Пропагандистская машина

«Да она [система] опирается на саму себя в первую очередь, она опирается на чиновничество... <...> Это как организационный механизм. А еще меха­низм пропаганды. Смотрите, всюду и везде народ голосует за "Единую Рос­сию" — ну нет такой партии. Нету. Они за нее голосуют. Почему? Потому что эта партия создана в воображении. В воображении есть партия, которая за Пу­тина. Путин — это все хорошее. Следовательно, партия, которая с Пути­ным, — это партия всего хорошего. Значит, нужно голосовать за эту партию, хотя ее нет. С помощью средств пропаганды создается такой образ, за кото­рый народ идет и голосует. На эти механизмы — организационный и пропа­гандистский — они и опираются. Уберите тот и другой, все это рухнет мгно­венно» (руководитель общественного фонда).

«С другой стороны, у нас тоже люди пуганые, тоже начинают кое-чего со­ображать. Некоторые его [Рогозина] называют попом Гапоном в миниатюре. Поэтому старые приемы политтехнологии и одурманивания... не такой дурной у нас народ, как некоторым кажется. В том числе из тех, которые себя назы­вают политической элитой. Народ умнее» (военный эксперт).

«В основном, за редким исключением, оно [журналистское сообщество] поставлено на службу этой бюрократической машине. И главная несущая конструкция — это не цензура, а самоцензура. Хотя цензура сверху тоже есть. И коррупция, зарабатывают деньги...» (депутат Государственной Думы).

«Когда действительно все независимое, все более или менее независимое, где действительно пытались представить разные точки зрения, существующие в об­ществе, пусть не в такой пропорции, в которой они в обществе существуют, но все-таки они как-то были представлены... И когда все это было фактически истреблено, и оставили только информационно-политические программы, кото­рые обслуживают власть и обслуживают те идеи, которые несет власть. Это был существенный переломный период. Плюс никакие беды общества, о которых го­ворили и два, и три, и пять лет назад... они не получили своего разрешения. На­чиная с социального и материального положения граждан, кончая борьбой с кор­рупцией. Никаких реальных продвижений» (депутат Государственной Думы).

«Ее [независимой журналистики] нет, но за нее надо бороться. Потому что иначе им не выжить — они не найдут себе больше работу. Или их всех выки­нут, если они хоть что-то мыслят. То есть тогда это будет наполнение се­ростью. Если существует страта журналистов и массмедиа, они должны пони­мать: если они хотят быть профессионалами в этой стране, они должны бо­роться. Бороться ведь можно по-разному — не обязательно бросая заявления на стол и выходя на улицы. Если не хватает на это сил, то, в любом случае, можно не заниматься хотя бы чем-то...» (лидер политической партии).

Власть и общество

«У нас податливое общество, во всех своих сегментах слишком податливое к давлению власти. Слабенькое очень. Общество деморализовано, очень сла­бое. Структуры гражданского общества не развиты. Как и все — подавлено, раздавлено. Небольшой сегмент есть активный очень. Но он очень немного­численный. Активистов очень мало, которые способны сопротивляться. Сей­час, если будет продолжаться консолидация, то, может быть, этот сегмент по­тянет за собой остальных» (лидер политической партии).

«Источником может быть социальный протест против реформ в социаль­ной сфере, в ЖКХ. Цены скачут бешеными темпами, и естественно, что народ этого терпеть не будет. Пока он просто не платит. А когда его начнут в связи с этим выселять, вот тут начнутся... Эти выступления будут в первую очередь спонтанными, но во время этих выступлений будут формироваться некие ор­ганизационные структуры. Это естественный процесс. Это процесс самоорга­низации. И думать, что это будет сделано на какие-то деньги американских фондов — это смешно. Это все будет делаться абсолютно без денег и без ка­кой-то инициативы со стороны каких-то специальных организаторов. Что ка­сается реакции, она будет разная. Первая реакция — будут создаваться псев­дообщественные организации. Будут появляться псевдоправозащитники, псев­доэкологи и так далее. Такие организации с провокационными в первую очередь функциями — они будут создаваться. Ходят слухи, что будет созда­ваться организация "Наши". Это не самоорганизовавшиеся структуры, а то, что делается специально властью, в чистом виде методы спецслужб, причем методы очень старые, много столетий. Создание других кукольных организа­ций. В русской охранке был, по-моему, генерал Зубатов, вот создавал такие организации — всякие рабочие союзы. И полиция. При помощи полиции, при помощи наших спецслужб. Результат будет столь же плохой, как и раньше. В эти выдуманные структуры никто не верит. Они с самого начала будут на ок­раине общественной жизни, никакой реальной роли они не будут играть. Вто­рой метод — это метод тупого примитивного правоприменения. Вышли на ми­тинг? А митинг был разрешен? Все мы вас разгоняем, потому что он не разре­шен. Не потому что ваши лозунги антиправительственные, нет. Вы нарушили статью такую-то... если бы вы стояли по ту сторону загородки, а по эту нель­зя. Нарушили мелкую правовую норму. Справедливые требования, несправед­ливые, законные, незаконные — это все неважно. Важно, что вы встали не в том месте. Третье, что будет использоваться, это методы кадровой чехар­ды, такая кадровая свистопляска. Этого сняли. Ах, вы недовольны? Бузите? А мы сейчас вашего губернатора... Будут снимать губернаторов, будут ставить других, безостановочная конструкция... Это будет только расбалансировать ситуацию» (руководителъ общественного фонда).

