Глава 2. Работающая память...

диктант! - а также правила грамматики или счета. И именно таким образом мы все еще заучиваем основы мертвого или иностранного языка - ох уж эти греческие или латинские склонения и спряжения! Детьми мы заучивали считалки и припевки, затем басни и поэмы; в этом плане так ли уж далеко ушли мы в борьбе против «заучивания наизусть»? Счастлив тот, кто может еще, как Хорхе Семпрун, прошептать на ухо умирающему - увы, этим умирающим был Морис Хальбвакс! - стихи Бодлера:

Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило! Знай - тысячами солнц сияет наша грудь!... 19*

Однако заучивание наизусть не является уделом одной только школы прошлого. Многие профессионалы - медики, юристы, научные работники, инженеры, учителя и т.п. - в своей жизни часто прибегают к запоминанию информации, содержащейся в каталогах, опросных листах, протоколах и считающейся пригодной для актуального использования. Все они, как предполагается, обладают действующей памятью.

И это не все. Ни педагогическое, ни профессиональное использование запоминания не исчерпывает сокровищницы способов обучения, связанного с чтением наизусть без ошибок и запинок. Здесь следует упоминуть все те искусства, которые Анри Гуйе относит к родовому виду искусств, имеющих два этапа: танец, театр, музыка6, где исполнение отличается от либретто, партитуры, вообще от любого записанного произведения. Эти искусства требуют от исполнителей изнурительной тренировки памяти, основанной на упорном и настойчивом повторении, целью которого является исполнение одновременно точное и новаторское, когда за тем, что внешне выглядит как удачная импровизация, не видно предварительно проделанной работы. Как не восхищаться теми танцовщиками, актерами, музьжантами, которые на репетициях проделывали колоссальную работу, чтобы затем «играть» для нашего удовольствия. Здесь - подлинный атлетизм памяти. Может быть, они являются также единственными и бесспорными свидетелями правильного использования памяти, поскольку повиновение воле произведения наделило их старанием, способным умерить законную гордость за собственный подвиг.

На третьей стадии нашего рассмотрения способов обучения мне хотелось бы сослаться на долгую традицию, которая возвела ^запоминание в ранг ars memoriae, искусства, техники, достойной такого названия. Этой проблеме Фрэнсис А. Йейтс по-

Gouhier H. Le Th??tre et l'Existence. Paris, Aubier, 1952.

93

Часть первая. О памяти и припоминании

святила свою книгу «Искусство памяти», которая остается классической в этой области7. Латинское слово здесь не случайно; речь идет об истоке мнемотехнических процедур, рекомендуемых и практикуемых латинскими риторами: неизвестным автором речи «К Гереннию» («Ad Herennium»), впоследствии приписанной Цицерону средневековой традицией; самим Цицероном, называемым также Туллием; Квинтилианом. Однако изначальным является миф не римский, а греческий. Он относится к известному эпизоду, имевшему место около 500 года до нашей эры, - к роковому завершению празднества, устроенного одним богатым меценатом в честь прославленного атлета. Поэт Симонид Кеосский, о котором, впрочем, благосклонно отзывался Платон, был приглашен, чтобы произнести здравицу в честь атлета-победителя. Вовремя вызванный из банкетного зала, чтобы встретить благодушных полубогов Кастора и Поллукса, он избежал катастрофы, которая погребла атлета и приглашенных гостей под обломками здания, где проходило торжество. Счастливая участь поэта - последнее слово греческого мифа, где поэт оказывается избранником богов. У латинян существует продолжение мифа, соответствующее их культуре красноречия. Поэт сумел запечатлеть в памяти место каждого гостя и благодаря этому смог, по словам Вайнриха, «идентифицировать умерших по их расположению в пространстве». Легендарная победа над забвением - катастрофой, символизируемой внезапной смертью, - представлена как подвиг. Однако искусство памяти присоединяется к риторике ценой тяжкого ученичества. По существу это искусство состоит в том, чтобы привязывать образы к местам (topoi, loci), организованным в строгую систему, каковыми являются дом, городская площадь, архитектурное окружение. Правила этого искусства двоякого рода: одни руководят отбором мест, другие - отбором ментальных образов вещей, которые стараются вспомнить и которым искусство отвело специальные места. Считается, что отобранные здесь образы

7 Ya?es F. A. The Art of Memory, op. cit. В свою очередь Харальд Вайнрих в книге «Lethe. Kunst und Kritik des Vergessens (Munich, С.H.Beck, 1979; франц. перевод: Meur D. L?th?. Art et critique de l'oubli. Paris, Fayard, 1999; у нас страницы указаны по оригинальному изданию) занят поисками возможного ars oblivionis, которое было бы симметричным этому «искусству памяти», заслужившему в ходе истории добрую славу. Искусству памяти посвящены первые страницы его произведения, где запоминание становится более предпочтительной, чем вызывание в памяти, осью референции литературного забвения, изгибы которого не менее значительны, чем изгибы мифической реки, давшей название труду X.Вайнриха. Мы вернемся к этому в третьем разделе третьей главы.

94