Священный закон, священная кровь
Страсть древних историков к сюжетному мышлению и фольклорным зарисовкам позволяет достаточно хорошо восстановить государственный порядок Спарты.
Законы Ликурга, ставшие для спартанцев священными, приписываются богоподобному историческому персонажу. Вместе с тем, связанные с его жизнью сюжеты сплошь фантастические, а имя может быть переведено как «волчья отвага». Зевс в шкуре волка почитался в соседней Аркадии, где противники Спарты практиковали свои кровавые ритуалы, требующие человеческих жертв – явно архаический дорийский культ.
Приверженность к культовым законам Ликурга стала для спартанцев поводом для пренебрежения к иностранцам и тщательному соблюдению принципа эндогамии. Чистота закона связывалась с чистотой крови. Спартанцы стремились сохранить тот тип человека, который был способен оборонить их отечество. Ощущение «богоизбранности» было непременным условием мобилизации перед лицом смертельной опасности завоевания соседями - потомками дорийцев, уже не чувствовавшими никаких обязательств перед соплеменниками.
Писаных законов Спарта не желала иметь, понимая священное только как устное предание, которое каждое поколения учило назубок, перенимая его у старших. В дошедшем до нас предании, записанном более поздними авторами, очень много неясного – в том числе и в эпитетах богов и топонимах, связанных с проведением народных собраний. Вероятнее всего, топонимы были почерпнуты из древнейших времен до завоевания Пелопоннеса и превратились в подобие священных имен, а имена Зевса и Афины были интерпретациями дорийских богов, осуществленным теми же поздними авторами (по атрибутам, сходным с антропоморфными образами, - так поступали древние историки с богами других народов, например, скифов).
Спарту напрасно упрекают в «античном коммунизме». При всей уравнительности в жизни самих спартанцев, она означала лишь унификацию функций в весьма разнообразном обществе. Илоты, периеки, мессенцы – их статусы были весьма разнообразны. Среди спартиатов существовала иерархия, сплачивающая армию, а также властная иерархия с разнообразием функций царей, геронтов, эфоров, жрецов, всадников, чиновников. Каждый спартанец, приобретая определенную функцию, распространял ее воздействие на весь круг своего общения. Спартанцы унифицировали свою жизнь лишь по части материального достатка, места в строю и воспитания солдат с детского возраста.
Вся критика спартанского строя вплоть до современности направлена на факт отсутствия роскоши и праздности. Как будто военный лагерь может допускать нечто подобное!
Равенство в дисциплине возмущает современных радетелей «прав человека» до такой степени, что в Спарте они готовы видеть прообраз фашизма и тоталитаризма. Им не по душе, что спартанцы собрали все ресурсы ради организации защиты себя, своей страны, своих родовых алтарей. Не по душе им, что спартанцы держали занесенный меч над головой рабов и илотов, готовых поднять восстание и смести всю жизнь спартиатов как историческую пыль. Ну что ж, это выбор тех, кто его сделал и настойчиво предлагает своему народу. Но спартанцы сделали другой выбор, и потому остались в истории. Другие народы, менее щепетильные к своей безопасности, сошли на нет еще до того, как их могли заметить историки. Наверняка те, кто последует советам хулителей Спарты, исчезнут так же бесследно, как и многие другие народы, не обнаружившие способностей к самозащите.
Настоящая Спарта вовсе не была тоталитарной. Своих царей она смещала не только за неуспешное управление войсками, но и просто потому, что в определенный день падающая звезда указывала им на необходимость такого шага. Геронтами избирались действительно достойнейшие из достойных. Причем голосовали именно голосом, и результаты голосования невозможно было подделать. Но на войне никаких голосований не было – подчинение полководцам и командирам было беспрекословным. Армия в каком-то смысле всегда «тоталитарна».
Военное воспитание спартанских мальчиков свидетельствует также не о тоталитаризме, а о профессионализации – с детства в мальчиках воспитывали будущих воинов, способных терпеть голод и холод, преодолевать боль и страх, подчиняться дисциплине. С семи лет воспитанием защитников отечества занималось государственная власть, а родители лишь изредка навещали своих детей. Эта практика была уникальной для Древней Греции, а потому у врагов Спарты вызывала особенное неприятие. Вместе с тем, в спартанских военных школах воспитывалось множество детей знатных иностранцев, оказывавших услуги Спарте. Со спартанцами военному делу учились дети периеков и мофиаки (внебрачные дети аристократии), приобретавшие в будущем статус адъютантов при воинах-спартанцах, а также статус полноправных граждан за доблесть в бою.
