Глава 19

методические приемы практической психологии личности

Последние годы развития отечественной психологии стали периодом зарождения совершенно новой сферы пси­хологической практики. Наряду с такими областями прикладной психологии, как медицинская психология, инженерная психология и психология труда, юридичес­кая психология, психология пропаганды и т.д., букваль­но на наших глазах стали закладываться основы службы психологического обслуживания населения: психологи­ческая служба семьи, психологическая служба школы, психологическая служба помощи личности в критичес­ких жизненных ситуациях и т.п. Появление психологи­ческих служб — веление времени. В системе этих служб психолог уже не только начинает выступать как кон­сультант и помощник педагогов, инженеров, врачей, юристов и т.д., а сам непосредственно становится работ­ником сферы духовного производства личности. Подоб­ное изменение профессиональной роли психолога накладывает на него ответственность перед обществом, перед каждым человеком, который обращается к нему за помощью и тем самым связывает с ним свою судьбу. В подобной ситуации каждая практическая рекомендация должна опираться на тщательно разработанные представ­ления о закономерностях развития и формирования лич­ности, о психологической природе индивидуальности. И прежде всего это требование относится к той сфере ду­ховного производства, в которой проверяется дейст­венность любых психологических представлений о личности, — сфере воспитания человека.

Психологический объект воспитания

Психологическим объектом вос­питания является смысловая сфе­ра личности— личностные смыслы и выражающие их в поведении личности смысловые уста­новки. Указанное понимание психологического объекта вос­питания позволяет не только более отчетливо осознать различие между обучением и воспитанием, но и охаракте­ризовать основные черты методических принципов, посред­ством которых можно наиболее эффективно оказывать психологическую поддержку личности.

Так, если в процессе обучения, в котором осуществляет­ся преимущественно передача значений, вербальные методы могут быть использованы достаточно широко, то в воспита­нии вербальные методы, нередко выливающиеся в форме избитых нравоучений и апеллирующие к «только знае-мым» мотивам личности, малоэффективны. Этот момент удачно иллюстрирует А.У.Хараш на примере изучения про­пагандистского воздействия. Он описывает смену соци­альных установок, связанных с предрассудками, в которых сравнивались по эффективности два типа коммуникатив­ных воздействий — «информационные», насыщенные мно­жеством направленных на утверждение требуемого тезиса фактов, и «интерпретационные», содержащие собственное от­ношение коммуникаторов к проблеме, его трудности, то есть несущие саму личность коммуникатора. В первом случае пере­дается закрытый деперсонифицированный текст, а во втором вся информация пристрастна, окрашена индивидуальнос­тью коммуникатора. Оказалось, что влиянию «информа­ционного» воздействия подверглись 29% испытуемых, а «интерпретационного» — 82% (А.У.Хараш).

Здесь необходимо специально оговориться, уточнить представление о вербальных воздействиях. Под вербальны­ми воздействиями имеются в виду лишь воздействия посред­ством текста, через которые передается система значений, знания о действительности, а не процесс общения, выражаю­щий личностные смыслы и мотивы вступившего в общение человека (А.У.Хараш). Например, специфика такой особой деятельности общения, как искусство, в том и состоит, чтобы, по выражению А.Н.Леонтьева, суметь побороть равнодушие значений, прорваться за «значенческий», выражающий стереотипы слой восприятия и поведения и передать личностные смыслы. Именно искусство является одним из самых могучих источников трансформации смыс­ловой сферы личности.

Из всего сказанного вытекает, что с помощью рацио­нальных вербальных методов вряд ли удастся оказать пси­хологическую поддержку личности, помочь человеку найти мировоззрение. Ведь мировоззрение — это не просто сум­ма знаний о мире. Мировоззрение представляет собой образ мира, приобретший личностный смысл и составляющий ядро индивидуальности личности.

Существенное продвижение в разработке проблем пси­хологической помощи и поддержки личности происходит в том случае, если в качестве методических проемов диаг­ностики и воспитания используются методический «прин­цип прерывания» деятельности и принцип деятельностного опосредствования смысловых установок личности как индивидуальности.

Методический принцип прерывания деятельности

Одним из самых трудных воп­росов при изучении мотивов и смысловых установок личности является вопрос об их опера-ционализации. Феноменологически мотивы и установки проявляются в виде кажущихся случайными, немотиви­рованными «отклонений» поведения от оптимального для данной ситуации. Суть именно такой характеристики фе­номенологии смысловых единиц личности отчетливо вы­ражена А.А.Бодалевым: «В повседневных, ставших культурой, ощущая себя в большей степени представите­лями человечества в целом, чем представителями своей страны. Поэтому они нередко оказываются в изоляции в той культурной среде, которую они не желают принять.

