Промысел, необходимость

Но есть и Более строгое и высокое проявление законосообразности в самых различных мифологиях. Это - рок и боги, которые его олицетворяют. В древнегреческой мифологии три сестры-Мойры определяют судьбу ("долю") каждого человека. Так, Лахезис ("дающая жребий") назначает человеку его жребий еще до его рождения, Клото ("прядущая") прядет нить его жизни, а Атропос ("неотвратимая") приближает Будущее, перерезая нить жизни. И никто из людей и даже из богов не могут противостоять тому, что предназначено им судьбой, известной только этим трем богиням. Также и в скандинавской мифологии Норны, вырезая руны (буквы священного, в определенной мере тайного древнего скандинавского алфавита), тем самым предопределяют жизнь человека. Валькирии в той же мифологии определяют уже судьбу воинов, которые должны пасть в сражении.

Христианство уже иначе относится к понятию судьбы. Дело в том, что в языческой мифологии, хотя судьба и была как бы закреплена за определенными мифологическими персонажами, все-таки ни ее источники, ни сама она никому не были известны. По своему происхождению, проявлению и содержанию судьба носила безличный характер. Идея личного и, что не менее важно, всемогущего Бога, то есть Бога, обладающего в своем существе и во всех своих проявлениях волей, сознанием и чувством, уже не позволяла мыслить некоторую судьбу, рок, которая не выла бы подчинена Божественной воле и не была частью Его замысла, определяющего мир с момента его творения и до последнего мига его существования. Поэтому, сказав "судьба", мы можем ждать замечания от священника (всех христианских толков) - "Не судьба, а промысел". Последнее понятие не исключает челове­ческой свободной воли и подчеркивает идею Божественного предвидения (провидения), а не жесткой предначертанности. Впрочем, здесь очень много богословских тонкостей, которые мы затрагивать не можем.

Типы связи вещей

В различных культурах и в различные времена, на разных стадиях развития культуры возможны различные представления о том, каким образом организован этот мир, как в мире устанавливается и поддерживается некоторый порядок, как связаны, как взаимодействуют между собой вещи - и сосуще­ствующие в одно время, и следующие во времени друг за другом. Все эти вопросы требуют ответа, поскольку от него зависит логика поведения людей, их представления о том, как можно эффективно действовать в данном мире. Но разумеется, это вовсе не означает, что люди всегда пытаются в явной форме осмыслить царящий в мире порядок, тем более вряд ли они всегда строят некоторые теории, - все это дело более поздних времен, когда развивается философская и научная теоретическая мысль. Одна­ко в основе того, как люди действуют в реальности, лежат некото­рые довольно устойчивые, хотя и не всегда явно осмысляемые или осмысляемые только в случае некоторых нарушений пред­ставления.

Многие ученые полагают, что первоначальным является пред­ставление о сопричастности вещей друг другу и сопричастности к ним человека. Это представление трудно описать точно. Основой его является установленное человеком отношение подобия, даже некоторого тождества между вещами, их схожести в действиях и в реакциях на воздействие. Здесь дело не только и не столько в действительном сходстве или тождестве некоторых вещей, но в том, что это отношение устанавливается, утверждается некото­рым сообществом людей. Мы можем наблюдать два основных типа сопричастности - это сопричастность но природе и сопри­частность по смежности (во времени, пространстве или на другом основании). Разумеется, сопричастность некоторому роду или племени, единому предку и т.п. имеет некоторое природное основание. Но, скажем, сопричастность изображения или тени сущности данной личности - это уже иное. По свидетельству этнографов (примеры можно встретить у Л.Леви-Брюля [55-56] тень и изображение могут мыслиться как нечто принадлежащее человеку так, как ему принадлежат зубы или волосы или другие части его тела. Поэтому человек может опасаться некоторых действий в отношении своею изображения (так, скажем, осно­вываясь на этих представлениях, в средневековой Европе могли попытаться нанести вред человеку, проткнув его изображение иглой) или тени (в Китае в еще недавние времена, когда гроб с усопшим прикрывали крышкой, люди отходили от него, чтобы крышка не захлопнулась на их тени). Так же сопричастным чело­веку считалось и его имя. Имена древних правителей Египта скрывались, чтобы никто не мог воспользоваться этим знанием во вред ему, а само название "фараон" означало всего лишь "боль­шой дом". В конечном счете механизмы поведения, связанные с представлением о сопричастности, основаны на принципе всеоб­щей связи вещей: все связано со всем и более того - все суще­ствует во всем. В сущности на таком представлении о связи всего со всем основана астрология, полагающая, что расположение звезд в момент рождения человека в той или иной мере (здесь возможны варианты) определяют его дальнейшую судьбу.

