Пришвин Михаил Михайлович (1873–1954) Жулька и кот

Жулька не может отвыкнуть, чтобы при всём своём уважении к Ваське за ним не погоняться по комнатам. Он залезает на шкаф, а она замирает и часами глядит на него в положении стойки. Наконец она устаёт, глаза мутнеют и устремляются куда‑нибудь на муху.

Вот тогда только Васька начинает оживать. Он много терпеливее и настойчивее собаки. Как только Жулька уставится на муху, кот спускается пониже и, вытянув лапку, грациознейшим в мире и самым кокетливым образом даёт своими бархатными пальчиками с острейшими коготками Жульке по морде.

После того он даже и не пытается бежать, а, обратив на себя внимание Жульки, делает перед носом у неё знаменитую фигуру: спина кренделем, глаза становятся мутно‑злыми, уши заглажены, усы трясутся, изо рта шип.

Если же Жулька, не пугаясь страшным видом кота, всё‑таки сунется, то он даёт ей лапой по‑настоящему, сам же вдруг прыгнет через неё в коридор и пустится, а она за ним и настигает его наверху уже книжного шкафа, и тут начинается повторение той же игры.

Лягушонок

В полднях от горячих лучей солнца стал плавиться снег. Пройдёт два дня, много три – и весна загудит. В полднях солнце так распаривает, что весь снег вокруг нашего домика на колёсах покрывается какой‑то чёрной пылью. Мы думали, где‑то угли жгли. Приблизил я ладонь к этому грязному снегу, и вдруг – вот те угли! – на сером снегу стало белое пятно: это мельчайшие жучки‑прыгунки разлетелись в разные стороны.

В полдневных лучах на какой‑нибудь час или два оживают на снегу разные жучки‑паучки, блошки, даже комарики перелетают. Случилось, талая вода проникла в глубь снега и разбудила спящего на земле под снежным одеялом маленького розового лягушонка. Он выполз из‑под снега наверх, решил по глупости, что началась настоящая весна, и отправился путешествовать. Известно, куда путешествуют лягушки: к ручейку, к болотцу.

Случилось, в эту ночь как раз хорошо припорошило, и след путешественника легко можно было разобрать. След вначале был прямой, лапка за лапкой к ближайшему болотцу… Вдруг почему‑то след сбивается, дальше больше и больше. Потом лягушонок мечется туда и сюда, вперёд и назад, след становится похожим на запутанный клубок ниток.

Что случилось? Почему лягушонок вдруг бросил свой прямой путь к болоту и пытался вернуться назад?

Чтобы разгадать, распутать этот клубок, мы идём дальше и вот видим: сам лягушонок, маленький, розовый, лежит, растопырив безжизненные лапки.

Теперь всё понятно. Ночью мороз взялся за вожжи и так стал подхлёстывать, что лягушонок остановился, сунулся туда, сюда и круто повернул к тёплой дырочке, из которой почуял весну.

В этот день мороз ещё крепче натянул свои вожжи, но ведь в нас самих было тепло, и мы стали помогать весне.

Мы долго грели лягушонка своим горячим дыханием – он всё не оживал. Но мы догадались: налили теплой воды в кастрюльку и опустили туда розовое тельце с растопыренными лапками.

Крепче, крепче натягивай, мороз, свои вожжи – с нашей весной ты теперь больше не справишься! Не больше часа прошло, как наш лягушонок снова почуял своим тельцем весну и шевельнул лапками. Вскоре и весь он ожил.

Когда грянул гром и всюду зашевелились лягушки, мы выпустили нашего путешественника в то самое болотце, куда он хотел попасть раньше времени, и сказали ему в напутствие:

– Живи, лягушонок, только, не зная броду, не суйся в воду.

Норка и Жулька

Норка до того ревнует меня к Жульке, что, когда я позову к себе Жульку, – бежит с большой быстротой, а Жулька, само собой, ревнует Норку и тоже спешит, если я позову Норку.

