92 А.К.Судаков

(всем и навсегда) запрещено, а значит, никогда не станет действительным (актуальным). Вещь подсильна, но не под- властна: предмет, который в нашей власти, есть тот, который мы употребляем актом произволения (который, "предполагает акт произволения")18. Чтобы как-то осмыслить это различение силы и власти, мы допускаем, что в наших силах то, что физически возможно употребить, в нашей же власти то и только то, возможность употребления чего сугубо юридическая, а это значит, - идеальная; то, чем мы можем обладать умопостигаемым образом, ибо ведь "акт произволения", с которым Кант соотносит по- нятие власти, не только не обязательно есть физическое действие, но в контексте дедукции правового постулата разума существенно ограничивается от него, как акт именно правового завладения (мнимо - невозможного для "ничейной вещи"). Правовая подсильность прямо соотносится в тексте со всеобщим принципом права, - тогда как чуть ниже создается впечатление, будто законо- дательство касается именно физической подсильности: распространяясь на предметы произволения вообще ("если только это предмет произволения"19), понимаемые только в смысле физической подсильности, а не подвластности20, они могут диктовать им разве что как предметам природы, и в результате итогом дедукции может быть разве ____________________ 18 Ibid. 19 MdS, 354. 20 Ibid.

Кант: власть, мораль и насилие93

что такое заявление: от природы ничейных вещей не бывает. Для доказательства чего особо не нужно тратить силы ума, - да и исходная формулировка постулата говорит совсем о другом: о невозможности абсолютно ничейных вещей по закону практического разума (а это совсем не то же, что "от природы"). Поскольку мы смеем скорректировать кантовскую дедукцию на более строгое понимание подсильности как возможности физического обладания и подвластности как компетенции правового обладания (и соответственно претендующего на вещь "акта произволения", - и соответственно этому, постулат практи- ческого разума гласит: всякая подсильная вещь объективно может быть (рассматриваема и употребляема в качестве) подвластной кому-нибудь; или, - всякий внешний предмет, доступный физическому (эмпирическому)обладанию, может рассматри- ваться как юридическая принадлежность.

4) На основании вышерассмотренного постулата Кант толкует приобретение вещи в собственность тоже как своего рода по- кушение: первым элементом завладения является захват вещи, не принадлежащей никому фактически (иначе этот захват проти- воправен)21, причем именно пространственное, а потому эмпирическое завладение. Первый захват, говорит Кант, имеет за собою некое правооснование22. Положение "блаженны обладатели ("beati ____________________ 21 Ibid, 368. 22 Ibid, 360.

94 А.К.Судаков

possidentes")" (имеется в виду: первые обладатели, но Кант почему-то опускает это обстоятельство) есть аксиома естественного права. Никто не обязан документально подтверждать факт своего обладания - хотя сомнительным может быть (и очень часто бывает) первенство обладания. Именно поэтому следующее засим обозначение моей претензии на предмет, которое теоретически уже могло бы учредить мое умопостигаемое право на него, и которым я вменяю всем другим, по самому смыслу собственности, воздержание от моей вещи, может быть, а с учетом природы человека непременно будет, подвергнуто сомнению. Это - лишь односторонний акт моей воли (строго говоря, только произволения), это только претензия на вещь, а тем самым на первенствующее (приоритетное) обладание и пользование ею. Факт обладания может оспорить и пересмотреть лишь тот, кто располагает достаточной (или даже превышающей мою) способностью физического завладения предметом. Но вот оспорить факт пер- венствующего обладания может вообще-то любой; и прежде всего потому, что практический разум своим постулатом исключает метафизически - ничейные предметы и дает всякому право на первый захват, а следовательно, лишает меня возможности оспорить за ним такое право теоретически, и если бы вдруг объявился действительный первый обладатель, я не имею рациональных средств ни удостовериться в его первенствующем праве, ни опровергнуть таковое. Пока все остается только при

Кант: власть, мораль и насилие95

претензиях (односторонних актах произволения) на обладание предметом, только при декларациях обладания, единственные основания которого суть разумные аргументы справедливости (отвлеченная идея естественного права) и фактическая физическая сила (дающая одному кому-нибудь возможность сиюминутного обла- дания), - пока все остается только при претензиях на обладание разумных и сильных частных лиц, - перед судом разума и права все эти претензии поистине равны, а именно - равно недостоверны. Одностороннее произволение обладать предметом, будь оно даже укреплено фактическим (физическим) владением и соответствующей силой (способностью), не является достаточной гарантией от неприкосновенности имущества, то есть гарантией нежелательных претендентов на первенствующее обладание. А постольку в таком сообществе, где правит сила и разум порознь, где силой подкрепленная претензия признается правом (за неимением третейского судьи претензий), - всякое применение силы (после первого завладения, то есть раздела "сфер влияния") творит насилие, и в то же время - относительно право (ибо понятие права здесь отвлеченно и вменяет право всем равно, а поскольку - никому в особености, и значит, не может защитить ничьего особенного права). В обществе, где претенциозная сила, а не признанная власть, является основанием права на владение, - в обществе естественного права насилие есть единственный способ практического