Памятник Пушкину в Элисте

Калмыкия без Пушкина не может!

Калмыкия любовь к поэту множит

рождающимся каждым поколеньем,

стремящимся душой к его твореньям.

Калмыкия не может без поэта,

кем встарь калмычки красота воспета,

кем в «Памятнике» «друг степей калмык»

воспет...

И этим тоже он велик!

Степь в изумруде или в снежной пудре,

но в центре, светом жизни залиты,

всегда видны мне пушкинские кудри

средь шевелюр и челок Элисты!

***

О степь

В тебе человек

Всегда уподоблен солнцу:

всегда он выше твоих зеленей

и всегда он в центре тебя!

О степь!

В тебе человек

всегда понимать начинает,

как трудно в безбрежности

быть одному –

даже в центре тебя!

Степная Цирцея

После сего подвига я думал, что имею

право на некоторое вознаграждение.

Но моя гордая красавица ударила меня

по голове мусикийским орудием,

подобным нашей балалайке

(Из черновых записок А.С. Пушкина к

«Путешествию в Арзрум»).

Б. Сангаджиевой

Наверно, та домбра была к добру,

когда поэт, калмычку обняв шало,

запомнил лбом не звонкую домбру,

а ту ладошку, что ее держала.

О, если бы ее к губам прижать,

сладчайшую и властную в гордыне,

горчайшую от запаха полыни,

прижать и – целовать, и целовать!..

Ведь надо же, чтоб так случилось, чтоб

такая с шуткой вышла заковычка.

Смеялся Пушкин, потирая лоб,

и плакала за пологом калмычка.

Откуда знать ей в тишине полей,

степной Цирцее, вдалеке от света,

что жить и пережить столетья ей

в послании российского поэта!

Откуда знать, что все это не зря,

что взгляд ее строку его наполнит?!

...Об этом, мне стихи свои даря,

любезная калмычка вдруг напомнит.

Ливень

Степь калмыцкая…

Гроза

отпускает тормоза.

Ливень!

Ливень с барабаном,

Ливень с молнией в руке

ходит рьяный по бурьянам,

бьет тюльпаны по щеке.

Ливень,

ливень,

ливень,

ливень –

струи движутся толпой.

А земля лежит счастливо –

водопой,

водопой!

Небо грозно, небо мрачно –

ничего!.. Наперебой

травы трепетно и смачно

тянут ливень.

Водопой!

А вдали, по краю мрака,

цепью рыжие огни:

то ли молнии

в сайгаках,

то ли в молниях – они?!

Хорошо! Довольно пеклу!

Ливень звонок, как струна,

затянул на пекле петлю,

как на шее скакуна.

Калмыцкий чай

Пивали водку

под селедку

на привале...

А чай

в степи

под лунный свет

пивали?

Под солнце?

Под росу?

Под дождик?

Или

под взгляд калмычки молодой?

Не пили?

Здесь! Только здесь,

на дружеском столе,

луна и солнце

плещут в пиале!

Стоит стоймя над пиалой парок.

И краешек прохладный пиалы –

как некий неизведанный порог,

внезапно отделивший свет от мглы.

И все это

на дружеском столе

поет, звенит и плещет в пиале.

И все это – калмыцкий чай. Джомба.

Уже неотделимый, как судьба.

Живущий,

смертный,

все сумей – вкуси

Но пред уходом в мир,

где тишь и гладь,

хотя б один глоточек попроси!

Вкуси!

И – не захочешь умирать!

Зной

Стало сухо в озерных ложках.

И большое сайгачье стадо, –

бурый ветер на тонких ножках, –

все крушилось в пределах взгляда.

Взгляд устал о траву колоться,

степь – нести на себе это бремя

где глазницы пустых колодцев,

где пустот солонцовых бельма.

Длинно, змеями трещин, ползал

зной и в самой глубокой балке.

Стыли птицы в угрюмых позах,

в позах жажды млели собаки.

Овцы, тень создавая, сами

были в кучи сбиваться рады,

под горячими животами

друг у друга ища прохлады,

устилали собой просторы

в духотой оглушенном мире,

как чудовищные узоры

на бескрайнем степном девскире.^*

*Девскир - ковер (калм.)

***

О Калмыкия, ты мне – как лирический стих!

Нет нежней и интимней

слов тюльпанов твоих.

Твои степи мне святы,

хоть – паляща жарынь,

ковыли седоваты,

горьковата полынь.

Обращу свои взоры,

красотой обуян:

степь – безглавые горы

степь – без волн океан

Так к себе она тянет,

манит – машет, зовет,

степь – чабан, степь – нефтяник,

степь – поэт, степь – пилот!...

Средь вселенского шума,

среди ночи и дня

твоя тихая дума

обступает меня.