Выход за пределы самого себя и социальное бессмертие

Положения о становлении ин­дивидуальности личности как не­прерывном выходе за пределы самого себя (С.Л.Рубинштейн), об отказе от традиционного для эмпирической психологии «птолемеевского» понимания че­ловека в пользу «коперниканского», ищущего «Я» человека не под поверхностью кожи индивида, а в его бытии, во взаимосвязях людей в обществе (А.Н.Леонтъев), об отста­ивании индивидуальности отличаются от понимания са­моактуализации личности в гуманистической психологии. Оно получило свое развитие в разрабатываемой А.В.Петровским и В.А.Петровским концепции «личност­ных вкладов». Что является продуктом активности личности как субъекта деятельности, осуществляющей смысловое отношение личности к другим людям? Как может быть охарактеризована сама эта активность, принципиально от­личная от нормативно заданной деятельности и ее конеч­ных эффектов? И наконец, в каких формах представлены в других личностях экстериоризованные продукты этой активности? В концепции «личностных вкладов» намеча­ются ответы на указанные вопросы и ведутся поиски ме­тодических схем анализа «личностных вкладов». С точки зрения этих исследователей, личность продолжает свое су­ществование «по ту сторону» актуального общения и со­вместной деятельности в форме инобытия индивида в других людях, вольно или невольно производя своей ак­тивностью преобразования в их личностях, внося в них значимый для их жизни личностный вклад. «Сущность этой идеальной представленности в других людях, этих «вкладов» — в тех реальных смысловых преобразованиях, действенных изменениях интеллектуальной и аффективно-потребностной сфер личности другого человека, ко­торые производят деятельность человека или его участие в совместной деятельности. Инобытие индивида в других людях — это не статичный отпечаток. Речь идет об актив­ном процессе, о своего рода «продолжении себя в дру­гом». Здесь схватывается важнейшая особенность личности (если она действительно личность) обрести вторую жизнь в других людях...». Активность, посредством которой осу­ществляются личностные вклады, характеризуется как деяния личности, имеющие непреднамеренный, не за­данный заранее характер. Они выражают общую тенден­цию развивающейся социальной системы к изменениям и приводят порой к возникновению новых направлений в историко-эволюционном процессе. В деяниях и происхо­дит самоосуществление личности в ходе ее жизненного пути, отстаивание своей индивидуальности, «личност­ные вклады» претворяются в интерсубъективный соци­альный мир.

Мотивы человека, совершающего личностный выбор и отстаивающего свое Я, отличны от мотивов-суррогатов, встречающихся в тех случаях, когда ценность «быть лично­стью» приводит к возникновению особого феномена — фе­номена «игра в личность». Случается, что эту игру принимают за подлинное, легкость в выборе решения — за смелость, категоричность — за убежденность, всеядность — за разно­сторонность и многогранность интересов личности. Случается, но рано или поздно подделка неизбежно рас познается. Это и неудивительно. Больно уж резко по своей психологической природе отличаются, как старательно их ни маскируй, обиходные интересы, проявляемые личностью под влиянием «мотивов-стимулов», от интересов личности, отважившейся сделать выбор. Это интересы, взятые напрокат, проскальзывают сквозь личность, по сути не затрагивая ее. Личность сбрасывает их, когда приходит срок, как змея сбрасывает кожу.

Другое дело — смыслообразующие ценности и мотивы индивидуальности личности. Они не берутся извне, а рож­даются внутренним выбором и приобретают личностный смысл, то есть превращаются в достояние личности. Они могут быть и не столь броски, как интересы, задаваемые модой. Они нередко кажутся невыразительными и чудаковатыми, как пронесенный одним зоологом через всю жизнь интерес к изучению строения дождевого червя. Когда его спросили, можно ли отдавать такому скучному делу всю жизнь, он удивился и ответил: «Червь так длинен, а жизнь так коротка». Кому есть дело, например, до увлече­ния замечательного биолога А.А.Любищева битвой при Сиракузах или до коллекционирования земляных блошек, которым А.А.Любищев занимался почти всю жизнь.

Специфическая черта подлинных смыслообразующих ценностей и мотивов заключается в том, что все эти ин­тересы нанизаны на стержень ведущего смыслообразующего мотива, ведущей линии жизни (А.Н.Леонтьев). Сказанное ни в коем случае не следует понимать так, что идеалы личности выстраиваются в шеренгу, идеаль­но подогнанную к избранной цели. Они могут сочетаться с ней или, напротив, вступать в противоречие, конф­ликт, но они обязательно должны предстать на суд, на котором спросится, что они значат для личности. Так, гениальный французский математик Э.Галуа, для кото­рого, казалось бы, не было величайшей ценности в жиз­ни помимо алгебры, вышел на Вандомскую площадь и, подняв бокал с возгласом: «За здоровье Луи Филиппа!», символически направил острие кинжала в сердце. Про­тиворечат ли эти действия Галуа его интересу к матема­тике? Разумеется, да. Восстав с республиканцами против Луи Филиппа, Э.Галуа погибает, так никогда и не уз­нав, что его открытие впоследствии получит признание и принесет ему мировую славу. За математическими ис­следованиями Галуа и за его борьбой с королем стояли смыслообразующие мотивы, и спрашивать, какой из них важнее, бессмысленно. Важно, что деяния и идеалы, свя­занные с этими мотивами, утверждали его как индиви­дуальность, а сами его мотивы явились подлинными вершинами жизненного пути.

История Галуа — пример того, что индивидуальность личности шире своей профессии. Если индивидуальность раз­носторонняя, многовершинная, то возникает одно харак­терное явление: ее даже по профессиональному признаку не удается вместить в узкие рамки профессии. Спросите, кем был по профессии В.И.Вернадский. Геохимики ответят, что геохимик, физики — физик, философы — фило­соф. А кем был А.А.Любищев — биологом, историком на­уки, философом? Опять нет однозначного ответа. Чем бы ни занимался человек, мотив которого был найден в ре­зультате личностного выбора, он везде оставит значи­мый след, всюду проявит себя как индивидуальность.

Быть личностью — это значит иметь активную жиз­ненную позицию, о которой можно сказать: «На том стою и не могу иначе». Быть личностью — это значит осуществ­лять выборы, возникшие в силу внутренней необходимо­сти, уметь оценить последствия принятого решения и держать за них ответ перед собой и миром. Быть личнос­тью — это значит обладать свободой выбора и нести через всю жизнь бремя выбора. Через созидание ради культуры достоинства, ради того образа жизни, который имеет для индивидуальности личностный смысл, она обретает сво­боду и свое социальное бессмертие.