Плохой мир белых

Спустя три дня мы приплыли в Тама-Тама, а оттуда добрались до владения Хуана Эдуардо, у которого было два своих дома. Потом Хуан Эдуардо сам отправился в Сан-Фернандо-де-Атабапо и рассказал миссионерам мою историю. Сразу же прибыла моторная лодка миссионеров. Я мучилась животом, и меня отправили в больницу. Монахини дали нам одежду. Когда мне стало получше, меня отвезли к двум миссионерам и доктору. Они задали мне множество вопросов, но я тогда ничего не смогла им рассказать, потому что почти забыла испанский.

Я вернулась в дом Хуана Эдуардо. Однажды к берегу пристала моторная лодка. В ней сидел мой брат Анисио, работавший на антималярийной станции. Ему сказали: «Анисио, тут твоя сестра». «Как ее зовут?»,— спросил он. «Елена».— «Я ее не знаю, завтра вернусь, тогда поговорим». Наутро он снова приплыл на моторной лодке с несколькими друзьями. Эдуардо позвал меня. Мне было ужасно стыдно. Эдуардо сказал брату: «Это твоя сестра. Я нашел ее в лесу. Решай сам, что делать — сразу забрать ее или вызвать отца». Анисио ответил: «Я не могу ее забрать, мне нужно работать. Сегодня же пошлю телеграмму». Он спросил меня имя отца, матери, братьев. Я ответила: «Моего отца зовут Карлос, мать — Клеменсия да Сильва, одного из моих братьев зовут Луис Валеро, другого — Анисио, сестру — Анна Тереза». Он все записал, потом сказал: «Точно, ты моя сестра. Отец с матерью недавно уехали отсюда. Власти узнали, что мы не венесуэльцы, и отправили их в бразильский город Манаус за документами». Мой отец потерял все документы, когда однажды перевернулась лодка, у матери их вообще никогда не было. Как видно, без документов у белых жить нельзя. Анисио отнесся к нам неплохо. Он купил четыре куска материи для меня и дал Акаве одежду.

Мои родители получили телеграмму на пути в Манаус. Вернулся отец через пятнадцать дней, так что встретились мы не сразу. Мой брат Луис написал из Манауса, что не советует нам приезжать. И вообще мне незачем было возвращаться. Я должна была остаться в лесу с индейцами. Я разрыдалась от горя и ярости. Когда мы наконец встретились, Акаве сказал моему отцу, попросив меня перевести: «Возьми этого мальчика, вырасти его, потом, когда ты станешь совсем старым, он будет тебе другом. Я не хочу, чтобы он голодал и мучился, потому что очень его люблю». Он взял на руки своего старшего сына, которого теперь зовут Карлинхос, и протянул моему отцу. «Я, верно, вернусь к своим,— продолжал он.— Твой отец должен растить моего сына, никому другому его не отдавай».

На время я осталась у монахинь. Однажды пришло письмо из Манауса. Братья писали, что мать все время плачет — хочет меня видеть. Я попросила написать, что если она в самом деле хочет меня видеть, пусть приезжает сюда, в Тапурукуара. Я к братьям не поеду. Но сестра-монахиня сказала мне: «Мать есть мать». К тому времени Акаве вернулся к индейцам кохорошиветари, и я отправилась в Манаус. Когда я увидела братьев, то выложила им все, что думала: «Я не по своей воле попала к индейцам. Они меня похитили, а потом мне никак не удавалось бежать. А мои дети чем виноваты? Хорошо же вы меня встретили!» Я заплакала. Братья стали оправдываться, что написали так, потому что были злы на индейцев. Особенно Луис.

