О современном состоянии былинного эпоса

Каждый собиратель народной словесности, начиная с Рыбникова, задавал себе gonpoc: «Найдутся ли на­следники?» Рыбников утверждал: «У большинства ска­зителей вряд ли найдутся наследники, и через двадцать — тридцать лет, по смерти лучших представителей нынеш­него поколения певцов, былины Олонецкой губернии удержатся в памяти у очень немногих из сельского кипя» («Заметка собирателя»).

Гильфединг оттвечал па этот вопрос в статье об Олонецкой более осторожно: «Как бы то ни было, нет никакого сомнения, что на Кенозере и Водлозере наш народный эпос еще совершенно живуч, и может там долго-долго продержаться, если только и эту глушь не проникнет промышленное движение и школа. Сравнительно с Водлозером и Кенозером, бе­рега Онежского озера, соединенные водным путем с Петербургом, суть места, гораздо более открытые влия­ниям, убивающим эпическую поэзию в народе, и потому неудивительно, что здесь она уже представляет при­знаки вымирания».

Экспедиция бр. Соколовых ставила своей целью проследить эволюцию былинного эпоса, установить ха­рактер происходящих изменений и «законы отмирания» былинного эпоса. Прошло пятьдесят лет с тех пор, как Рыбников и Гильфердинг предсказали полное отмирание былинного эпоса, а наследники существовали, и былины все еще пелись в народе.

Экспедиция «по следам Рыбникова и Гильфердинга» должна была отметить относительно хорошую сохранность былинного эпоса как на Водлозере и Кенозере, так и в Прионежье. От 185 сказителей участники этой экспедиции записали 470 былин, тогда как записи Гильфердинга составляют 418 текстов. И все же вывод Б. М. Соколова был безотраден:

«Былинная традиция быстрым темпом идет к полному вымиранию. Еще сохранились некоторые талант­ливые и знающие сказители, большая часть их непо­средственные потомки, внуки и дети известных скази­телей эпохи Рыбникова и Гильфердинга или их «уче­ники». Многие современные сказители — глубокие ста­рики 70—80 лет и старше. Если количество былинных сюжетов в устном употреблении осталось почти то же, то значительно увеличилось число певцов, например, в Кижской волости Гильфердингом было записано от одиннадцати человек семьдесят пять былинных текстов па тридцать два сюжета, теперь там же было записано от 30 человек 87 текстов на 31 сюжет и чрезвычайно уменьшился запас былин у каждого из сказителей. Произошло явное измельчание репертуара, сказывание былин явно потеряло значение особого мастерства. Существенно изменился характер популярности тех или других сюжетов: героические и фантастико-легендарные былины исчезают. В значительно большем употреблении былины романтического и балладного характера, с семейно-бытовыми и драматическими сюжетами. Если Гильфердинг считал, что на Кенозере как бы воздух пропитан былинной поэзией, то сейчас уже приходилось разыскивать старых лиц, знающих былины, путем обхода деревень и отдельных изб. Молодое поколение былин уже почти совсем не знает».

Процесс угасания былинного эпоса оказался значи­тельно сложнее, нежели предполагал Рыбников. Но он все же происходит. После исследования А. М. Аста­ховой «Былинное творчество северных крестьян» (см. сб. «Былины Севера», т. I, 1938 г.), об отмирании былин­ного эпоса мы можем говорить более конкретно. Осо­бенно беден эпос на карельско-поморском берегу.

В 1932 г. на побережье от Сороки до Нюхчи включительно зарегистрировано всего 7 сюжетов, причем все они балладного или новеллистического характера. Если принять во внимание, что еще в 1899 г. А. Д.Григорьев и в 1901 г. А. В. Марков отмечали крайнее оскудение эпической традиции как в южной части Карельского Беломорья (от г. Онеги до Колежмы), так и на западном берегу Белого моря (от Кандалакши до Сороки), ТО современное состояние былинного эпоса на Поморье голько подтвердит прежние выводы. Здесь, на карельско-поморском берегу, былины почти совсем исчезли, а если они и сохранились в памяти немногочисленных сказителей, то только как былины «для себя», как искусство для немногих. Бедность былинной традиции отмечена также и на Шунгском полуострове (от Ве­ликой' Губы к северу от Шуньги).

