100 А.К.Судаков

нет нужды в особом акте, но что оно возникает из самого понятия внешнего обязательства, как всеобщего и постольку обоюдного. Иными словами, разумность членов сообщества - хотя и не единственное, но достаточное основание признания ими правовой обязанности невреждения другому и его имуществу. И все же односторонняя воля не может быть принудительным законом для всякого, ибо иначе не избежать ущерба всеобщей и равной свободе, то есть все тому же естественному праву23. За обязывающей волей должна быть всеобщеобязательная значимость. Поэтому это должна быть собира- тельно-всеобщая воля, в которой и я, и всякий другой известным образом соучаствует24. Хотя я и вменяю разумность всем своим сородичам и соседям, и в самом этом вменении вменяю им также известное правосознание, - и все же ни моя личная претензия на новое приобретение вещи, ни совместная претензия нескольких воль на общее признание содержания их частно-право- вого договора не могут быть вполне гарантированы в естественном состоянии, пусть даже они и сопровождаются таким вменением правового благоразумия. Даже воля двух договорившихся есть в отношении третьих лиц воля односторонняя и постольку принципиально необязательная. И владение, и дарение, и заимодание, как признанное только мной (нами), есть поэтому нечто принципиально случайное. Признавать итоги ____________________ 23 MdS, 365. 24 Ibid, 365, 356.

Кант: власть, мораль и насилие101

частных договоров только потому, что об этом существует частный договор, третьи лица также мало могут быть обязаны, сколь мало могут быть обязаны они признавать все частные претензии своих соседей только потому, что соседи их столь же разумны и благоразумны, а потому и справедливы, как и они сами: в противном случае может и в самом деле сложиться такая система договоров и тем более такая система частных претензий, которая приведет к пере- распределению имущества, весьма существенно ущемляющему естественное право собственности (а то и здоровья, или даже самой жизни) невключенных в договорную сеть мирных соседей. Иначе говоря, из того, что договоры должны соблюдаться, еще решительно не следует, что все договоры должны признаваться (третьими лицами), так же как и из естественного права иметь и приобретать собственность не следует право приобретать ее вопреки желанию первоначальных ее обладателей. Если поэтому предположить общество, единственным кодексом жизни которого было бы естественное право, которое (как на поверхности кажется) учреждало бы и закрепляло порядок имуществ, - то в свете приведенного аргумента Канта это же самое естественное право служило бы и угрозой этому естественному порядку прав. И не только по чисто правовой причине, о которой шла уже речь выше (естественное право как всеобщее и равное само по себе - плохой защитник конкретного права конкретного человека в ситуации, когда и истец, и

102 А.К.Судаков

ответчик имеют некоторое основание апеллировать к естественному праву), но и в силу природы человека.

6) Предположим, в самом деле, естественно-правовое сообщество уже возникшим. Это означает, что перед нами сообщество существ, каждое из которых осуществило первое завладение и декларировало его всеобщепонятным образом; каждое из которых разумно и вменяет такую разумность всем соседям; но каждое из которых, наконец, не имеет иного защитника своей собственности и заступника своего права, кроме, во-первых, основанных на гуманитарном вменении всеобщих прав человека (себе и всякому другому) соображений разумного человеколюбия, - во- вторых, собственной физической силы. Это, таким образом, сообщество, где всякий сильный есть собственник, но всякая сила лишена поддержки правой власти. Всеобщность правосубъектности, всеобщность значимости претензий на владение внешними предметами уже без всякой декларации есть достаточно сильный аргумент разума, чтобы известное поведение (именно воздержание от моей принадлежности) вменялось тем самым всем другим. Но на крайний случай, на случай, если другой (или сговорившиеся другие), не поведет себя сообразно вменению и вторгнется в сферу моей свободы, покушаясь на мою собственность, или свободу, или даже жизнь, - на этот крайний случай для защиты моего естественного (допустим на мгновение, что я честен и презумпируемое право действительно принадлежит к числу моих

Кант: власть, мораль и насилие103

естественных прав) моего права я располагаю только двумя средствами: юридическим либо гуманистическим вменением, аргументами или суггестивной проповедью разума, покоящейся на идее всеобщей человечности, всеобщей правовменимости и связанной с этим идее о всеобщей восприимчивости к голосу право- сознания, - или собственной силой (силой употребить предположительно мое и силой наказать предположительно - обидчика). В естественном состоянии на защите собственности, жизни и свободы порознь стоят два "адвоката": практический разум (с его идеей достоинства и права) и грубая сила "прагматического" кулака.

Тут-то и советует нам гуманист-моралист - "ненасильственник" воспользоваться первым из этих средств, живописуя неудобства, связанные с выбором "максимы кулака". Если бы можно было действительно всецело положиться на чистый разум в деле учреждения правового состояния в сообществе разумных существ, - если бы можно было спокойно исходить из предположения о совпадении разумной воли человека с его естественной склонностью, а это совпадение совета разума и рекомендаций частного интереса, чтобы моралист мог действительно надежно оперировать им, должно быть не иначе как всеобщим законом человеческой природы, - рекомендация гуманиста была бы приемлема, ибо редко кто в самом деле так хорошо понимал убийственность "максимы кулака", и более того - ее необратимое стремление к прогрессии, для общественной жизни и гражданского права, как теоретик