Глава 2. История и время

жизни41. Невозможно с большей силой постулировать непосредственную укорененность научных понятий в самой толще жизни42.

Но примечательно, что у Дильтея, как впоследствии и у Хайдегтера, идея «живой структурной связи» или «психической структурной взаимосвязи» - как бы это ни называть, - не ассоциируется с идеей интервала между рождением и смертью. Согласно ему, смерть не является ориентиром для саморефлексии, знаком конечности. Впрочем, как и рождение. Живое единство духа понимается само по себе, без какого-либо понятийного посредника. Так образуется понятийная сетка, связывающая Lebendigkeit, Geschichtlichkeit, Freiheit и Entwicklung. Жизнь, историчность, свобода, развитие. Но в этой цепочке момент историчности не обладает какой-то особой привилегией, данного термина нет во «Введении» 1893 г. Он мимоходом появляется в «Речи при вступлении в Академию наук»43 (1877) и еще раз - в «Речи по случаю семидесятилетия»44 (1903). Не случай-

41 В «Предуведомлении переводчика» Сильвия Мезюр замечает: «Zusammenhang - подлинный крест для любого переводчика Дильтея; чаще всего это слово переводят как "целое", но иногда оно означает "структура", "система", "взаимосвязь" или "контекст". Bedeutungszusammenhang, "значащее целое", - это одновременно монолитная целостность и целое, состоящее из элементов» («L'Edification», p. 27-28). В своем переводе «Бытия и Времени» Э. Мартино передает Lebenszusammenhang как «связность жизни» (encha?nement de la vie, «?tre et Temps», p. 373). Можно сказать также «жизненная взаимосвязь» (connexion de la vie), чтобы приберечь для плана рассказа понятие «нарративной связности» (coh?rence).

42 Жан Грейш в работе «Онтология и Временность» («Ontologie et Temporalit?») приводит два показательных фрагмента из «L'Edification...»: «Все эти категории жизни и истории суть формы высказывания, которые... получают всеобщее приложение в сфере наук о духе. Высказывания проистекают из самой жизни» (цит. по: Greisch /., op. cit., p. 353).

43 Франц. перевод Сильвии Мезюр в: Dilthey W. Oeuvres, t. I, p. 19-22: «Благодаря исторической школе наше столетие признало историчность человека и социальных организаций» (р. 20).

44 Франц. перевод Сильвии Мезюр. «Культура есть прежде всего переплетение сложившихся целостностей. Каждая из них - как язык, право, миф и религиозность, поэзия, философия - обладает внутренним законодательством, обусловливающим ее структуру, которая определяет ее эволюцию. Именно тогда было понято точное историческое содержание этих целостностей. Дело Гегеля и Шлейермахера состоит в том, что они проникли в их абстрактную систематичность, осознавая их историчность. К ним применят сравнительный метод, их будут рассматривать под углом зрения исторического развития. И какие люди принимали участие в этой работе!» (Ibid., р. 33.) Краткая речь завершается, однако, на тревожной ноте: «Историческое видение мира освободило человеческий дух от последних цепей, которые не были еще разорваны науками о

519

Часть третья. Историческое состояние

но в переписке Дильтея с Йорком он появится вновь, на сей раз окруженный ореолом религиозности, далекой от теологического догматизма, как продолжение осуществленной Гегелем (намеренно или нет) рационализации и секуляризации тринитар-ной христианской теологии.

Именно на этом богатом фоне рефлексивной достоверности переписка с графом Паулем Йорком фон Вартенбургом (1886-1897)45 отражает отстраненный и критический взгляд на сам замысел - обосновать автономную целостность наук о духе при помощи понятия жизни. Именно Йорк вырыл пропасть между саморефлексией и всяким эмпирическим проектом исторической науки. Стало ясно, что понятие историчности должно занять место рядом с понятиями жизненности и интери-орности (ах, эти слова на -heit и -keitl). Но в конце концов предпочтение было отдано термину geschichtliche Lebendigkeit (Renthe-Fink L., op. cit., S. ИЗ). И Йорк побуждал своего друга продвигаться все дальше и дальше по пути разоблачения духовного убожества, отличавшего исторические науки, основанные на эмпиризме. Упоминая о недавней публикации Дильте-ем «Идеи описательной и аналитической психологии» (1894), Йорк раскрывает недостаточность психологии как гуманитарной науки перед лицом полноты «исторической жизни». Саморефлексии как первичному способу познания недостает, замечает Йорк, «критического анализа» онтологической ущербности, свойственной наукам, сгруппированным вокруг психологии, - то есть, по сути, недостает фундаментальной логики, предшествующей наукам и направляющей их. Здесь звучит знаменитая фраза Йорка: исследования Дильтея «слишком мало подчеркивают генетическое различие между оптическим и историческим (historisch)». Термин «генетическое различие», чуждый терминологии Дильтея, выражает собой максимальную дистанцию между онтологическим и так называемым научным. Именно эта оппозиция, очевидно, воспламенила Хайдеггера. Там, где отсутствует такое различие, историография остается в плену «чисто внешних определений». Там, где ее признают,

природе и философией, но где средства, позволяющие преодолеть анархию убеждений, которая грозит распространиться? Всю жизнь я работал над решением проблем, связанных с той, о которой только что упоминалось. Я вижу цель. Если останусь в пути, надеюсь, что мои юные попутчики, мои ученики, будут со мной до конца» (ibid., р. 36).

45 Переписку Дильтея с Йорком можно прочесть в: Dilthey W. Philosophie und Geisteswissenschaft, Buchreihe, t. I, 1923, partie 1.

520