижной состав железных дорог был задействован для нужд армии), как правило, в сопровождении полицейского чина, армейских или казачьих дозоров. План, разработанный в штабе Северо-западного фронта при участии гражданских властей, предусматривал места дневок и ночевок колонн, организацию продовольственных пунктов, которые финансировала армия, и многое другое.

В конце августа 1915 г. был опубликован закон “Об обеспечении нужд беженцев”, который действовал до конца войны [11, Вып. I, 17]. Он предусматривал статус беженца, его права и обязанности, определял учреждения, которые должны помогать беженцам и т. д. “Беженцами” признавались лица, покинувшие местности, которым угрожал неприятель, либо местности уже занятые неприятелем, либо выселенные из районов военных действий по распоряжению властей. Армейские приказы требовали уводить из зоны боевых действий в первую очередь “мужское население в возрасте от 18 до 50 лет, местных жителей ... с домашним необходимым имуществом”, оставляя врагу “выжженную землю” [17, 60]. Эта тактика впоследствии использовалась органами советской власти в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., правда, с меньшим успехом из-за быстрого передвижения немецких войск.

Заботы по обеспечению материальных и духовных нужд беженцев распределялись между Министерством внутренних дел, главноуправляющими по делам беженцев и местной администрацией. Финансирование осуществляло государственного казначейство. Оказание “временной помощи” возлагалось на Комитет великой княжны Татьяны Николаевны (дочери императора), который действовал на основе высочайших указаний.

Учреждалось Особое совещание как “высшее государственное установление”, которому ни одно государственное ведомство или учреждение не могло давать предписаний или требовать с него отчета [11, Вып. I, 3]. В составе Совещания находились по 7 членов, избираемых от Государственной думы и Государственного Совета, а так же представители Военного ведомства, Министерства внутренних дел, Министерства иностранных дел, Министерства финансов, министерств народного просвещения, путей сообщения, торговли и промышленности, Главного управления землеустройства и земледелия, члены Комитета великой княжны Татьяны Николаевны, представители Российского общества Красного Креста, главноуправляющий по устройству беженцев, представители Всероссийского земледельческого и городского союзов. Количество членов Совещания достигало 100 человек. Созданы комиссии и руководящее собрание.

Таким образом, в состав Особого совещания вошли: а) представители государства (все основные министерства, имеющие отношение к помощи беженцам); б) представители законодательной власти; в) представители наиболее влиятельных общественных организаций; г) представители от национальных комитетов по оказанию помощи пострадавшим от войны [11, Вып. I, 4]. Закон определял на должность председателя Совещания представителя Министерства внутренних дел (министра или его “товарища”). Им стал “товарищ” министра Н.В. Плеве.

Особое совещание решало вопросы общего распределения кредитов, отпускавшихся на нужды беженцев, их размещения и регистрации, передвижения в места временного проживания и оказание помощи в восстановлении хозяйства; основополагающие вопросы, связанные с возмещением убытков беженцам; оказания ссудной помощи; вопросы, относящиеся к устройству школ, курсов, кружков для беженцев и их детей; организации сношений с родными, оставшимися за границей, через посредство Министерства иностранных дел [11, Вып. I, 5].

Выполнению мероприятий по обеспечению нужд беженцев обязаны были содействовать все ведомства, учреждения и должностные лица. В обязанности, например, главноуполномоченных входили контроль за выселением беженцев из районов военных действий и ответственность за их положение в полосе действий того или иного фронта. Назначались они правительством по согласованию с командующими соответствующих фронтов. Главноуправляющие руководили делом передвижения и устройства беженцев, объединения в этих целях деятельности местных властей, правительственных и общественных организаций в пределах 300 км. от линии фронта. Более подробно круг их обязанностей определялся инструкциями, по которым последние должны были ознакомиться с положением беженцев своего района, наблюдать за снабжением их продовольствием, организовывать врачебную и ветеринарную помощь, согласовывать свои меры с местной администрацией, постоянно докладывать в Министерство внутренних дел о нуждах беженцев, предоставлять свои заключения по испрашиваемых на нужды беженцев кредитов, контролировать правильность исполнения всех законов и распоряжений относительно беженцев [15, 112].