Суммируя свои наблюдения, А. М. Астахова в 1927 г. отмечала, что в данном районе особенно отчетливо выражены при­знаки деградации былинного эпоса: малая распростра­ненность былин вообще (в 1926 г. было записано 27 бы­лин), незначительность репертуара отдельных сказите­лей, краткость в изложении содержания былин, отсут­ствие интереса со стороны молодого поколения и т. д.58 Повторные записи 1932 г. не внесли сколько-нибудь принципиальных изменений в прежнюю характеристику Шуягского полуострова. Более интенсивной былинная традиция оказалась в Заонежском районе, особенно в Кмжском и Сенногубском сельсоветах, а также в Пудожком крае, Здесь были открыты прямые наследники прежних певцов былин (Г А. Якушев, Ф. А. Конашков,

А. М Пашкова, И. Т, Фофанов, Н. А. Ремизов, Н.В. Кигачев — Пудожье; Н. С Богданова, П. И. Рябинин-Андреев, Л. Б и Е. Б. Суриковы— в Заонежье). Репертуар некоторых из них певцов состоял из десяти и более сюжетов. «Правда, и здесь, в районах наилуч­шей сохранности былинной традиции, в Прионежье, — замечает А. М. Астахова, — былины все более и более замыкаются в кругу немногих любителей. Массовой аудитории они не имеют. За пределы семьи выходят редко. Но у самих хранителей эпической старины мы находим обычно чрезвычайно живое восприятие былин­ных образов».

Для современного состояния былин следует считать вполне характерным процесс «сжатия» былинных ком­позиций и сюжетов. Под «сжатием» мы имеем в виду более конспективную форму изложения, сужение фа­булы и сокращение отдельных эпизодов, обеднение былинной поэтики и традиционной эпической обрядности. Об этом свидетельствуют былины, записанные oт таких крупных современных сказителей, как П. И. Рябинин-Андреев и Ф. А. Конашков.

Важно отметить, что наряду с признаками деградации (сужение репертуара, исчезновение ряда сюжетов, уменьшение числа знатоков былин, сокращение былинных текстов и т. п.) в совре­менной былевой поэзии происходят очень важные про­цессы, свидетельствующие, что сама деградация былин­ного эпоса имеет сложные и временами противоречивые формы. Так, например, наряду с исчезновением отдель­ных сюжетов мы наблюдаем оживление интереса к избранным былинам. Из большого количества героических и новеллистических былин выживают некоторые, наи­более понятные и близкие по своему содержанию совре­менному певцу.

Среди богатырских былин особенно следует отметить былины об Илье Муромце, которые и Пудожье до сих пор имеют широкую народную по­пулярность. Живучесть былин об Илье Муромце объяс­няется тем, что в них сосредоточены наиболее типич­ные черты русского героического эпоса, что они наибо­лее реалистичны по своему содержанию, а значит, наиболее понятны современному сказителю и близки пашей героической действительности.

Из новеллисти­ческих былин выжили главным образом те былины, и которых изображаются реальные конфликты челове­ческих чувств, былины с хорошо разработанным сюже­том и увлекательной фабулой. Это прежде всего бы­лины о Добрыне и Алеше, о Чуриле и Катерине.

Целый ряд былинных образов современными сказителями зна­чительно переосмыслен. Князь Владимир, Алеша Попо­вич, герой былины «Добрыня и Алеша», частично анар­хист Василий Буслаев значительно снижены или осу­ждены, и, наоборот, Илья Муромец и Добрыня Никитич продолжают олицетворять вечную славу.

Сохраняя реа­листические тенденции былинного эпоса, современные певцы стремятся по-новому интерпретировать некоторые сюжетные положения, уточнить их социальную функцию. В таких случаях особенное значение приобретает творче­ская контаминация, т. е объединение отдельных сюжетов и мотивов с целью усиления основной идеи, главного содержания. Из нескольких сюжетов об Илье Муромце воссоздается одна сводная былина, целая биографиче­ская поэма об этом богатыре. В результате подобной контаминации образ Ильи Муромца в пределах одной былинной композиции получает всестороннее раскрытие, иначе говоря, отдельные мотивы суммируются в одно типическое целое. Контаминация сюжета о Калине-царе с сюжетом о ссоре Ильи Муромца с князем Владими­ром усиливает героику Ильи Муромца, более социально акцентирует сюжет. Путем контаминации создается новая сюжетная ситуация: оскорбленный богатырь, забывая личную обиду, идет прямо из погреба на ратные дела и подвиги. «Интересны и художественно оправ­даны,— пишет А. М. Астахова, — случаи контаминации былины

«Добрыня и Алеша» с каким-нибудь сюжетом о, Добрыне героического характера: временный проме­жуток в действии — отсутствие Добрыни — заполняется конкретным содержанием, социальный акцент былин (при участии князя Владимира в интриге) получает особый вес».