Представления о магическом порядке есть развитие идеи сопричастности. Здесь уже сопричастность мыслится не только как основание существующего порядка, но и как основание для возможного воздействия на вещи. Особое значение уже начинают придавать слову, которое вместе с некоторым комплексом маги­ческих действий становится инструментом для проникновения в тайную, скрытую от непосредственного взгляда сущность вещи и подчинения этой вещи человеку. Но это не простое слово, не простое речевое обращение к данной вещи, а обязательно некото­рая формула, которая может быть действенной только в случае ее правильности, буквального повторения давно закрепленного об­разца. Даже сегодня наивное религиозное сознание связано с представлением о том, что неправильно произнесенная молитва не может оказать необходимого действия, "не дойдет".

Магическое слово, будучи правильным, должно выть обяза­тельно тайной и таинственной формулой, которой иногда - имен­но для того, чтобы она звучала необычно и непонятно - придают даже некоторую бессмысленность.

К концу средних веков и особенно в эпоху Возрождения представления о магии приобретают, можно сказать, некоторую регулярность. Возрождается возникшее еще в античности поня­тие о натуральной магии [см. 32], которая становится как бы наукой. Вся природа предстает как арена действия некоторых духовных сил, которые могут быть безличны и даже лишены собственной воли, то есть не способны к произвольным дейст­виям. Они как бы являются носителями природы данной вещи, закона его существования. Отсюда - возможность регулярного и предсказуемого воздействия на вещи через их духовную сущ­ность. Здесь мы с определенным основанием можем говорить о некоторой преднауке, поскольку именно в натуральной магии возникает и укрепляется представление о подчиненности вещей некоторым единым и регулярно, то есть постоянно и с неизбеж­ностью действующим законам. Как только эти силы были лишены своей таинственности и люди перестали воспринимать их в ка­честве выражения некоторых духовных субстанций, возникают предпосылки для современного научного взгляда на мир.

Впрочем, само понятие силы тоже претерпело некоторые изменения. Так, у Исаака Ньютона мы можем видеть двойствен­ное отношение к силе как основному представлению, связыва­ющему вещи в некотором взаимодействии. Все помнят, что Ньютон ввел в физику понятие силы притяжения для того, чтобы построить непротиворечивую картину Солнечной системы. Эта сила связывает планеты с Солнцем, не давая им разлететься в просторы Вселенной. Но ведь в данной системе действует не только центростремительная сила притяжения, но и центробеж­ная, направленная по касательной к орбите обращающихся вокруг Солнца планет. В ответ на вопрос о том, что представляет совой эта сила, Ньютон отвечал - "Гипотез не измышляю". То есть в сущности он отказался отвечать на этот вопрос. Можно пред­полагать, что в данном случае некоторое значение имело то обсто­ятельство, что силу притяжения достаточно легко осмыслил, через прямое представление о человеке или животном, которое тянет и притягивает к себе (скажем, веревкой) какой-нибудь предмет. Образовать такое наглядное представление о центро­бежкой силе уже оказывается не столь легко.

Современная наука уже меняет свое отношение к понятию силы. Для нее это понятие представляется антропоморфным, то есть слишком уподобленным тому, что в обыденной жизни делает или может делать человек.

Важнейшим среди тех отношений, которые связывают между совой вещи, является отношение причинно-следственной связи. Но сегодня, когда наука проникла в такие сложные области, как мир внутриатомных явлений, мир человеческой психики или социального устройства, уже не всегда оказывается возможным проследить связь между причиной и следствием. Каждое явление возникает в силу чрезвычайно большого количества сложным образом взаимодействующих причин, порождая опять-таки очень сложный комплекс следствий. Поэтому во многих случаях уче­ные уже предпочитают говорить о некоторой функциональной связи, когда предыдущее и последующее явления связаны друг с другом уже не как причина и следствие, а некоторым абстракт­ным отношением, выражаемым чаще всего только на языке мате­матики.

Разумеется, одна из возможных связей человека с вещами и вещей между собою вскрывается в производственной практике. Современное культурное сознание, которые во многом формиру­ется под влиянием науки и производства, уже отрицает какие-либо связи между вещами, которые не могут быть обнаружены на практике или в научном эксперименте.

Вопросы для обсуждения

■ Какие формы контакта с иным миром можно обнаружить в истории культуры?

■ Какие типы связи вещей (следовательно, упорядоченности мира) можно обнаружить в истории культуры?