Одним из недостатков складывающей системы помощи беженцам было то, что главноуправляющие фронтов оказались вне сферы влияния Особого совещания. Это снижало эффективность последнего и нарушало координацию действий в масштабах страны. Кроме того, у Особого совещания не было своего исполнительного аппарата, а чиновники особого отдела Министерства внутренних дел, ведавшего проблемами беженцев, просто физически не справлялись со все возрастающим потоком бумаг.

Принятие проекта общенациональной программы по беженцам, вынесенного на рассмотрение Особого совещания только в январе 1916 г. особым отделом МВД, растянулось из-за многочисленных недостатков самого проекта, а так же по ряду других объективных и субъективных причин до февраля 1917 г. Все это приводило к срыву сроков утверждения кредитов, их поступления на места. Беженцы месяцами не получали денежного довольствия и продовольственных пайков, а “возбуждение среди них,  как свидетельствует современник,  настолько велико, что угрожает общественному спокойствию” [26, 48].

В соответствии с законом “Об обеспечении нужд беженцев”, лицам и учреждениям, работающим в данной сфере, предоставлялось право приглашать к широкому сотрудничеству общественные и частные объединения, прежде всего благотворительного характера, отдельных лиц, желающих облегчить положение беженцев и, вообще, “все местные силы” [11, Вып. I, 14].

Наиболее влиятельные из этих сил были представлены, как уже отмечалось, в Особом совещании. Самого пристального внимания современного исследователя в области истории социальной работы заслуживает деятельность Главных комитетов Земского и Городского союзов. Они предлагали незамедлительно принять меры, осуществление которых значительно улучшило бы всю систему организованной помощи беженцам. Вот основные из них: выработать общий эвакуационный план с учетом возможностей железной дороги, той или иной губернии принять определенное количество беженцев; создать единую систему регистрации беженцев и в связи с ней Центральное адресное бюро для разыскания потерявшихся; организовать для беженцев Всероссийское бюро трудоустройства; создать во всех местах скопления беженцев специальные бюро юридических услуг; объединить усилия национальных, кооперативных, рабочих, профсоюзных и иных общественных организаций путем создания на местах специальных отрядов, объединяющих их представителей; при расселении беженцев “особое внимание уделять удовлетворению их национально-культурных потребностей” [26, 22].

Не особенно надеясь на помощь со стороны традиционно неразворотливой, бюрократической государственной машины, Земгор решил самостоятельно заняться реализацией этой программы. По его инициативе в октябре 1915 г. было учреждено Всероссийское общество попечения о беженцах. При активном участии местных благотворительных организаций Общество за год открыло 39 школ, 59 приютов для детей и 17 убежищ для престарелых беженцев, 7 питательных пунктов, 7 справочных контор по трудоустройству, 27 ремесленных мастерских, 4 вещевых склада и 105 читален с библиотеками [26, 23]. Повсеместно создавались артели для выполнения работ по обустройству беженцев.

Отделения общества попечения о беженцах открывались, прежде всего, в белорусских губерниях, где они получили название “обывательских комитетов”. В уставах комитетов указывалось, что тот или иной комитет организуется в целях оказания помощи беженцам и имеет право создавать свои уездные и волостные комитеты. В круг их прав и обязанностей входило: собирать сведения о нуждах беженцев и населения, о лицах, лишенных средств к существованию, нуждающихся в трудоустройстве; организация работ, санитарных мероприятий, устройство дешевых столовых, чайных, убежищ, приютов, госпиталей; организация взаимопомощи, сбор и распределение пожертвований; организация добровольных складок на нужды комитетов деньгами или натурою, а так же право “испрашивать у правительства материальную помощь” [11, Вып. II, 1].

Все комитеты находились под надзором Министерства внутренних дел.

Белорусские земства приняли активное участие в противоэпидемических мероприятиях беженцев. Минская губернская земская управа, например, израсходовала значительные средства на постройку, оборудование и содержание инфекционных бараков, на жалование медицинскому персоналу, обеспечение населения доброкачественной питьевой водой и др. Создавались группы сестер милосердия и санитаров.

Летучие санитарно-эпидемические отряды работали в каждом уезде Могилевской губернии [10, ф. 1298, оп. 1, д. 2709, л. 13]. Так, врач Чунардина со своим отрядом оказывала помощь в Сельце Климовичского уезда, где были оборудованы амбулатория, холерный барак и приемный покой. За три месяца только через этот пункт прошло более 300 тыс. беженцев [10, ф. 1298, оп. 1, д. 2709, лл. 13-16]. В Могилеве и Гомеле на общеземские средства были выстроены бараки для заразных больных, открыты новые отделения в губернских земских больницах, бесплатные амбулаторные пункты [16, 123-124].