«Социальные протесты — сила? Думаю, что эта сила спит» (политолог).

«Прежде всего, это [нестабильность системы] связано с тем, что правитель­ство как бы специально спровоцировало доселе дремавшее сознание людей на подсознательный уровень недовольства теми реформами, которые проводят­ся в России, по существу, на пустом, казалось бы, месте. Вот этот закон номер 122 о монетизации и так далее. Эти реакции, которые последовали, я думаю, связаны не столько с этим законом, а как некий спусковой механизм, выража­ющий накопившееся несогласие, накопившийся социальный протест нашего населения по поводу реформ, в которых никогда не присутствовал человек, его мир, его мироощущение и так далее» (депутат Государственной Думы).

«...Они просто не думают о народе, они заняты вопросом, как легализовать огромные деньги, которые они сегодня контролируют, и они считают себя в очень удачном положении. ...Они натыкаются на то, что они теряют под­держку в обществе, но это их не волнует. Кудрин, Греф, Зурабов — они смот­рят на людей как на абстрактную человеческую массу, из которой можно ле­пить все что угодно» (лидер политической партии).

«...Власти именно поэтому и приходится так много способов и методов при­менять искусственных, потому что она не соответствует [народу]. Общество в своей частной жизни освободилось от патернализма. Освободилось искус­ственно, за счет добровольного ухода государства. То есть через жертвы и через дикие страдания люди стали самостоятельными. Им не хватает [сил] конверти­ровать внутреннюю, частную свободу в свободу социальную, гражданскую. По­этому оно находится на грани. Именно поэтому столько искусственных методов подавления и формирования альтернативного мышления общества. Именно в силу того, что общество уже готово» (лидер политической партии).

«Я не вижу пока таких мощных очагов напряженности... даже с монетизаци­ей, с этим протестом: наиболее активной группой стали пенсионеры. Но в этом вся разница Украины и России. В Украине вышла молодежь, а у нас вышли пен­сионеры. Это означает, что наше общество по большому счету готово терпеть какие-то политические неудобства, полагаясь на эти золотые нити нефтяного дождя. Мы говорим, а вот студенты — да ничего они не выходили на улицы и не выйдут, им уже повысили стипендии» (менеджер крупной компании).

«Не зря в последнее время лозунг возник стихийно или нестихийно — "Ре­ферендум или революция". Действительно, они такой своей политикой подтал­кивают. Мне теперь процессы 1917 года более понятны. Когда есть абсолютно назревшие вопросы, когда люди абсолютно не согласны с политикой, проводи­мой властью, когда одно не меняет, а другое не решает, в итоге это очень быст­ро может привести к очень тяжелым процессам в обществе. Как быстро — тут много субъективных факторов, они играют очень большую роль, и о временном промежутке говорить трудно» (депутат Государственной Думы).

«Самое существенное — это асоциальный характер проводимой политики. Что, мне кажется, большинству населения уже очевидно. Другое дело, не все занимают активную позицию, скажем, до поры до времени. Каждый просто за­нимается собой, устраивает свою личную жизнь. В этом власть преуспела, это они тоже блестяще делают, мастерски, что поставили людей в условия выжи­вания и когда каждый думает о себе, нарушая и основу солидарности. Это они делали хорошо, но до поры до времени, эти процессы могут приобрести об­вальный характер. Вторая составляющая — это авторитарный характер влас­ти, для тех, кто задумывается над процессами, которые в обществе происхо­дят, это абсолютно очевидно. Может быть, относительную часть населения многие из этих аспектов мало волнует... Скажем, изменение закона о выборах, назначение губернаторов, потому что к выборам уже давно люди не очень серьезно относятся, более правильно, кстати, чем политики относятся. Люди уже давно поняли, что ничего от выборов ждать не приходится» (депутат Го­сударственной Думы).

«...Очень серьезное общественное расслоение. Вопиющее неравенство между богатыми и бедными. И я даже считаю, что не это самое главное, а то, что у низшего слоя нет никакой социальной мобильности и нет никакой види­мой перспективы. Чистое выживание. Это наиболее страшно, даже не то, что кто-то сегодня бедно живет, а то, что это консервируется. А это очень опасно с точки зрения политических каких-то, революционных возмущений» (депу­тат Государственной Думы).