Рассказ

Рассказывал один из моих друзей, со слов Сулеймана-ибн Ахмада, поэта, что тот видел Ибн Сахля, хаджиба на острове Сикиллии [105](а говорят, что Ибн Сахль был красив до предела). И увидел он его в одном из мест увеселения, и Ибн Сахль шел, а за ним шла женщина и смотрела на него. И когда он отдалился, женщина подошла к тому месту, на котором оставил Ибн Сахль след, проходя, и стала его целовать и лобызать землю там, где остался след его ноги. Я скажу об этом отрывок; он начинается так:

Они меня порицают за то, что вступил я на след его сапога, но если бы они знали, стал бы хулящий завистником.

О жители земли, где не щедро облако, примите совет мой — будете сильны, хвалимы!

Возьмите земли с того места, куда он ступил, и ручаюсь я, что отдалится от вас недород.

Всякая земля, на которую падет нога его, — земля прекрасная, не скупая.

Таков и поступок Самарянина

[106]— явился глазом его прославленный след Джибриля,

И сделал он тельца из этой земли, и раздался из него протяжный рев.

Я говорю еще:

Благословенна земля, в которой ты обитаешь, благословен тот, кто есть там, — поселилось в ней счастье!

Ее камни — жемчужины, и тернии — ее розы; вода ее — мед, и песок ее — недд.

Один из видов неприхотливости — когда удовлетворяются посещением призрака во сне и приветствием видения; приходит это лишь от воспоминаний непокидающих, обетов неизменных и нескончаемых мыслей; и когда засыпают глаза и успокаиваются движения, прилетает призрак. Об этом я говорю:

Посетило видение юношу, чья любовь продлилась, хоть охраняли его сторожившие и оберегавшие.

И провел я ночь веселый и радостный — услада видения сонного заставляет забыть сладость яви.

Я говорю еще:

Пришел призрак Нум к моему ложу, когда миновала часть ночи, и получила ночь власть, и распространился мрак.

И знал я, что под землей любимая пребывает, но пришла она такой, какой знал я ее прежде,

И стали мы снова такими, как были, и вернулось к нам время, каким мы знали его, а возвращенье более прекрасно.

Поэтами сказаны о посещении призрака слова диковинные, далеко бьющие, ими изобретенные, и каждый опережает другого, высказывая какую-либо мысль. Так, Абу Исхак ибн Сайяр ан-Наззам [107], глава мутазилитов, считает причиною посещения призрака страх души перед соглядатаями, поставленными над прекрасным телом; Абу Теммам Хабиб ибн Аус ат-Таи считал причиной этого то, что соитие с призраком не вносит порчи в любовь, а соитие с подлинным созданием вносит в нее порчу; аль-Бухтури видел причину прихода призрака в том, что он освещается огнем страсти влюбленного, а ухода его — в опасении утонуть в слезах любящего. А я, не сравнивая своих стихов с их стихами — у них преимущество предшествования и первенства, и мы только подбираем, а они были жнецами, — но подражая им и идя по их ристалищу и следуя по пути, который они проложили и осветили, — скажу отрывок в стихах, где изъяснил я посещение призрака:

Я ревную тебя ко взору моего глаза и боюсь, что растаешь ты от прикосновения моей руки.

И отказываюсь я от встречи, этого опасаясь, и стремлюсь встретиться с тобой, когда сплю.

И душа моя, когда сплю я, с тобою уединяется, — от членов сокрыта она и не видна им.

Сближение с душой для тебя приятнее, чем сближение с телом, в тысячу раз.

В положении того, кто посещен во сне, различаются четыре разновидности. Первая из них — это влюбленный покинутый, огорчение которого продлилось, и затем увидел он в дремоте, что возлюбленная сблизилась с ним, и обрадовался этому и возвеселился. А потом проснулся он, и грустит, и печалится, поняв, что то, что было, — мечтания души и ее внушения,

Об этом я говорю:

При сиянии дня ты скупишься, а когда ночь опустилась, ты щедра.

Ты считаешь, что солнце мне тебя заменяет, — далеко это! Неправедны такие твои поступки.

Навестил меня твой далекий призрак, и приходит он как друг, посетитель и сотрапезник.

Но отказала ты мне в полном счастье и позволила только его понюхать.

И подобен я людям преграды

[108], — не в раю дом мой и не страшусь я огня.