Еще одной крупной благотворительной организацией, развернувшей активную деятельность на территории тогдашней Беларуси, стал Комитет ее императорского высочества великой княжны Татьяны Николаевны. В состав Татьянинского комитета, которым руководило Центральное правление, вошли представители министерств внутренних дел, путей сообщения, финансов, военного министерства, а так же значительное число придворных чинов. В состав местных отделений Комитета обычно входили губернатор, вице-губернатор, большинство руководящих чиновников, представители местной знати.

В обязанности Татьянинского комитета и его отделений, созданных во всех белорусских губернских городах и во многих уездах, незанятых противником, входило следующее: оказание единовременной материальной денежной помощи беженцам, приискание им занятий и трудоустройство; содействие помещению беженцев в богадельни, приюты и другие благотворительные заведения; создание собственных организаций для помещения нетрудоспособных; содействие получению беженцами узаконенных пособий и вознаграждения за причиненных военными действиями ущерб; прием пожертвований, их сбор и т. д. [20, 4].

За первые шесть месяцев работы Татьянинского комитета были созданы два санитарно-питательных пункта для беженцев, ясли-приют в Вильно и убежище в Житомире. Активно использовались средства местных отделений на создание убежищ, приютов, школ, курсов, санитарных пунктов, приобретение стройматериалов и проч. [26, 17]. Комитет направил специальную инспекцию для проверки постановки дела помощи беженцам, а так же специальных лиц для приискания мест, пригодных для постройки убежищ и приютов.

Для сбора средств, кроме традиционно используемых обществами данного типа благотворительных концертов, спектаклей, вечеров и лотерей, проводилась организованная пропагандистская компания с широким привлечением различных периодических изданий. В белорусских городах и селах, в центральной России появились обращения и воззвания к дворянским обществам, биржевым комитетам, банкам, торговым и промышленным фирмам, прихожанам отдельных церквей. Об эффективности этой компании можно судить потому, что за 5 месяцев с начала работы Комитета выпущено 65 тыс. таких обращений, а за 4 месяца собрано 1 млн. 386 тыс. 463 руб. [20, 84]. Сбор и распределение средств, организация пропаганды, создание широкого актива на местах постепенно стали главными направлениями деятельности Центрального правления Татьянинского комитета.

Эффективно действовали и национальные комитеты по оказанию помощи беженцам. На Беларуси первыми были созданы Еврейские и Польские комитеты, затем  Белорусское товарищество помощи потерпевшим от войны. Последнее было создано в апреле 1915 г. в Вильно известными белорусскими политическими деятелями В. Ивановкским, А. Луцкевичем, В. Ластовским, П. Алексеюком и другими. В июне 1915 г. Товарищество выступило с обращением “К гражданам Беларуси”. Оно было опубликовано в газете “Беларус” и издано в виде листовки массовым тиражом. Среди главных форм работы товарищества  организация питательных пунктов, столовых, общежитий, медицинская помощь.

Средства Товарищества складывались из частных пожертвований, членских взносов, прибылей с благотворительных мероприятий. Предпринимались попытки по примеру других благотворительных организаций получить субсидии от Татьянинского комитета и Главного комитета Всероссийского союза городов, но успехов они не имели.

Вскоре с помощью своих уполномоченных были созданы отделы Товарищества в Минске, Дисне, Вилейке, Прозороках, Друскениках, деревне Гожа Гродненской губернии, Полоцке. Отделы имели право вести работу независимо от основной организации в Вильно.

