112 А.К.Судаков

морального прогресса, который до того (в естественном состоянии) вовсе не имеет места. Этика ненасилия есть поскольку в кантианской перспективе только и всецело социальная этика ненасилия, основу которой, как мы увидим в последствии, образует этос социальной лояльности, безусловная значимость которого признается под страхом возврата к цивилизованной дикости естественного состояния. И этот акцент должен быть сохранен всякой этической теорией, которая сознает, что область применимости ее - не чистые ангельски добродетельные души сознательных миролюбцев, а непросветленные и потому не то чтобы прямо злые, но во всяком случае удобоизменчивые ко злу души людей со свойственными им страстями и склонностями (без допущения коих в этике нет надобности, а при абсолютизации коих ее проповеди нет осмысленной возможности), что задача ее на первых порах в том человечестве, с которым она имеет дело - не столько проповедь преображающей любви, сколько организация защиты от деятельной неприязни, - этикой, которая, храня безусловное почтение к идеалу высшего нравственно-духовного совершенства, не склонна ни идеализировать свою аудиторию в блеске лучей этого идеала, ни насилием вести ее к этому идеалу, заставляя взлететь прежде, чем научит ходить по лестнице.

Кант: власть, мораль и насилие113

III. "Хитрый учредитель" и "мирный революционер". Проблема насилия в кантианском государственном праве

1) Итак, для гарантии безопасности жизни, имущества и свободы каждого из приходящих в соприкосновение свободных субъектов одних теоретических аргументов, соображений разума недостаточно, но положение имущества и самой жизни в естественном состоянии столь критическое, что "всякий имеет право на такое принуждение, посредством которого единственно возможно выйти из этого естественного состояния и вступить в гражданское, единственно могущее сделать постоянным любое приобретение"32. Право принудить к вступлению в естественное состояние имеет каждый, - объективная необходимость вступления в таковое вытекает уже из того, что как доказывает Кант, самое естественное право человека на свободный выбор линии своего поведения, на независимость от чужого мнения в своих "внутренних делах", и именно как всеобщее и равное право, - создает ситуацию, когда индивиды, семьи, союзы, народы и госу- дарства "никогда не могут быть уверены в безопасности от взаимного насилия"33, откуда, как мы уже видели, надобность пра- вой силы, или, как часто выражается Кант, "публично-законного принуждения"34 ____________________ 32 ZeF, 33. 33 MdS, 375. 34 Ibid, 430.

114 А.К.Судаков

становится объективно всеобщей. Сообщество, в котором действует всеобще признанная система правил общественной справедливости, реализуемая всеми же признанной властью, есть цель всякого естественного человека, - цель, которую все обязаны иметь35. Но допускать ее также целью, которую все в естественном состоянии имеют, считать правомерность порядка сообщества фактически внятным всем мотивом воли, сообразным, следовательно, не только интересу чистого разума, но и интересу частного благополучия, - не слишком ли это утопичное мнение? А потому - не ущемляет ли свободы многих будущих граждан (преследовать свое счастье и благо на свой манер) любой первоначальный законодатель и его основной законодательный акт? Не чинит ли насилие учредитель конституционно-правового строя? Ибо, ведь в самом деле, в естественном состоянии, хотя бы и возникла в умах идея более безопасного состояния сообщества, но ведь и это, пока оно зиждется на нерушимом естественном праве, не есть состояние несправедливости, коль скоро неизвестно наверняка, что общение будет вестись на языке силы, а не разума36, - а главное, и в естественно-правовом сообществе могут быть члены (индивиды и целые народы), объем имущества или традиционные привилегии которых (для признания каковых ведь вовсе нет нужды в публичном законе) делают их как раз жизненно заинтересованными в сохранении ____________________ 35 Ibid. 36 Ibid.

Кант: власть, мораль и насилие115

естественного состояния, таковы могут быть целые сословия (знать или бюрократия) или категории народа (например, воры- рецидивисты), сознающие прямой ущерб своему частному интересу от учреждения правового публичного состояния. И вот, если правовое состояние вводится ради общего блага, не исключаются ли эти субъекты из общего блага, а потому не творит ли им первичный законодатель несправедливости?

Никоим образом, - должен ответить кантианский философ права. Ибо интерес частного блага, а тем более объем частного владения вообще не имеет отношения к законодательству, посредством коего переходят от естественного к публично- правовому состоянию. Конституции и учреждения государств вообще существуют не ради блага, а ради права. Нагляднее всего это проявляется в том, что, по Канту, полное правовое равенство (вменяемости и совершеннолетней правосубъектности) совме- стимо с весьма серьезным имущественным (и просто силовым, и тому подобным естественным) неравенством тех же самых лю- дей37: право едино и касается не материи моей собственности, а формы моего обладания (и соответственно гарант призван гаран- тировать мне не полноту, а надежность обладания прежде всего)38. Так вот, продолжает Кант эту тему в другой работе, люди вступают в конституционный строй и составляют народ именно по этому правовому ____________________ 37 Gemeinpbruch. 41-42. 38 Ibid.