«Он бежал вместе со мной (я говорила об Акаве) и помог мне. Без него я бы так и осталась в лесу. Вы куда хуже, чем он». Когда я теперь вспоминаю об этом, Луис начинает злиться. Но как я могу это забыть! Ведь я с такой радостью ждала встречи с родными, а они причинили мне столько горя. Я долгое время пробыла у миссионеров в Тапурукуара. Но однажды пришли индейцы с реки Марауйа и сказали, что Акаве хочет забрать своих сыновей. Тогда я перебралась в Манаус. Брат сидел без работы. Чтобы мне было на что жить, я нанялась в прислуги. Инспектор по делам индейцев вызвал меня и сказал, что мои дети будут учиться на государственный счет. Но он солгал — просто ему хотелось услышать мою историю. Власти мне много всего пообещали, но так ничего и не сделали. Если бы я не нашла работу, мои дети умерли бы с голоду. Лишь монахини время от времени давали мне молока, немного риса и маниоки. Однажды к нам в дом пришел журналист. Он хотел, чтобы я рассказала свою историю. Брат сказал: «Сестре не больно-то приятно рассказывать о своих мучениях. Вы напишете, а она и гроша не получит. Это несправедливо». Журналист быстро ушел. Потом газеты рассказали обо мне тьму всяких небылиц и глупостей.

Например, они написали, что правительство нам поможет, даст нам отдельный дом, мои дети смогут учиться бесплатно. Все это было сплошным враньем. Однажды ко мне пришла важная сеньора и сказала: «Ты поедешь в губернаторский дворец». Я ответила, что не умею говорить. Но за мной все равно приехали и отвезли во дворец. Губернатор и два его помощника сидели за длинным столом. Женщина, которая меня привезла, спросила у губернатора, не поможет ли он определить моих детей в церковную школу. Он ответил, что ничем не может помочь, и сказал: «Мы никому не в состоянии помогать». И добавил: «А ты поищи работу. Детей окрести и постарайся отдать в школу». «Ну, а если не найду работу?» — спросила я. «Если не найдешь, возвращайся с детьми в лес». Так прямо и сказал. От гнева я расплакалась. Когда мы вышли, я сказала сеньоре: «Я не хотела идти. Зачем ты меня привела? Чтобы поглумиться надо мной?» «Я прочитала в газетах, что власти хотят тебе помочь. Поэтому и привела»,— растерянно ответила эта женщина.

Потом я пошла к священникам, но они ответили, что не могут принять детей в свою школу, потому что они совсем неразвитые. Может, миссионеры в Тапурукуара и приняли бы моих детей. Но туда часто приходили индейцы с реки Кауабури, и потому я боялась их там оставить.

Тогда я отправилась к баптистам; меня встретил американец с женой. Его жена сказала, что возьмет меня к себе в услужение. «А завтра окрестим твоих детей»,— добавила она. Утром они окрестили моего старшего сына Марамаве, дали ему имя Хозе и взяли в свою церковную школу. Купили ему форму, ботинки, тетради, карандаши. Я работала у американки, и она давала мне немного денег, которых хватало лишь на то, чтобы купить мыло, маниоковую муку, малость рису и сахару.

Как я с детьми мучилась в то время! В иные дни мы вообще голодали. Хозе после школы бежал на рынок — помочь грузчикам отнести какой-нибудь ящик, а те давали ему за это две-три рыбы. Этого должно было хватить на день для всей моей многочисленной семьи. Брат никак не мог найти работу. Иногда одна добрая женщина присылала нам немного мяса и зелени. Единственные, кто нам хоть как-то помогал, были баптисты. Госпожа, у которой я работала, дала мне старое платье, гамак для моей матери и еще шесть тарелок, дюжину стаканов, несколько ножей и вилок. Ну и кое-какая мелочь мне от нее перепадала. Но на эти гроши мне никак не удавалось прокормить Хозе и двух младших сыновей. Кариона, его окрестили Мануэлем, остался с моей сестрой в Венесуэле.

