Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Тема 8. Общество и общественный прогресс_2013.doc
Скачиваний:
5
Добавлен:
01.05.2025
Размер:
376.32 Кб
Скачать

2. Где мы находимся и куда направляемся?

Этот текст 3 глава книги «революция надежды», автором которой является известный американский философ и психолог Эрих Фромм. Он опубликовал это сочинение в 1968 г. На русском зыке «Революция надежды» впервые появилась в 1998 г. в сборнике его произведений под названием «Психоанализ и этика». Рекомендованная глава из «Революции надежды» интересна тем, что в ней обращено внимание на негативные стороны общественного прогресса и его противоречивость в то время, когда большинство людей этого не замечало.

1. Где мы сейчас?

Определить наше точное местоположение на историчес­кой траектории, ведущей из индустриализма XVIII - XIX веков в будущее, трудно. Легче сказать, где мы не нахо­димся. Мы не на пути к свободному предпринимательству, а быстро движемся от него. Мы не на пути к индустриализации а превращаемся в цивилизацию все большей манипу- ляции массами. Мы не на пути к тем местам, куда указыва­ют нам наши идеологические карты. Мы идем в совершенно ином направлении. Немногие различают это направление совершенно ясно; среди них и те, кто за него, и те, кто боится его. Но большинство из нас смотрит на карты, столь же не соответствующие реальности, как карта мира 500 го­да до н.э. Недостаточно знать, что наши карты неверны. Важно иметь правильные карты, если мы собираемся обес­печить себе продвижение в желательном для нас направле­нии. Наиважнейшей чертой новой карты является указание на то, что мы миновали этап первой промышленной рево­люции и вступили в период второй промышленной револю­ции.

Первая промышленная революция характеризовалась тем, что человек научился заменять живую энергию (энер­гию животных и людей) механической (энергией пара, не­фти, электричества, атома). Эти новые источники энергии послужили основой для фундаментальных изменений в про­мышленном производстве. Новому промышленному потен­циалу соответствовал и определенный тип промышленной организации, большое количество того, что мы сегодня на­звали бы мелкими и средними промышленными предприя­тиями, которыми управляли их владельцы, конкурировав­шие друг с другом, эксплуатировавшие своих рабочих и боровшиеся с ними за долю прибыли. Представитель сред­него и высшего класса был хозяином предприятия, как и хозяином у себя дома, и считал себя хозяином своей судьбы где мы находимся и куда направляемся?

Безжалостная эксплуатация небелого населения соседство­вала с реформами внутри страны, все более благожела­тельным отношением к бедным и, наконец, в первой поло­вине нашего века с выходом рабочего класса из состояния ужасающей нищеты к относительно благополучной жизни.

За первой промышленной революцией последовала вто­рая, свидетелями начала которой мы являемся в настоя­щее время. Она характеризуется не только тем, что жи­вую энергию заместила механической, но и тем, что чело­веческая мысль заменяется машинным мышлением. Кибер­нетика и автоматизация (кибернетизация) позволяют со­здавать машины, работающие гораздо точнее и быстрее, чем человеческий мозг, когда надо дать ответ на важные технические и организационные вопросы. Кибернетизация создает возможность нового вида экономической и соци­альной организации. Относительно малое число гигантс­ких предприятий уже стали центром экономического ме­ханизма и будут полностью управлять им в не столь отда­ленном будущем. Хотя юридически предприятие - это соб­ственность сотен тысяч держателей акций, им руководит самовоспроизводящая бюрократия (а в практических це­лях - и независимо от законных владельцев). Союз част­ного бизнеса и руководства становится настолько тесным, что два компонента этого альянса все труднее различить. Большинство населения Америки вполне сыто, обеспече­но жильем и развлечениями, а часть “недоразвитых” аме­риканцев, живущих ниже стандартов, вероятно, присое­динятся к большинству в обозримом будущем. Мы продол­жаем исповедовать индивидуализм, свободу и веру в Бога, но наши проповеди звучат неубедительно в сравнении с подлинной сущностью “человека организации”, одержимо­го конформизмом, который направляется принципом гедонистского материализма.

Если бы общество могло остановиться, - а оно может это так же мало, как и индивид, - положение, возможно, было бы не столь угрожающим, каково оно есть. Однако мы направляемся к новому типу общества и новому типу человеческой жизни, только лишь начало которых мы сей­час видим, но которые стремительно приближаются.

  1. В ПРЕДВИДЕНИИ ДЕГУМАНИЗИРОВАННОГО ОБЩЕСТВА 2000 ГОДА

Какое же общество и какого человека смогли бы мы обнаружить в 2000 году, если только род человеческий не погибнет до того?