Во-вторых, это влюбленный, близкий к любимой, но озабоченный случившейся переменой. И увидел он, задремав, что любимая его покидает, и огорчился из-за этого сильным огорчением, но затем пробудился он от сна, и понял, что это неправда и некое наваждение заботы.

В-третьих, это любящий, дом которого близок, и видит он во сне, что поразило его отдаленье, и озабочен этим и испуган, а затем пробуждается он, и исчезает то, что с ним было, и становится он снова радостным.

Об этом я скажу отрывок, где есть такие стихи:

Увидел я во сне, что ты отъезжаешь, и поднялись мы, чтобы проститься, и слезы льются, как дождь.

Но покинул меня сон, и ты меня обнимаешь, и когда вижу я это, забота моя проходит.

И снова я обнял тебя и сжал, как будто к тебе возвращаюсь я после разлуки и отдаления.

В-четвертых, — когда живет возлюбленный далеко и видит он, что приблизилось место посещения и жилища стали соседними, и веселится, и радуется, утратив печаль. А затем поднимается он после сна и видит, что это неправда, и возвращается к более сильной, чем прежде, заботе.

В одном из сказанных мною стихотворений я выставил причиною отхода ко сну желание, чтобы явился призрак. Я сказал:

Навестил призрак страстно влюбленного, — если б не ждал он посещения призрака, то не заснул бы.

Не дивитесь, что прилетел он, когда ночь темна, — ведь свет призрака пугает мрак на земле.

Один из видов неприхотливости, когда довольствуется влюбленный тем, что смотрит на стены и видит ограды, которые окружают его возлюбленную. Мы видели людей с такими качествами, и говорил мне Абу-ль-Валид Ахмад ибн Мухаммад ибн Исхак аль-Хазин — да помилует его Аллах! — что один знатный человек рассказывал о себе подобное этому.

Неприхотливость проявляется и в том, что любящему приятно видеть тех, кто видел его возлюбленную, и дружить с ними, а также и с теми, кто прибыл из ее страны. Это бывает часто, и об этом я говорю:

Опустел он от обитателей, и похожи дома их на жилище адитов, за которыми последовали самудяне

[109].

К этой главе относятся и мои стихи, вот чем вызванные. Я гулял с несколькими моими друзьями, из людей образованных и благородных, в саду одного из наших приятелей. Мы походили немного, а затем желание посидеть привело нас к такому месту, что и о менее прекрасном только мечтают, и разлеглись мы в обширном саду, на широкой земле, где мог разгуляться взор и могла разойтись душа, и были мы среди бегущих ручьев, подобных серебряным кувшинам, и птиц, распевающих напевы, которые глумились над тем, что создали Мабад и аль-Гарид, и висящих плодов, смиренных перед руками и спускающихся к берущему, и осеняли нас облака, сквозь которые глядело на нас солнце, рисуя перед нами поля шахматной доски. И одежды были расшиты, и нежная вода показывала тебе истинный вкус жизни, и полноводные ручьи скользили, как туловища змей, и то поднималось журчанье их, то понижалось. И прекрасны были разноцветные цветы, качаемые благовонным ветром, и воздух был ровный, и сидели тут люди превосходные. И было все это в весенний день с робким солнцем, которое то скрывалось за нежными облаками и тонкими тучами, то появлялось, подобно смущенной невесте или стыдливой красавице, что показывается влюбленному из-за занавесок и потом скрывается за ними, боясь следящего глаза.

А один из нас сидел, опустив голову, как будто беседует с кем-то другим, — и это потому, что у него была тайна. И мне указали на него, и мы пошутили немного, а потом меня заставили сказать что-нибудь об этом как бы его языком, и я произнес стихи, сочиненные тут же, которые записали по памяти только после, когда мы ушли. Вот они:

Мы отдыхали под сенью сада, где низко висели ветви над влажной землей.

И смеялись там цветы, и венчики их благоухали, покрытые протянувшейся тенью.

И показывали нам птицы, как прекрасно пение их, и одни сетовали на горе, другие — щебетали.

И воде среди нас было где разгуляться, и могли разойтись там взор и рука.

И какие желаешь ты люди там были — степенные, славные, благородной природы, укрепленные для похвальбы.

Но огорчает меня все то, что описал я, и неприятно это мне, когда нет со мной моего господина.

О, если бы был я в темнице и она обнимала бы меня, а вы вместе были бы во дворце дома Обновленного

[110]!