Потом Карлинхоса мне удалось устроить в детский сад. Там его наконец стали учить грамоте. Одежду ему купила одна добрая монахиня. А Мануэль, бедняжка, только теперь начал учиться грамоте. Один солдат, знакомый моей сестры, взялся научить его читать и писать... Года два спустя я съездила в церковную школу Доминго-Савио и там встретилась со священником Шнейдером. На другое воскресенье отец Шнейдер приехал к нам в дом. Он поинтересовался, учатся ли мои дети, помогает ли им правительство. Я ответила, что никто нам не помог. Он сказал: «Здешние священники, если простой человек с ними поздоровается, даже не ответят. Они большие гордецы, эти священники. Но когда они с богатыми людьми говорят, то становятся очень любезными. Лишь с бедняками они не церемонятся». Потом он стал меня расспрашивать про язык индейцев. Я как умела рассказала ему все, что знала. В конце он спросил, не хочу ли я помогать ему по дому. Я ответила: «Я работаю у одной женщины, поговорите с ней».

Я ездила к нему убираться четыре раза. Он был щедрым, дал мне четыре конто.

Отец Шнейдер мне по-настоящему помог. Немного спустя я получила письмо из церковной школы Доминго-Савио. Я поехала туда. Пожилой священник спросил меня, в какую церковную школу я хочу определить своих детей. Я сказала: «Лучше всего в Таракуа. Там я училась, там приняла первое причастие. Я хочу, чтобы и мои дети начали там учиться». Он ответил: «Хорошо» — и дал мне письмо к сестре-директрисе. Сестра-директриса прочитала письмо и сказала: «Собирайся, я отправлю тебя с одним из бразильских военных самолетов, который летит в Таракуа».

И вот теперь, спасибо отцу Шнейдеру, мой сын Мануэль учится в церковной школе. Недавно он мне сказал: «Мама, когда мы переедем в Манаус, если я найду работу, то буду готовить уроки по ночам». Карлинхос и Джованни еще маленькие. Не знаю, смогут ли они учиться и дальше.

Я думала, что у белых все по-другому.

1 Цивилизованные (civilizados)— так в Бразилии называют всех неиндейцев, когда хотят противопоставить их индейцам. Фактически «цивилизованные» по своему культурному уровню нередко ниже индейцев или мало чем отличаются от них.

2 Роса (порт.) — расчищенный от леса и обработанный для посева участок земли.

3 Игарапе — узкая естественная протока, рукав реки

4 Паже (порт.) — колдун

5 Бейжу — лепешка из маниоковой муки

6 Куйя — сосуд из оболочки какого-либо плода

7 Тукано — наиболее распространенный индейский язык в бассейне реки Ваупес

8 Лингуа жераль — дословно «общий язык». Это язык, возникший в эпоху колонизации Бразилии португальцами на основе индейских языков тупи — гуарани и заимствований из португальского. Среди бразильцев бассейна Риу-Негру этот язык до недавних пор был более распространен, чем португальский

9 Котиа или кутиа (Dasyprocta aguti L.) — небольшое животное из отряда грызунов

10 Малока — большая хижина, в которой живут до двухсот индейцев. Каждое селение индейцев бассейна реки Риу-Негру состоит из одной малоки

11 Пупунье — плоды пальмы пупунье (Guihelma speciosa Mart.)

12 Напаньума на языке яноама означает «белая», «чужеземка» — Прим. авт.

13 Эпена — вызывающий галлюцинации нюхательный порошок, изготовляемый из коры, листьев и побегов разных растений, особенно из коры дерева якоана сем. Myristicaceae Virola genus

14 Хекура (от «хе»—верх) — духи — хозяева животных и растений, представлявшиеся яноама в виде живущих в горах гигантов

15 Рахара — огромный мифический змей.— Прим. авт.

16 Тушауа — вождь, старейшина

17 Мингау — банановая каша,— Прим. авт.

18 Реахо — большой пир, чаще всего устраиваемый в поминание усопших.— Прим. авт.

19 Мамокори означает «кураре» на языке индейцев яноама.— Прим авт.

20 Поре — дух — хозяин луны, которая представляется яноама в виде большой круглой малоки, куда уходят души людей после их смерти

21 Муму — растение со съедобными плодами (Lecythis sp.)