Если бы люди знали, каким путем скорее всего пойдет американское общество, многие, если не большинство, при­шли бы в такой ужас, что, должно быть, приняли бы соот­ветствующие меры, чтобы изменить его. Раз люди не отда­ют себе отчета в том, куда они идут, они пробудятся, когда станет слишком поздно и когда их судьба будет решена без­возвратно. К несчастью, подавляющее большинство людей не осознают, куда они идут. Они не понимают, что новое общество, к которому они движутся, столь же радикально отличается от греческого и римского, средневекового и тра­диционного индустриального общества, как земледельчес­кое общество от общества собирателей и охотников. Боль­шинство все еще мыслит в категориях первой промышлен­ной революции. Люди видят, что у нас больше машин и что они лучше, чем были пятьдесят лет назад, и отмечают это как прогресс. Они верят, что отсутствие прямого полити­ческого притеснения свидетельствует о достижении лично­стной свободы. Они представляют себе 2000 год как год пол­ного осуществления всех человеческих стремлений с конца средних веков и не видят того, что 2000 год может стать не временем исполнения желаний и не счастливой кульмина­цией борьбы человека за свободу и счастье, а началом пери­ода, в котором человек перестанет быть человеком и пре­вратится в бездумную и бесчувственную машину.

Интересно отметить, что опасности нового дегумани­зированного общества ясно, хоть и интуитивно, были осоз­наны выдающимися умами XIX века, а впечатление от их предвидения усиливается тем, что они представляли противоположные политические лагеря.

И такой консерватор, как Дизраэли, и такой социалист, как Маркс, придерживались практически единого мнения относительно того, какой опасностью для человека был бы чреват бесконтрольный рост производства и потребления. Оба они видели, насколько сдал бы человек, порабощен­ный машиной и собственной всевозрастающей алчностью. Дизраэли думал, что решение проблемы можно найти, поддерживая власть новой буржуазии. Маркс верил, что высокоиндустриализованное общество можно трансфор­мировать в гуманное, в котором целью всех социальных усилий будет человек, а не вещей. Один из наиболее блес­тящих прогрессивных мыслителей прошлого века - Джон Стюарт Милль видел проблемы со всей ясностью: “При­знаюсь, я не обольщаюсь насчет жизненного идеала, пред­лагаемого теми, кто думает, будто нормальное состояние для человеческого существа - это борьба за преуспева­ние; будто попирать и подавлять друг друга, расталки­вать друг друга локтями и наступать друг другу на пят­ки - что и составляет существующий тип общественной жизни, - это наиболее желательная участь для челове­чества или же не что иное, как неприятные симптомы одного из этапов промышленного прогресса... Пока богат­ство пользуется властью, а стать как можно богаче - все­общий предмет честолюбивых устремлений, наиболее при­емлемо, конечно, чтобы путь к достижению этой цели был открыт для всех без предпочтений и пристрастий. Однако наилучшее состояние для человеческой природы такое, при котором, хотя нет бедных и никто не жаждет стать бога­че, нет оснований опасаться, что кто-то постарается от­толкнуть вас, чтобы пробиться самому”.

Похоже, что великие умы сто лет назад видели, что произойдет сегодня или завтра, тогда как мы - те, с кем это и происходит, - закрываем глаза, лишь бы не нару­шать повседневной рутины. Видимо, в этом отношении и либералы, и консерваторы равно слепы. Лишь немногие проницательные писатели ясно видели порождаемое нами чудовище. Это не Левиафан Гоббса, это Молох, всеразрушающий идол, в жертву которому должна приноситься человеческая жизнь. Особенно наглядно описали этот Мо­лох Оруэлл и Олдос Хаксли, ряд писателей-фантастов, проявивших больше проницательности, чем большинство профессиональных социологов и психологов.

Я уже цитировал данное Бжезинским описание технот­ронного общества и хочу только привести вдобавок следую­щее: “По большей части гуманистически ориентированный, изредка идеологически настроенный интеллектуал-оппозици­онер... быстро вытесняется либо экспертами и специалиста­ми... либо обобщающими интеграторами, становящимися в конечном счете придворными идеологами власть имущих, если только не произойдет всеобщего объединения интеллектуа­лов для принципиально иных действий’".

Глубокую, блестящую картину нового общества дал не­давно один из выдающихся гуманистов нашего времени - Льюис Мэмфорд. Будущие историки - если таковые бу­дут - сочтут его работу одним из пророческих предупреж­дений нашего времени. Мэмфорд придает картине будуще­го глубину и перспективу, анализируя его корни в прошлом. Центральный феномен, связующий прошлое с будущим, как он его понимает, он называет “мегамашиной”.

