Константин Новиков. Немой колокол

В России колокол всегда играл двойственную роль. С одной стороны, он был связан с православием, с церковными буднями и праздниками, с благовестом и торжественным "красным звоном", а с другой – был сигналом народного собрания и средством оповещения людей о важных событиях, о "делах общественных".

Об этой двойственности во все времена знали те, кто был заинтересован в подавлении воли народной массы и ликвидации органов ее самоуправления. Зимой 1478 года Великий князь Иван III, завершая свою длительную борьбу с сильной и независимой Новгородской республикой, постановил, что отныне в Новгороде "вечю колоколу… не быти, посаднику не быти, а государство все нам держати". Таким образом, колокол, столетиями созывавший новгородцев на вече, в глазах московского князя являлся символом вольнодумства и угрозы в адрес централизованной власти.

В годы Северной войны Петр Первый, как известно, приказывал переплавлять колокола на пушки. Правда, колокольный металл оказался непригодным для изготовления орудий…

Советская власть явила, пожалуй, самый известный в отечественной истории пример колоколо-ненавистничества. Примечательно, что даже здесь нельзя все списать на борьбу Советов с религией и церковью. Существует любопытный документ, "Инструкция народных комиссаров юстиции и внутренних дел РСФСР о порядке пользования колокольнями", изданная в апреле 1926 года. Среди положений этой инструкции, вводившей жесткие ограничения на применение колокольного звона, есть крайне показательный пассаж: "Совершение набатных тревог для созыва населения в целях возбуждения его против Советской власти не допускается…"

Для нашего времени характерны интерес к традициям и склонность к имитациям. Сегодня по всей России отливаются колокола и строятся колокольни. Вопрос заключается в том, соответствует ли этой реконструкции желание российского общества обрести собственный голос? Останется ли колокол символом народного самосознания, или эта его функция станет историей? Сегодня подобные вопросы задаются, в том числе, и на территории современного искусства. Молодой художник Константин Новиков отливает свой "Немой колокол" из каучука, являя нам вещь, потерявшую свою сущность. Мы, однако, не воспринимаем его резиновый колокол ни как абсурдный объект, ни как бессмыслицу. Напротив, его смысл очевиден, он актуализирует исторический контекст и с пугающей настойчивостью напрашивается в означающие сегодняшнего дня.

Ринат Волигамси, 1968 г.Р. Уфа

Уфимский художник Ринат Волигамси создает монохромные холсты, своими, приближенными к квадрату, форматами напоминающие винтажные фотокарточки. Несмотря на свою любовь к эстетике черно-белого фото, он работает далеко за рамками фотореализма.

Дело в том, что персонажи его работ подвергаются отнюдь не реалистичным преобразованиям: они дублируются, их тела переворачиваются, торсы шагают отдельно от верхних частей туловищ. Даже казалось бы вполне жизненную композицию «Большой Медведицы» - группа солдат курит и смотрит в воображаемый объектив – словно компьютерный вирус венчает астеризм Большой Ковш (фигура из семи звезд более известная как Большая Медведица). В суровой и в то же время лирической сцене обнаруживается холодный математический расчет.

Эти неожиданные, абсурдные элементы, сообщающие работам Волигамси абсурдный характер, дают нам все основания предположить, что замысел художника идет гораздо дальше изображения сцен из солдатской жизни. Его работам присущ символизм, связанный с фигурами государства (карта созвездия Большой Медведицы, конечно, намекает на карту России), власти и порядка (порядок, насаждаемый властью обнаруживается в «жизни» картин как вирус, переворачивающий все с ног на голову, прихотливо меняющий реальность, превращающий ее в абсурд).

Изолитература

Большая медведица , 2008