Прямо противоречит концепции «тоталитарности» Спарты статус спартанских женщин, которые слыли самими красивыми в Элладе. Но они же слыли и самыми независимыми. Если афинянки выходили замуж с 14 лет и жили при муже как безгласные затворницы, то спартанки выходили замуж в 18-25 лет, без стеснения могли вступить в разговор с мужчинами и перечить мужьям. Власть женщины-матери над своими уже взрослыми детьми в Спарте была столь же непререкаемой, как и власть государства. Мифы о том, что «лаконяне очень плохо стерегут своих жен», можно отнести лишь на счет враждебной пропаганды. При этом надо понимать, что некоторые формы группового брака в античности не считались прелюбодеянием.
Социальная иерархия Спарты представляла собой спартанское общество, составлявшее примерно 20-30 тыс. человек (из них 3-5 тыс. граждан – мужчин, имеющих право голоса на народном собрании), 40-60 тыс. лично свободных периеков и до 200 тыс. илотов. Понятно, что восстания илотов должны были жестоко подавляться. Иначе все иерархия рухнула бы. Ясно также, что жизнь илотов не была столь тяжкой – им не приходилось содержать многочисленную и алчную знать.
Особенно раздражают критиков Спарты вездесущие и жестокие спартанские эфоры. Как раздражают их, вероятно, неподкупные и решительные прокуроры. Коллегия из пяти эфоров-прокуроров, сменяемых ежегодно и независимых от царской власти, вызывает обличительный пафос наших современников, предполагающих, вероятно, что в обществе должна быть такая свобода, которая позволяла бы нарушать законы хотя бы иногда. Например, изменять интересам народа и действовать в пользу иностранных государств. Когда сочувствие историков обращается к правительству изменников и разорителей собственной страны, они должны больше всего ненавидеть именно спартанских эфоров.
Есть ли у древнего общества свое достоинство, чтобы иметь аналог «ока государева» - государственное око, следящее за соблюдением священного закона? Критики Спарты считают, что нет. Спартанцы считали, что да. И удерживали государство от распада сотнями лет, опровергая своих критиков, позволивших себе через две с половиной тысячи лет поносить систему управления, доказавшую свою эффективность. Институт эфоров наблюдался и в других государствах Эллады, свидетельствуя о древнем происхождении и, вероятно, всеобщности этого института для дорийских племен до их прихода на земли ахейцев.
Закон запрещал спартанцам заниматься торговлей и ремеслами. В действительности речь шла о тех видах деятельности, которые обеспечивали роскошь. Сами спартанцы занимались военным делом. Ремесла и торговля, необходимые для продолжения сельского производства, вне всяких сомнений, были распространены среди илотов и периеков. Насколько же страсть к политическим мифам затмевает историкам глаза, когда они говорят о том, что в Спарте наблюдался упадок ремесел и торговли! Упадок касался только предметов роскоши. Все практичные изделия, производимые в Спарте, славились по всей Греции – оружие, обувь, одежда, керамика, мебель. Но все это Спарта производила, прежде всего, для внутренних целей. Внутренняя торговля имела преимущество перед внешней. Вторжения чужих интересов на свою территорию Спарта не допускала, будучи полноценным суверенным государством.
Спарту обличают за то, что часть населения имела привилегии, занимаясь совершенно «непродуктивным» делом – войной. В качестве мысленного эксперимента предлагают лишить спартанцев всего, что давали им илоты, и убедиться в том, что спартанцы умерли бы с голоду. Обратный эксперимент, когда илотов лишили бы военной защиты спартанцев, почему-то не приходит в голову творцам исторических мифов. Они не могут понять, что при таком «раскладе» илоты тут же затеяли бы распри, и немедленно были бы завоеваны новыми господами – скорее всего, еще более жестокими. Если же спартанцы почему-либо лишились илотов, то они завоевали бы себе новое пространство, населенное земледельцами, а вовсе не умерли бы с голоду.