22 Ниже описывается обряд инициации девушек. Сходные обряды распространены почти у всех народов, живущих первобытнообщинным строем, и знаменуют переход девочки в новое состояние взрослой женщины — жены и матери

23 Ньума на языке яноама означает «женщина».— Прим. авт.

24 Балата — свернувшийся млечный сок дерева Mimusops batata. По свойствам близка к гуттаперче. Иногда балатой называют и само дерево Добыча балаты в довольно широких размерах ведется на севере Бразилии различными капиталистическими компаниями

25 Кара (Dioscorea amazonica Grisebach)—клубни этого растения употребляются индейцами в пищу

26 Эмбауба — дерево (Cecropia palmata Wild.)

27 Туоно или Гиару — мифическое существо

28 Мутум (crax sp.) — птица из отряда куриных

29 У многих индейских племен как Южной, так и Северной Америки существует или существовал обычай, согласно которому мужчина должен отдавать часть своей охотничьей добычи родителям жены

30 Каждое индейское племя в Амазонии имеет свой специфический узор раскраски тела. Таким образом, по тому, как раскрашен человек, можно определить, к какому племени он (она) принадлежит, а нередко и многое другое, например девушка ли это или замужняя женщина и т. п.

31 Это один из обрядов, которым отмечается посвящение девушки в женщину

32 Патауа — пальма (Oenacarpus bataua Mart.)

33 Обычай обращаться друг к другу не по имени, а с терминами родства широко распространен у племен, живущих первобытнообщинным строем, так как отношения по родству являются основой их общества. При этом личное имя человека употребляется мало и даже скрывается от чужих, так как первобытные народы верят, что, зная имя человека, можно, пользуясь магическими приемами, наслать на него болезнь и даже смерть

34 Мачете — большой нож

35 Авокадо — аллигаторова груша Persea americana — вечнозеленое плодовое дерево, дающее съедобные плоды

36 Этот галлюциногенный порошок, исследовавшийся автором вместе с Марини-Беттоло, яноама изготовляют из растений Piptadenia, Virola и т. д., которые содержат много алкалоидов, действующих на центральную нервную систему.— Прим. авт.

37 Бурити — пальма Maurilia vinifera Mart. Имеет съедобные плоды

38 Здесь описывается так называемая кувада — обычай, широко распространенный у индейцев Южной Америки. Согласно ему, муж роженицы симулирует роды или по меньшей мере соблюдает после родов жены различные пищевые запреты. По наиболее общепринятому мнению, обычай кувады возник в период перехода от материнского к отцовскому роду и служит, чтобы обосновать принадлежность ребенка не к роду матери, а к роду отца. Именно для этого мужчина делает вид, что это он рожает, а не его жена

39 Пара — бразильский орех Bertollelia excelsa

40 Амахини — духи леса

41 Хасубуриньума — дух жабы

42 Бакабе — пальма Oenocarpus bacaba Mart

43 Подобное представление имеет реальную основу. Стремясь уничтожить индейцев, колонизаторы нередко оставляли — а случается и теперь оставляют—в лесу одежду людей, умерших от заразных болезней. Подбирая ее, индейцы заражаются и умирают. Отсюда, вероятно, и возникло представление, что, снимая одежду, белые оставляют в ней свои болезни

44 По обычаю многих индейских племен Америки, юноша, решивший жениться, должен отдавать часть своей охотничьей добычи родным своей невесты и помогать им в сельскохозяйственных работах. Это так называемая отработка за жену, своеобразная плата за то, что родичи женщины лишаются ее как работницы, когда она выйдет замуж и переселится к мужу

45 Речь идет о миссионере Баркере,— Прим. авт.

46 Кумареме — один из лесных духов, являющийся людям в образе женщины

47 Речь идет о немецком исследователе Церрисе, участнике экспедиции «Фробениуса»,— Прим. авт.