Глава 3. К разрешению парадоксов: методология науки и мировоззрение

В действительности все не так, как на самом деле.

Антуан де Сент-Экзюпери

В предыдущей главе были кратко рассмотрены все известные автору физико-математические теории, затрагивающие философию детерминизма. Мы видели, что

лишь одна, и не обязательно верная, из выработанных в физике концепций детерминизма (а именно, вероятностная трактовка квантовой механики) допускает свободу воли, и ни одна не гарантирует ее.

Отметим еще раз, что не все физики разделяют вероятностную трактовку квантовой механики, и далеко не все считают, что эффекты квантовой механики могут быть причастны к свободе человеческого поведения (в связи с тем, что она проявляется в макроскопических масштабах.) Альтернативой же в рамках физических теорий является только абсолютная неизбежность.

Таким образом, современная физика не снимает (по крайней мере, вполне) острых этических парадоксов причинности, сформулированных в XVIII в. Они по-прежнему остаются проблемой в мировоззрении физиков, склонных признавать лапласовский детерминизм.

Укажем еще раз факторы, которые, на взгляд автора, приводят к этим мировоззренческим проблемам:

1. Склонность строить свое мировоззрение на фундаментальных научных концепциях (каковой, в частности, является концепция причинности).

2. Стремление к целостному, логически непротиворечивому мировоззрению.

Такой подход, безусловно, заслуживает уважения. Однако его никак нельзя назвать ни безупречным с точки зрения наших знаний об эволюции науки, ни единственно возможным для ученого.

Философы науки, проанализировав последствия двух научных революций начала XX в., пришли к трудно оспариваемому выводу, что

всякая научная теория есть в лучшем случае приближение к абсолютной истине, но не сама абсолютная истина.

Поясним это высказывание. Критерием, подтверждающим или опровергающим теорию, в науке является эксперимент⁷ (или наблюдение). От теории требуется, чтобы она не противоречила известным экспериментальным результатам и, желательно, предсказывала новые, которые подтвердятся в дальнейшем.

Всякая теория строится на нескольких постулатах, имеющих характер общих утверждений. Например, «скорость света в вакууме не зависит от скорости источника и приемника света» или «две материальные точки притягиваются друг к другу с силой, прямо пропорциональной их массам и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними». Данные утверждения логически включают в себя бесконечное количество частных случаев (они считаются справедливыми для всех возможных скоростей источника и приемника света, для всех возможных масс и расстояний.) Эксперимент же неизбежно устанавливает лишь конечное число фактов. Поэтому

экспериментальное подтверждение теории не является доказательством истинности ее постулатов.

Рано или поздно становятся известны результаты, противоречащие теории. Через некоторое время появляется более глубокая теория, объясняющая и эти результаты вкупе с ранее известными, и включающая в себя предыдущую как частный случай (согласно принципу соответствия). Однако

постулаты (и следующие из них общие выводы) в новой теории могут быть принципиально иными, чем в прежней теории.

Примером являются классическая механика и специальная теория относительности. В классической механике утверждается, что расстояние между двумя точками не зависит от системы отсчета (т. е. абсолютно.) Кроме того, утверждается, что и течение времени не зависит от системы отсчета. Классическая механика прекрасно объясняет огромное (но конечное) количество экспериментальных результатов. Однако наука столкнулась с фактами, которые в рамках классической механики было не объяснить.

Их объяснила специальная теория относительности, утверждающая, что и пространство, и время относительны. От системы отсчета зависит расстояние между двумя точками, зависит продолжительность промежутка времени, зависит даже временной порядок (если событие А в одной системе отсчета предшествовало событию Б, то в другой системе отсчета событие Б могло предшествовать А, а в третьей они могли быть одновременны.) Как видим, общие утверждения, на которых строятся СТО и классическая механика, принципиально различны (некоторые – просто противоположны.) Тем не менее, все экспериментальные факты, подтверждающие классическую механику, объясняются и СТО. Это происходит потому, что при скоростях, много меньших скорости света в вакууме, относительность времени и пространства проявляется столь слабо, что их практически можно считать абсолютными.

Преемственность в эволюции физических теорий (принцип соответствия) проявляется в объяснении экспериментальных результатов, а общие утверждения могут меняться кардинально, в том числе на противоположные.

Вместе с тем трудно отрицать, что для философского осмысления научной теории важны именно ее общие утверждения. Таким образом, философская картина мира, предлагаемая физикой, ограничена постольку, поскольку ограниченна истинность теорий.

У нас нет оснований считать, что эпоха принципа соответствия закончилась, и современные физические теории достигли абсолютной истины. Более того, у нас есть множество оснований считать наоборот (для знакомства с трудностями современной физики читатель может обратиться к научно-популярной литературе.) Но,

если текущее научное знание ограничено в истинности, то и построенное на нем логически целостное мировоззрение ограничено в истинности. Трудно надеяться получить абсолютную истину, выводя следствия из относительной.

Личный выбор каждого – стоит ли принимать в свое мировоззрение идею абсолютной неизбежности только на том основании, что на ней строятся физические теории, неизбежно ограниченные в адекватности описания мира. Идею лапласовской неизбежности, возможно, уже поколебала квантовая механика. Даже если и нет, то в будущем может появиться другая теория, снимающая неизбежность событий так же, как, например, специальная теория относительности сняла абсолютность времени. Стоит ли тогда принимать как данность лапласовский детерминизм и биться над его конфликтами с этикой и естественным самоощущением человека? Стоит ли причинять себе душевную боль, пытаясь совместить несовместимое? Личный выбор каждого.

Отметим лишь, что

даже принципиальная убежденность ученого в неверности некоторых используемых идей вовсе не обязательно мешает заниматься наукой. Когда физик рассматривает плазму в центре Солнца как идеальный газ или Землю как накрытую вращающейся «небесной сферой», он вовсе не считает, что так оно на самом деле и есть. Он использует модель (в физике это называется «приближением»), от которой требуется одно – с требуемой точностью удовлетворять экспериментальным результатам. Концепцию причинности точно так же можно рассматривать как модель, пригодную для описания целого класса явлений, но не претендующую на применимость к нашему поведению.

Наконец, на переднем крае науки возникают и используются не только теории, не вполне согласующиеся с экспериментом, но и теории, логически противоречащие в некоторых вопросах сами себе (такова ситуация, например, в молекулярной физике жидкостей.) И физики пользуются этими теориями (правда, без особого восторга), опираясь на простой методологический принцип: «лучше иметь плохую теорию явления, чем не иметь вообще никакой». Принцип, на взгляд автора, абсолютно верен. Естественнее ожидать, что «хорошая» теория рано или поздно произрастет из «плохой», чем что она в одночасье возникнет на пустом месте.

Таким образом, мы приходим к двум важным выводам:

Физику нельзя считать отказавшейся от концепции абсолютной неизбежности, приводящей к острым этическим парадоксам. Однако ни один человек, и в том числе ученый, продуктивно занимающийся наукой, не обязан принимать текущие научные идеи за основу своего мировоззрения. История науки убедительно показывает, как радикально могут меняться эти идеи.

Как нам представляется, этот вывод подводит итог всему реферату.