Виртуальные пространства

Пространственные отношения, как известно, можно описать, либо используя геометрические представления, либо через понятия тра­ектории, пути. Действительно мы говорим о различных типах городов, скажем, круглых, квадратных или похожих на молодой месяц [44]. Мы можем говорить об извилистой дороге в пустыне, проложенной от одного колодца к другому, или о прямых морских и воздушных путях. Эти понятия описывают реально существующие пространственные отношения между реально существующими объектами.

Однако возможно и другое отношение, когда логика рассуж­дения несколько меняется. Мы уже имеем не реальные объекты и их соотношения, но некоторую абстракцию, которую пытаемся выразить в геометрических понятиях. И, конечно, в данном случае мы используем эти понятия опять-таки метафорически. Простейший пример - " любовный треугольник". Здесь, естествен­но, никогда не может идти речь о том, что три человека располо­жились по вершинам треугольника, но только о том, что между тремя людьми образовались некоторые отношения. Сходство здесь чрезвычайно абстрактное. Но есть еще более высокая сте­пень абстракции, когда мы говорим об экономическом простран­стве, пространстве политическом, пространстве прессы и т.д., используем такие выражения, как зона политического влияния, политическая арена и т.д

Вопросы для обсуждения

• Какие типы культурного пространства можно выделить?

• Какие места и направления выделяются в разных культурах?

• Почему современные физические представления больше подходят для описания также и пространства в культуре?

• Какие примеры виртуальных пространств можно найти в современной культуре?

Время

Время в космологни

Многие основные понятия физики и космологии, как было сказано, могут использо­ваться в культурологии, но, разумеется, в метафорическом, переносном смысле. Таким, причем столь же фундаментальным понятием, что и пространство, является поня­тие времени. Время всегда воспринималось как нечто чрезвы­чайно таинственное. Еще в V веке один из величайших мысли­телей нашей эры Августин Блаженный в XI книге своей "Исповеди" [2. С. 340] признавался, что он, хоть и ощущает время, когда о нем не думает, начав размышлять о нем, вдруг теряет его и перестает понимать. Наверное, мы окажемся в той же ситуации. И действительно, дать какое-либо определение времени сегодня оказывается невозможным, такого определения или, на крайний случай, более или менее точного описания времени, которое было бы приемлемо для многих ученых, все еще нет. Но не будем удивляться. Очень часто в науке оказывается, что ученые довольно легко оперируют понятиями (точнее надо было бы ска­зать - представлениями), определить которые они не в состоянии. В той же физике такими неопределимыми являются понятия пространства, времени, вещества, энергии. В лингвистике все еще продолжаются споры о том, что такое язык, в психологии нет приемлемого для хотя вы большинства психологов определения того, что такое психика, ну и в культурологии, в конечном счете, та же печальная картина. Но будем воспринимать это обстоятельство как хороший стимул для развития науки о культуре.

Досоциальное время. Овладение временем

Хоть время и неопределимо, однако мы живем в нем, как вы плаваем в его потоках, переживаем его - правда, не всегда осознано. И как все почти в человеческой жизни - время должно еще быть открыто. В детстве, когда совершаются все самые гениальные открытия - мира, про­странства, другого Я, языка и т. д. - маленький человечек должен обнаружить также и отличие прошлого и Будущего от этого, в данный момент переживаемого времени. Ведь замечено, что он еще путает вчера и сегодня. Трудно гадать, как происходит это открытие, но можно, наверное, предположить, что открытие прошлого связано с памятью, ведь прошлое откладывается имен­но в ней, в то время как открытие будущего связано с осознанием желания и его связи с удовлетворением, ведь удовлетворение всегда в будущем. Эго значит, что само открытие времени уже связано с переживанием, ведь прошлое для ребенка - это всегда прошлое пережитое: память содержит в себе не нейтральную регистрацию происшедших событий, но событий приятных и неприятных, интересных и страшных и т.д. Будущее, коль скоро мы его связали с желаниями, потребностями, тоже всегда окра­шено в те или иные эмоциональные тона, тоже переживается. Только став взрослыми, мы научаемся отвлекаться от возможного эмоционального отношения к прошлому и будущему, привыкаем осмыслять его и делать предметом волевых усилий (скажем, анализируем свои неудачи или строим планы).²²