В сентябре 1915 г. накануне оккупации Вильно кайзеровскими войсками часть руководителей Белорусского товарищества выехала на Восток, а после занятия Западной Беларуси его отделы в Витебской и Минской губерниях оказались за линией фронта. Прошли перевыборы, в ходе которых Товарищество возглавил А. Луцкевич, а в состав вошли И. Луцкевич, Ю. Мэнке, Я. Соловей и др. Товарищество постепенно приобретало значение представителя национальных интересов белорусского населения перед оккупационными властями. Главным направлением деятельности постепенно становилась культурно-просветительская работа с детьми и взрослыми. Школьной комиссией Товарищества, в которую вошли А. и И. Луцкевичи, Б. Почобка, А. Пашкевич, удалось добиться создания в Вильно пяти белорусских школ (1916). Обучение в них было бесплатным, бедных учеников Товарищество обеспечивало продуктами и одеждой. Много было сделано для издания белорусских учебников, учебных программ, подготовки учителей, для которых работали белорусские учительские курсы. Это позволило значительно расширить сеть белорусских школ. В Гродненской, Виленской, Сувалковской и оккупированных уездах Минской губерний в 1917-1918 гг. работало 153 белорусские начальные школы.

В 1917 г. Товарищество организовало два детских приюта: в Черном Боре (близ Вильно) на 70 детей и в Кочанах (возле Яшунов) на 40 детей. В Вильно открыты две столовые: одна для бедняков с ежедневной выдачей до 100 бесплатных обедов, другая - для людей среднего достатка.

Белорусское товарищество помощи потерпевшим от войны функционировало до 1925 г. [27, т. 1, 359-360].

В 1916-1917 гг. действовало Белорусское товарищество в Петрограде по оказанию помощи потерпевшим от войны. Эту благотворительную организацию для помощи беженцам-белорусам основали Б.И. Эпимах-Шипило, Ч.И. Родзевич, А.П. Еремич, У.Ф. Миткевич [27, т. 1, 361]. На установочном собрании в состав Товарищества вошел 21 человек. Главой комитета Товарищества стал Л.С. Севрук.

Петроградское товарищество оказывало помощь беженцам деньгами и вещами, открыло общежития для белорусских студентов и учеников, детский приют, швейную мастерскую, издавало листовки с призывом жертвовать деньги для беженцев и т. п. [27, т. 1, 361]. Поступали средства и от организации “Беларускіх вечарын”, в программе которых были спектакли, хоровые и сольные народные песни, танцы, выступления чтецов [27, т. 1, 461].

Петроградское товарищество поддерживало связи с Минским отделом Белорусского товарищества по оказанию помощи потерпевшим о войны, Белорусским национальным комитетом в Минске, стремилось расширить свое влияние на все территории, где находились беженцы.

Активную работу с беженцами проводил Минский отдел Белорусского товарищества по оказанию помощи потерпевшим от войны. На его работе мы остановимся несколько подробнее. Этот отдел Товарищества в составе 50 человек был создан в июле 1915 г., когда под напором германских войск в Минскую губернию хлынули сотни тысяч беженцев. В состав комитета Отдела, который возглавил адвокат В.И. Чаусов, вошли белорусские писатели Ядвигин Ш. (А.И. Левицкий), В. Голубок (В.И. Голуб), А. Зязюля (А.С. Астромович), один из основателей белорусского театра В.С. Фальский и др. [23, 142].

Уже в конце сентября были основаны три первые бесплатные ночлежки, затем  еще три, каждая  на 150-200 человек. Устроены две бесплатные и одна за низкую плату столовые, средства на которые выдала российская благотворительная организация “Северопомощь”. Весной 1916 г. бесплатные столовые из-за недостатка средств пришлось закрыть, оставив лишь платную, известную среди минской интеллигенции как “Белорусская хатка”. Она размещалась по улице Захарьевской (ныне проспект Ф. Скорины), 18 напротив Красного костела. Вскоре пришлось закрыть три из шести ночлежек [2, 376]. За время своей работы столовые выдали около 16 тыс. бесплатных и 10 тыс. платных обедов.

Минский отдел выдавал беженцам небольшие денежные пособия, оказывал им трудовую помощь. Уже с января 1916 г. Отдел раздавал лен и пряжу, основал ткацкую мастерскую, где изготавливались на продажу полотно, скатерти, полотенца и другие изделия с художественными узорами в белорусском стиле. Летом 1916 г. от земского союза был получен заказ на пошив белья для войск, что позволило занять работой 700 женщин. Кроме того была устроена мастерская для починки военного обмундирования.

Для обучения и переобучения беженцев устроены белорусские шестимесячные курсы по садоводству, огородничеству и пчеловодству: которые закончили 38 человек [2, 377].