Далеко не всякое изменение, вносимое современными сказителями в традиционный текст, следует считать творческим новаторством. В большинстве случаев пере­делки былинного эпоса свидетельствуют об упадке устной традиции, о путанице и забывании былинных текстов. Примером таких явно неудачно контаминированных былин могут служить записи из Кемского района, где особенно беден былинный эпос. Об изменении, явившихся в результате деградации былинного эпоса, М. Астахова справедливо замечает: «Конечно, рядом с такими подлинными творческими моментами мы находим и случаи контаминации, знаменующие забывание, стирание и затушевывание в сознании исполнителя подлинных эпических образов».

Наряду с своеобразным эклектизмом в былинном сказительстве, следует говорить о модернизации отдель­ных сюжетных эпизодов и былинного языка. Под влия­нием новой действительности, окружающей современ­ного певца, в традиционное повествование часто вры­ваются детали, смысл которых заключается в прибли­жении былинных сюжетов к сегодняшнему дню. Иногда эти детали вполне органично уживаются с традицион­ными образами, но можно привести немало примеров, когда они разрушают гармонию целого, противо­речат исконным чертам былинного эпоса.

Былинный эпос дожил до наших дней. Фольклори­стами XX в. записано немало былинных сюжетов, открыты замечательные певцы, наследники классиков былинного сказительства. Научная общественность проявляет исключительное внимание к былевой поэзии, к этому ценнейшему памятнику поэтического прош­лого. И все же былины потеряли свое былое значение, пни живут больше в поэтическом сознаний отдельных сказителей, в фольклорных кабинетах, в сборниках, нежели в массовом устном бытовании. Влиянию времени подвержены в одинаковой мере «отцы» и «дети». Надеяться, что лица, которые в молодые годы без внимания относились к былине, в зрелые и пожилые окажутся «исполнителями», так же наивно, как наивно надеяться на превращение взрослого человека в ребенка. Можно с А. М. Астаховой согласиться, что былины являются «поэтическим достоянием самых старших возрастных кругов», что «нераспространенность былины среди более молодых крестьян еще не определяет процесса отмирания», но едва ли можно предполагать, что у наших школьников к пожилому возрасту появится вкус к былинному сказительству. Возрастные особенности в данном случае не имеют решающего значения, и не они определяют дальней­шую судьбу былевой поэзии. Вернее говорить о новом типе наследников, о том подрастающем поколении, которое знает былины по печатным сборникам. Не сле­дует забывать, что былинное творчество в большей степени, чем другие жанры фольклора, предполагает, как правильно утверждал Гильфердинг, «господство эпического миросозерцания», «веру в чудеснее», в «наивность дедовских преданий».

В наше время, когда былинное сказительство доживает свои последние дни, становится достоянием избранного круга старейших певцов и постепенно утрачивает форму бытования, былинный эпос не теряет своей силы художественного воздействия и огромного историко-познавательного значения.

Работу по собиранию былин, продолжившуюся более двух столетий, сегодня можно считать практически завершенной — единичные записи, которые время от времени появляются на страницах разных научных изданий, общей картины ни в каком случае не меняют. Сегодня наступила пора иных задач, иных проблем. Они заключаются в том, чтобы несметные эпические богатства, добытые многими и многими поколениями русских собирателей, богатства, подлинного масштаба которых мы себе даже не представляем (поскольку часть их рассыпана по редким или же полузабытым изданиям, часть продолжает ждать своего часа в архивах и частных коллекциях), чтобы эти богатства были наконец учтены и сведены воедино, четко систематизированы и представлены широкому читателю в виде того, что можно было бы назвать Сводом русской эпической поэзии.

13