Социокультурное время

Но время дано нам не только в индивидуальном, личном переживании. Оно организуется и, можно даже сказать, образу­ется данным обществом. Западный чело­век всегда жалуется на совершенно отличное от европейского представление о времени, характерное для многих восточных культур. Для араба, иранца, может быть, и для нас с вами опозда­ние не является чем-то необычным и не вызывает особого возму­щения. Время не ценится здесь так, как в Европе и Америке, люди живут так, как будто впереди целая вечность. Это, наверное, связано и с другими культурными представлениями: может выть, фаталистическим отношением к будущему, ощущением суетности любой деятельности и т.д., но здесь для нас важно лишь то, что мы заметили различие в ценности времени в различных культурах. И действительно, время в разных культурах строится по-разному. Во-первых, мы можем заметить, что культуры различным образом ориентированы по отношению ко времени. В некоторых культу­рах нет особого отношения к будущему. Иные культуры содер­жат в севе очень большой слой явлений, направленных на будущее. В Новое и новейшее время в европейской культуре это пла­нирование, Большевистская культура вся была направлена на коммунизм, идея будущего рая подавляла все остальное.

В нашей, армянской культуре, можно сказать, особое значение имеет прошлое. Переживание его несколько преувеличено, так что в определенной степени оно подавляет и ощущение настоящего, и представления о будущем. Иногда же будущее может выглядеть как приближение к некогда существовавшему идеалу, то есть будущее оказывается повторением прошлого.

Структура социокультурной цамяти

Так мы подходим к понятию социокультурной памяти - основному культурологическому понятию, касающемуся времени. Формально социокультурную память мож­но определить как социальный механизм сохранения (мы увидим далее, что важно здесь не только сохранение, но и создание) истории данной культурной общности: не только и не столько сохранение следов некоторых событий потенциальной форме, то есть в некотором музейном запаснике, библиотеке или архиве, сколько и прежде всего в памяти актуальной, переживаемой.

Разумеется, вся лбщность переживать не может. Переживают отдельные люди. Но как может отдельный человек переживать событие, в котором он никакого участия не принимал, которого он не наблюдал и которое ему известно только из источников, к тому же не всегда достоверных? Приходится предположить, что существует некоторый механизм, который позволяет каждому отдельному члену данного сообщества приобщиться к общей судьбе, пережить поражение или победу своего прадеда как соб­ственную победу или собственное поражение. Человек здесь не просто существует как отдельное Я. Его Я реализуется как части­ца некоторого, иногда очень большого МЫ (этнической общно­сти, нации, расы, всего человечества). А это МЫ должно как-то возникнуть.

Не будем сейчас обсуждать сложный вопрос идентичности, то есть вопрос о том, каким образом человек отождествляет себя с некоторой общностью, идентифицирует себя с некоторой группой, к которой он по некоторым основаниям считает себя принадле­жащим. Заметим здесь единственно то, что, во-первых, обяза­тельно должен бытъ некоторый механизм передачи определенных

сведений о том или ином событии, не только сведений, но и - что не менее важно - определенного отношения к этим событиям; во-вторых же, должны быть некоторые социально значимые санк­ции, направленные на тех членов данного сообщества, которые не принимают данного отношения к историческим событиям. Разуме­ется, эта санкции не носят материального характера, никого не сажают в тюрьму и не штрафуют, но перед всяким членом данного сообщества может маячить - в случае неприятия получивших общее признание ценностей - призрак изгойничества, отвержен­ности, маргинальности. И еще: должна быть некоторая группа людей в данном сообщесгве (используя социологический язык, мы можем назвать эту группу референтной), которая и опреде­ляет, какие именно события и в каком ореоле должны войти в историческую память. Это, к примеру, хронисты и летописцы, записывающие сведения о том или ином происшествии, это историки и учителя истории, романисты, просто люди, пользу­ющиеся авторитетом.