Страшным обычаем Спарты была «криптея», возникший, вероятно, после изнурительной Второй Мессенской войны – своеобразная инициация юношей, которые ночами собирались в небольшие группы и охотились на илотов, убивая их кинжалами. Достоверных данных об этом обычае нет. Рассказы о нем больше похожи на слухи, скупо и противоречиво упомянутые в нескольких античных источниках. Наиболее достоверной их интерпретацией является описание событий последней фазы Мессенской войны – карательных экспедиций спартанцев в неспокойные местности Мессении, предпринимаемых малыми отрядами.
Другой элемент мифа о кровожадной Спарте – рассказ об уничтожении в 424 г. до н. э. двух тысяч наиболее крепких илотов. Якобы, это было сделано в период военных неудач в качестве превентивной меры против возможного восстания. Достоверно известно, что спартанцы готовы были дать свободу илотам, поступающим на военную службу. Множество илотов выразили готовность к такой трансформации своего социального статуса. Но еще большее количество бежало в захваченный афинянами Пилос. Исчезновение принятых на военную службу илотов было истолковано некоторыми античными историками как убийство. Надуманность этой версии очевидна, поскольку илоты традиционно участвовали в войне спартанцев в качестве поваров, строителей, санитаров – выполняли всю сопутствующую войне работу, не связанную с участием в сражениях. Зачастую илоты использовались как легковооруженная пехота, а в сложных для Спарты в условиях из илотов набирали пополнения тяжеловооруженной пехоты - гоплитов. «Исчезновение» призванных на службу илотов состоялось только потому, что теперь они стали полноправными спартанцами. А кто не захотел воевать – бежали к их врагам. Миф об убийстве илотов был, вероятно, пропагандистской акцией афинян, пугавших население Мессении выдуманным коварством спартанцев.
Об истинном положении илотов говорит событие III века до н.э. Царь Клеомен III предложил богатым илотам покупать себе свободу за огромную сумму - пять мин (примерно 2 кг. серебра). На призыв откликнулось шесть тысяч человек. Можно представить себе достаток илотов, учитывая возникшее имущественное расслоение между ними, а также зафиксировать тот факт, что спартанцы не мешали илотам богатеть, требуя от них лишь часть урожая. Нельзя забывать также, что десятки тысяч илотов были «домашними рабами» и жили относительно сытно и свободно рядом со спартиатами.
Кровожадный обычай, приписанный спартанцам – убийство младенцев, рожденных слабыми или уродливыми. Их, якобы, сбрасывали со скалы. Бесспорно, такой обычай существовал в глубокой древности, когда выхаживать и кормить инвалидов не было никакой возможности. Свидетельства Плутарха о том, что этот обычай распространен в Спарте, при тщательном изучении оказались лишь предположением, отнесенным к очень давним временам. Кроме того, сам Плутарх рассказывает о хромом царе Спарты Агесилае, который в детстве почему-то не был сброшен в попасть. Более достоверным является свидетельство об общегреческой традиции подкидышей, которая практиковалась также и в Спарте. Впечатляющих историков и интерпретаторов сцен со сбрасыванием детей со скалы у спартанцев надежно никто не зафиксировал.
Великолепное изобретение спартанцев – железные деньги, которые невозможно было превращать в сокровища или менять на иностранную монету. Иностранец в Спарте, каким бы капиталом он ни обладал, не мог ничего купить – ни товар, ни благосклонность властителей. Деньги в виде металлических прутков весом по 625 грамм, которые не годились для перековки и переплавки, невозможно было спрятать или накопить. За накопление золота и серебра полагалась смертная казнь. Спартанцы также установили «драконовский» обменный курс серебра к железу – 1 к 1200. Соответственно, крупные сделки могли быть только публичными, поскольку деньги пришлось бы возить подводами. А в этом случае пришлось бы объясниться, откуда они взялись. Такими деньгами невозможно было брать взятки. Теряет также смысл воровство и грабеж – много денег невозможно ни сохранить, ни унести. «Прозрачность» финансовой системы и ее обособленность избавили Спарту также от коррупции и мздоимства.
Спарта была поражена «монетизацией» только после того, как рассыпалась ее традиция. Тогда геронты стали брать мзду за свои «услуги», а солдаты предпочитали становиться наемниками в чужих армиях – оказывать военные «услуги». Когда государство строится на бизнес-услугах, оно быстро разрушается. Возможно, это не так заметно населению, привычно ругающему правительство. Но это хорошо заметно добросовестным историкам. Крах государства тем ближе, чем меньше в нем чего-то сходного со спартанским духом и чем больше в нем платных услуг.