“Мегамашина” - это полностью организованная и гомо­генная социальная системa, в которой общество как тако­вое функционирует подобно машине, а люди - подобно ее частям. Этот вид организации с его тотальной координа­цией: с “постоянным увеличением порядка, мощи, пред­сказуемости и всеобщего контроля” - достиг почти чудес­ных технических результатов в ранних мегамашинах вроде египетского и месопотамского обществ, а с помощью со­временной технологии найдет свое полнейшее выражение в будущности технологического общества.

Мэмфордовское понятие мегамашины помогает прояснить некоторые недавние явления. Впервые в настоящее время мегамашина широко применялась, как мне кажется, в пери­од сталинской индустриализации, а затем в системе, исполь­зованной китайскими коммунистами. Хотя Ленин и Троцкий еще надеялись, что революция в конце концов приведет к господству индивида в обществе, как то представлялось Мар­ксу, Сталин предал все, что было “левого” в этих надеждах, и скрепил предательство физическим истреблением всех тех, в ком надежда, должно быть, не полностью угасла. Сталин сумел построить свою мегамашину, использовав в качестве ядра хорошо развитый промьшленный сектор, хотя тот был гораздо ниже уровня таких стран, как Англия и Соединен­ные Штаты. Лидеры коммунистов в Китае столкнулись с дру­гой ситуацией. У них не было заслуживающего упоминания индустриального ядра. Единственным их капиталом были фи­зическая энергия, чаяния и думы 700 млн. человек Они реши­ли, что благодаря полной координации этого человеческого материала они смогут создать эквивалент подлинного накоп­ления капитала, необходимого для такого технического раз­вития, которое в сравнительно короткое время достигло бы уровня Запада. Добиться тотальной координации предпола­галось путем совмещения силы, культа личности и внуше­ния, что в противовес свободе и индивидуализму Маркса предусматривалось в качестве основных элементов социали­стического общества. Нельзя, однако, забывать, что идеалы преодоления частнособственнического эгоизма и максималь­ного потребления остались элементами китайской системы, по крайней мере до сих пор, хотя и в сочетании с тоталита­ризмом, национализмом и контролем за мьслью, порочащими тем самым гуманистические взгляды Маркса.

Проникновение в этот радикальный разрыв между пер­вой ступенью индустриализации и второй промышленной революцией, при котором общество становится огромной машиной, а человек - ее живой частичкой, затрудняется некоторыми важными различиями между мегамашиной Егип­та и мегамашиной XX века. Прежде всего, труд живых ча­стей египетской машины был принудительным. Неприкры­тая угроза смерти или голода заставляла египетского ра­ботника вьшолнять свою норму. Ныну, в XX веке, у рабоче­го в большинстве промышленно развитых стран, таких, как Соединенные Штаты, жизнь настолько обеспечена, что показалась бы его предку, работавшему сотни лет назад, невиданно роскошной. Он соучаствует - и в этом пункте заключается одна из ошибок Маркса - в экономическом про­грессе капиталистического общества с выгодой для себя и, уж конечно, ему есть, что терять, кроме своих цепей.

Направляющая работу бюрократия очень отличается от бюрократической элиты старой мегамашины. В жизни она руководствуется примерно теми же добродетелями средне­го класса, которые действенны и для рабочего; но хотя ее члены получают больше, чем рабочие, различие в потреб­лении у них скорее количественное, чем качественное. И слу­жащие, и рабочие курят одни и те же сигареты, ездят в похожих машинах, хотя у машин, что подороже, ход бо­лее плавный, чем у тех, что подешевле. Они смотрят одни и те же фильмы и телевизионные программы, а их жены пользуются одинаковыми холодильниками.

Управленческая элита тоже отличается от прежней в некотором отношении: ее члены - точно такие же при­датки машины, как и те, кем они командуют. Они так же отчуждены, а может, и больше; так же обеспокоены, а может, и больше, чем рабочий на одной из их фабрик. Им так же тоскливо, как и всем, и они пользуются теми же противоядиями против тоски. Они уже не элита в пре­жнем смысле, то есть группа, созидающая культуру. Хотя они тратят значительные суммы на поддержание науки и искусства, как класс они такие же потребители “культур­ного благосостояния”, как и те, для кого оно предназначе­но. Культуросозидающая группа ютится на задворках. Это ученые и художники-творцы, однако, похоже, до сих пор прекраснейшие цветы общества XX века произрастают на древе науки, а не искусства.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]