У исторической памяти есть два очень важных качества. Это, во-первых, глубина самой памяти, а во-вторых, плотность, насы­щенность событиями тех или иных отрезков времени, отложив­шихся в исторических представлениях.

Глубина социокультурной памяти связана с двумя возможны­ми ее источниками. Первый источник характерен для дописьменной или бесписьменной, устной традиции передачи исторических сведений. Память в этих случаях уходит на глубину мифологиче­ских времен. Обычно в начале исторической памяти, в ее - если можно так сказать - "введении" располагаются представления о возникновении мира, о появлении данной общности. Часто они привязываются к деятельности какого-нибудь бога, который сот­ворил людей. Нередки и представления о некотором мифологиче­ском культурном герое, который дал им некоторый знания, навы­ки, обычаи и традиции (Прометей). Иногда выделение данной общности происходит в представлениях о борьбе родоначальника с врагом (вспомним борьбу Гайка и Бела), об отделении от других племен.

Не будем сейчас гадать, почему это происходит, но очень ха­рактерно для многих культур стремление углубить свою историю, протянуть ее как можно дальше в древность.

Что касается плотности исторической памяти, то даже по школьным учебникам истории видно, как меняется объем текста в зависимости от описываемого времени. Чем ближе к сегодняш­нему дню - тем большим оказывается этот объем, то есть ткань исторического процесса становится как бы плотнее. Но это только общая закономерность. Читая историю, можно заметить, что на некоторый период в писанной истории приходится гораздо больше событий, чем на другой, некоторые отрезки времени как бы плотнее, поскольку в них сконцентрировалось гораздо больше событий, чем в других. Такая различная плотность событий в разные времена означает не только то, что действительно в разное время люди действуют с разной степенью активности. Это и результат отбора исторических событий, произведенного авторами исторических хроник, летописей, мемуаров, а затем уже в науч­ных трудах по истории. Устная история не менее избирательна.

Отмеченные точки и зоны во времени

В каждый период времени, так или иначе выделяемый культурой данного общества, всегда имеются некоторые точки или отрезки, которым придается особый смысл, особое значение. Разумеется, наиболее значимым являются такие точки или отрезки, из которых можно вывести нечто, касающееся сегод­няшнего дня, которые, согласно представлениям, закрепленным в данной культуре, определяют судьбу данной общности, нацио­нальный характер, сегодняшнее положение дел. Особая значи­мость этих точек и отрезков проявляется хотя бы в том, что ни сами они, ни тот смысл, который им придается, не подлежат ника­кой критике, никакому сомнению, никакой проверке. Так, из исследований, проведенных автором, видно, что четыре даты имеют особое значение для современных армян. Это год принятия христианства – 301 г.; год изобретения армянского алфавита – 405 г.; год геноцида армян – 1915 г. и год Аварайрской битвы – 451. И для большинства армян представляется совершенно невоз­можным, во-первых, усомниться в реальности самого события, во-вторых, в точности даты (особенно, если дату кто-то попыта­ется сделать более поздней, скажем, если кто-то станет доказы­вать, что принятие христианства произошло в действительности позже), а в-третьих – что, вероятно, самое важное – невозможно усомниться в смысле, значимости данного события (скажем, совершенно невозможно заявить, что Аварайрская битва выла всего лишь мелкой стычкой, не имевшей ни военного, ни политического, ни нравственного значения). Разумеется, такая непрове­ряемость, неприкосновенность, табуированность этих временных точек не есть нечто абсолютное. Наше выражение по поводу особой значимости, наверное, стоит уточнить: эти особые точки или отрезки времени не то, чтобы вовсе не подлежат критике. Можно сказать точнее: они подвергаются критике, сомнению только в кризисные для данной культуры времена.