§ 22. Уголовное право

Но еще более характерной чертой, чем авторитарный аспект советско­го Уголовного кодекса, является его полный отказ от гарантий, прису­щих правовому государству. Наказуемые с точки зрения закона, деяния не являются преступлениями, если они в отдельных случаях не представляют опасности для общества. В то же время ненаказуемые с точки зрения закона деяния являются преступлениями, если в них усматривают угрозу «для общества»: принцип «nullum crimen sine lege» (нет преступления без закона) не действует в Советской России. Нарушен даже принцип «cogitationis poenam nemo patitur» (никого нельзя наказывать за мысли): в целом подлежат наказанию не только действия по подготовке преступления, но даже лица, «связанные с пре­ступным сообществом или представляющие опасность своими ранее совершенными преступными деяниями», подвержены мерам по за­щите общества.

3. Рассмотренная выше теория об исправительных и охранительных функциях уголовного права действительно может привести к этим последствиям в отсутствие третьего элемента идеи права - правовой стабильности. Это, несомненно, означает, что специальная теория предупреждения преступности не в состоянии самостоятельно опре­делить, каким должно быть уголовное право без взаимодействия идеи целесообразности, присущей этой теории, с идеями справедливости и правовой стабильности. Напряженность взаимоотношений между элементами правовой идеи особенно наглядно проявляется в уголов­ном праве. Если идея правовой безопасности гарантирует идею специ­альной правовой превенции от ее последствий, а именно наказывать и за подготовку, образ мыслей и идей, то идея справедливости, кото­рая требует применять в определенной мере одинаковый режим к лицам, находящимся в неравном положении, и к неравным отноше­ниям, с позиции идеи специально-превентивной целесообразности противится крайней степени индивидуализации. В противополож­ность этой антиномии уголовного права, основанного на наказании исправительно-охранительного характера, идея возмездия на деле до­казывает свою методическую эффективность; она служит одновремен­но оправданию наказания и его целевому назначению и воплощает идею справедливости и идею правовой стабильности.

И наконец, уголовное право, созданное для реализации идеи возмез­дия, несомненно, служит «наказанию» в то время, как уголовное пра­во в смысле исправительно-охранительной теории в конечном счете перестает быть правом «наказания». Советский Уголовный кодекс, од­нако, вслед за проектом Ферри заменил термин «наказание» на другие

183

Философия права

термины: «санкция», «меры по защите общества». Вряд ли есть необхо­димость подчеркивать, что понятие наказания в нынешнем уголовном праве столь же малоспособно служить мерилом нормативного содер­жания и рамок применения для будущего уголовного права, как и ме­тодическое удобство теории возмездия, представлять собой критерий для оценки возможностей унифицированного решения всех вопро­сов уголовно-правовой теории. Скорее наоборот, хотелось бы, чтобы уголовное право стало развиваться иначе, чем до сих пор, и чтобы улучшение уголовного права вылилось не в «улучшенное» уголовное право, а в исправительно-охранительное право, которое лучше, чем уголовное право, и которое стало бы мудрее и человечнее его.

184

Кто дал тебе, мучитель мой, власть надо мною? («Фауст», Маргарита в тюрьме)