Минскому отделу Белорусского товарищества потерпевшим от войны удалось организовать белорусский детский приют, который осенью 1916 г. размещался в районе Комаровки, а на зиму переехал в Ратомку. В нем дважды побывал М. Богданович. Вот что он пишет по этому поводу в незаконченной публицистической статье “Белорусский беженский приют”: “Приют помещался в одном из нескольких домов, разбросанных в сосновом бору, недалеко от линии фронта. Отворив входную дверь, попадаю прямо в просторный класс. На стенах  плакаты с крупными надписями, сделанными от руки: “Шануй родную мову” и другие. Дальше  спальня с деревянными, наскоро сбитыми “ложками” (постелями), серыми “коўдрамі” (одеялами). Из спальни навстречу нам высыпают дети в белорусских “кашулях” (рубахах), “андараках” (юбках); на многих девчурках характерные белые “шнуроўкі” (род корсета) из черного “аксаміту” (бархата) с оторочкой. Кругом звенит белорусская речь, из дальней скамьи несется знаменитая “Дударская” [1, 367].

В приюте по белорусским книгам учили чтению и письму, изучали русский язык (после того, как дети успевали привыкнуть к белорусскому) 52 ребенка из семей бедных родителей и сироты. Воспитанники овладевали основами крестьянского ремесла. Мальчики плели лапти и обували весь приют, девочки изготавливали корзины, учились вязать и вышивать. Летом приют переезжал ближе к деревне, где его воспитанники помогали крестьянам в их трудах: косили сено, убирали картофель, молотили зерно. Разнообразной была и культурная программа. соединенными силами нескольких приютов устраивались сводные вечера, на которых играли белорусские детские пьесы, танцевали белорусские танцы, декламировали стихи, пели хором. “Все было как у людей”,  с удовлетворением отмечает М. Богданович [1, 369].

Минское отделение Товарищества устраивало рождественские елки, “батлейки” и т. д. Однако из-за недостатка денежных поступлений многие начинания приходилось ликвидировать. По утверждению М. Богдановича, отдел мог вести свою деятельность во многом благодаря энтузиазму его членов [2, 378]. Сам знаменитый белорусский поэт, будучи тяжело больным и нуждавшимся в усиленном питании, часть своего продовольственно пайка отдавал детям беженцев [23, 143].

Делом помощи беженцам занимались почти все сколько-нибудь заметные представители белорусской государственности и культуры: Б. Эпимах-Шипило, М. Богданович, Е. Родзиевич, Миткевич, Я. Купала, Я. Колас и др. Например, известный в то время белорусский общественный и культурный деятель и педагог С. Баран (Баранов) возглавил гродненское товарищество помощи жертвам 1-й мировой войны [27, т. 1, 296-297].

Проблемами беженцев активно занимались (особенно в 1917-1918 гг.) самые различные политические партии от Белорусской социалистической грамады до партий монархического толка, стремясь, впрочем, не столько оказать им реальную помощь, сколько использовать в своих политических интересах. Поскольку их деятельность в основном выходит за рамки рассматриваемого периода, этот вопрос рассматриваться не будет.

Всего на Беларуси, без учета земских и уездных управ, только в 1915 г. действовало 1 тыс. 300 учреждений и организаций по оказанию помощи беженцам [17, 61]. Один только Земгор финансировал в районе действий Северо-западного фронта более 40 школ-столовых. Открывались продовольственные, санитарные, гужевые (по ремонту колес и подковыванию коней) пункты, оказывалась юридическая помощь в поисках детей, родителей, родственников. Об условиях размещения и содержания детей беженцев можно судить, например, по воспоминаниям будущего генерал-майора и Героя Советского Союза, а тогда подростка из Новогрудского уезда Г.С. Здановича: “Приняли нас хорошо, выкупали в ванне, выдали новое белье..., положили спать на отдельную кровать с чистым и теплым одеялом  о фронте ничего не напоминало” [17, 61].

В целом же, эта тема еще ждет своего исследователя, в частности, в вопросах истории трансформации ценностных ориентаций, нравов, мотивов поведения мигрантов. Здесь предмет и широкое поле научной рефлексии в контексте проблем социальной помощи. Отечественный опыт социальной помощи беженцам и переселенцам, накопленный в конце ХIХ - начале ХХ вв., особенно в сфере юридическо-практической, организационной, в области изыскания средств для ее проведения, работы различных общественных организаций может значительно помочь в решении многих сегодняшних проблем. Он действительно заслуживает тщательного изучения и применения.