И тот из нас, кто захочет сменить участь свою на участь своего брата или на вечную власть, -

Пусть не живет он иначе, как в горе и бедствии, и пусть будет он постоянно в беде и позоре, к нему возвращающемся.

И сказал он и те, кто присутствовал: — Аминь, аминь!

Вот каковы виды истинной неприхотливости, находимые у людей любви, которые я перечислил, не преувеличивая и не преступая меры. А у поэтов есть особый вид удовлетворенности, в котором хотят они показать свои стремления и проявить способность к глубоким мыслям и метанию в далекую цель. Каждый из них говорил по мере силы своей природы, но только это произвол языка, излишество в речах и злоупотребление красноречием, и то, что они говорят, неверно в корне. Один из них удовлетворялся тем, что небо осеняет его и его возлюбленную и что земля носит их обоих, другой — тем, что обоих их одинаково покрывают ночь и день или чем-нибудь подобным, и всякий спешил достигнуть предела углубленности и заполучить тростник первенства в тонкости. А мне принадлежат в этом смысле такие слова, что последующие не смогут найти после них, за что взяться, и не увидят позади них места, и вместе с тем я изъяснил причину близости далекого расстояния. Вот они:

Сказали: — Она далеко! — Сказал я: — Довольно мне того, что она со мною во времени и не может уйти.

Проходит надо мной солнце, как проходит над нею; каждый день освещается она им снова.

И та, кого от меня отдаляет лишь путь, проходимый в один день, — разве может она быть далеко?

И знание господа тварей объединяет нас — довольно мне такой близости, я не хочу большего.

И изъяснил я, как ты видишь, что я удовлетворяюсь единением с той, кого люблю, в знании Аллаха, от которого происходят и небеса, и своды, и все миры, и все существующее, и ни в чем не дробится оно, и ничто его не минует. Затем ограничился я из знания Аллаха тем, что любимая живет во времени, — это более всеобъемлюще, нежели то, что сказали другие об окружении любимой днем и ночью, хотя по внешности оно сначала кажется слышащему одним и тем же. Ибо все, что создано, подпадает под время, и время лишь условное название прохождения часов, течения небосвода и движения его тел; ночь и день зарождаются от восхода солнца и заката его, и оканчиваются они где-то в вышнем мире, а время не таково, и они — часть времени. И если какому-то философу и принадлежат слова, что мрак продолжается бесконечно, то очевидность опровергает это, и причины возражения ему ясны, но здесь им не место.

Затем изъяснил я, что если любимая находится в отдаленнейшем конце мира на Востоке, а я — в отдаленнейшем конце его на Западе (а такова длина обитаемой земли), то между ею и мною лишь расстояние в один день, так как солнце восходит в начале дня на начальном Востоке и закатывается в конце дня на конечном Западе.

Есть один вид удовлетворенности, о котором я упомяну, прося у Аллаха защиты от него и от людей, которым она свойственна, и восхваляя его за то, что он научил наши души избегать этого. И состоит он в том, что разум совершенно заблуждается, и портится естество, и гибнет проницательность, и легким становится тяжелое, и исчезает ревность, и пропадает гордость, и соглашается человек делиться с другими той, кого он любит. Это случалось со многими людьми (да защитит нас Аллах от испытаний!), и бывает это истинным только тогда, когда в природе человека свойства пса и пал разум, — и он мерило того, что под ним, — и слабы чувства, и подкрепляется это сильной, всеохватывающей любовью. И когда соединятся эти вещи и оплодотворят смешение составов, входящих один в другой, зарождается среди них это низкое свойство, и родится это дурное качество, и возникает из-за него этот грязный и скверный поступок. А если обладает человек малейшим благородством и ничтожнейшей мужественностью, тогда это дальше от него, чем Плеяды, хотя бы умер он от страсти и растерзала бы его любовь. Я говорю об этом, насмехаясь над одним из тех, кто был снисходителен в этом отношении:

Я вижу, сердце у тебя широкое, — согласен ты на то, что пришло, и лучше всего, чтобы ты был снисходителен и мягок.

Обладать хоть частью оросительной машины для тебя лучше, чем владеть всем ее колесом.

Половина верблюда по весу вдвое больше того, что предполагаешь ты в козленке; не слушай же того, кто укоряет.

Дивно играет с двумя мечами та, кого любишь ты; иди же в ее направлении, куда бы ни шла она.