Теперь у них так и пошло:

– Норка! – кричу я.

Появляется Жулька.

– Жулька!

Появляется Норка.

Роман Сеф (Сеф Роальд Семёнович) (1931–2009)

Лопата

Зимой у лопаты

Не было дела,

От горя и грусти

Она заржавела.

Весной

Огород

Она стала копать

И заблестела

Опять.

Странное дело

Странное дело.

А может быть, нет –

Жил‑был

На свете

Когда‑то

Сапожник.

Был он сапожником

Сорок пять лет,

Но про него

Говорили:

– Художник.

Странное дело,

А может быть, нет –

Жил‑был

На свете

Когда‑то

Художник.

Был он

Художником

Семьдесят лет,

Но про него

Говорили:

– Сапожник.

Странное дело,

А может быть, нет?

Час рассвета

Ты ложишься спать,

А где‑то

Наступает

Час рассвета.

За окном зима,

А где‑то

Жаркое,

Сухое

Лето.

Много

На земле

Людей.

Мир велик.

Запомни это.

Скребицкий Георгий Алексеевич (1903–1964)

Белая шубка

В ту зиму снег ещё не выпадал. Реки и озёра давно льдом покрылись, а снега всё нет и нет.

Зимний лес без снега казался хмурым, унылым. Все листья с деревьев давно опали, перелётные птицы улетели на юг, нигде не пискнет ни одна птичка; только холодный ветер посвистывает среди голых обледенелых сучьев.

Шёл я как‑то с ребятами по лесу, возвращались мы из соседней деревни. Вышли на лесную поляну. Вдруг видим – посреди поляны над большим кустом вороны кружат. Каркают, летают вокруг него, то вверх летят, то на землю сядут. Наверное, думаю, они там какую‑то еду себе нашли.

Стали ближе подходить. Заметили нас вороны – одни в сторону отлетели, по деревьям расселись, а другие и улетать не хотят, так над головами и кружат.

Подошли мы к кусту, смотрим – что‑то под ним белеет, а что – сквозь частые ветки не разберём.

Раздвинул я ветки, гляжу – заяц, белый‑белый, как снег, забился под самый куст, прижался к земле, лежит не шевелясь. Кругом всё серое – и земля, и опавшие листья, а заяц среди них так и белеет.

Вот почему он воронам на глаза попался – оделся в белую шубку, а снега‑то нет, значит, и спрятаться ему, белому, негде. Дай‑ка попробуем его живьём поймать!

Просунул я руку под ветки, тихонько, осторожно, да сразу цоп его за уши – и вытащил из‑под куста!

Бьётся заяц в руках, вырваться хочет. Только смотрим – одна ножка у него как‑то странно болтается. Тронули её, а она переломана! Значит, сильно его вороны потрепали. Не приди мы вовремя, пожалуй, и совсем бы забили.

Принёс я зайца домой. Папа достал из аптечки бинт, вату, забинтовали зайцу сломанную ножку и посадили в ящик. Мама положила туда сена, моркови, мисочку с водой поставила. Так у нас зайка и остался жить. Целый месяц прожил. Ножка у него совсем срослась, он даже из ящика выскакивать начал и меня вовсе не боялся. Выскочит, побегает по комнате, а как зайдёт ко мне кто‑нибудь из ребят, под кровать спрячется.

Пока заяц у нас дома жил, и снег выпал, белый, пушистый, как зайкина шубка. В нём зайцу легко спрятаться. В лесу, в снегу не скоро его заметишь.

– Ну, теперь можно его и обратно в лес выпустить, – сказал нам однажды папа.

Так мы и сделали – отнесли зайца в ближайший лесок, попрощались с ним да и выпустили на волю.

Утро было тихое, накануне ночью насыпало много снегу. Лес сделался белый, мохнатый.

В один миг наш зайка в заснеженных кустах исчез.

Вот когда ему белая шубка пригодилась!