194 Глава IX

трагической композиции выродилось

в это время в чисто механический процесс.

К середине IV в. до н. э. трагедия

— уже явно дряхлеющий жанр.

Это объясняется прежде всего упадком

афинской рабовладельческой демократии,

с жизнью которой греческая

трагедия имела самую тесную

связь. Наряду с этим необходимо отметить

начавшееся разложение старых

мифологических представлений. Оно не

достигло еще той степени, как это было

в последующую, эллинистическую эпоху,

но мифология постепенно переставала

быть той живительной почвой,

которая питала старую классическую

трагедию. К этому необходимо добавить,

что трагические сюжеты полностью или

почти полностью оказывались уже

исчерпанными. Все или почти все мифы

обрабатывались уже много раз и самым

различным образом. К тому же эти

мифы были известны всем, и все знали

их наизусть. Комические поэты смеются

над тем, что всякая изобретательность

стала -здесь невозможна. Как только

Эдип появляется на сцене, зрители,

не исключая детей, знают, что он скажет,

что он будет делать, что с ним

случится. Чтобы получить некоторую

свободу творчества, необходимо было

выйти из круга этих сюжетов с известными

всем персонажами и со всем

сценическим аппаратом старой трагедии.

Но никто не осмеливается сделать

этого. Традиционный характер греческой

трагедии, связанной с культом

Диониса, становится теперь препятствием

на пути сколько-нибудь радикальной

реформы.

Какими новыми чертами можно было

обрисовать характер Эдипа после

Эсхила, Софокла и Еврипида? Что

оставалось еще делать? Аристотель

сообщает, что драматурги отказались

от изображения характеров. На сцене

— те же самые трагические события,

но отсутствуют персонажи, из которых

каждый имел бы свой характер.

А поскольку язык этих героев не вытекает

из углубленной обрисовки их

характера, то он все более и более впитывает

в себя элементы риторики. Аристотель

отмечает в «Поэтике» (гл. VI),

что когда-то поэты заставляли говорить

своих героев, как граждан, а нынешние

поэты заставляют их говорить, как ораторов.

Наряду с риторической в трагедии

IV в. До н. Э. Сильна философская

и сентенциозная сторона, унаследованная

еще от Еврипида, но непомерно

разросшаяся. И наконец, еще одно

место из «Поэтики» Аристотеля (начало

XVI гл.) позволяет сделать заключение,

что некоторые драматурги явно стремились

к сценическим эффектам и показывали

в своих драмах не страшное,

а чудесное. В подобных попытках

проявляется желание обновить трагедию

посредством внешней пышности.

Эта тенденция выявилась, впрочем, еще

раньше, во время Пелопоннесской

войны. Каркин и его три сына писали

трагедии, насыщенные эффектными

мизансценами.

Из трагических поэтов IV в. до н. э.

наибольшей известностью пользовались

Теодект из Фезелиды в Ликии

(Малая Азия), Херемон, Астидамант

Младший, Каркин Младший и некоторые

другие.

Главным среди риторических поэтов

этого периода является Теодект. Поселившись

в раннем возрасте в Афинах,

он был учеником Платона, знаменитого

оратора Исократа и особенно Аристотеля.

Ораторское искусство было основной

профессией Теодекта, но вместе

с тем он посвятил себя и сочинению

трагедий, написав пятьдесят пьес,

в том числе и пьесу «Филоктет». Теодект

был популярен не только в свое

Другие трагические поэты V в. до н. э. Трагедия в IV в. до н. э. 195

время, но сохранил известность и в

последующие века. Аристотель часто

ссылается на него; он с восхищением

говорит о созданном Теодектом образе

Филоктета, героически старающегося

скрыть свои страдания.

Наиболее известным из поэтов, в творчестве

которых была сильна литературно-

философская струя, был Хере-

мон, писавший в середине IV в. до н. э.

Аристотель сообщает о нем, что его

трагедии были предназначены скорее

для чтения, чем для игры на сцене (это

не означает, однако, что Херемон не

принимал участия в театральных состязаниях).

Аристотель также сообщает,

что Херемон, словно прозаик, был до

скрупулезности точен в своем стиле.

Один отрывок из его трагедии, где описываются

спящие вакханки, подтверждает

это мнение.

Астидамант Младший был учеником

оратора Исократа, но скоро оставил

красноречие ради сцены. Первую победу

он одержал в 372 г. до н. э. В течение

своей жизни он, по словам «Суды»,

написал 240 пьес и одержал победу

в пятидесяти состязаниях. Ни одна из

его пьес до нас не дошла. Известно

только, что при обработке мифа об

Алкмеоне он заставляет героя убить

свою мать случайно, а не намеренно,—

желая, по-видимому, смягчить первоначальную

жестокость мифа1.

Каркин Младший, приходившийся

внуком Каркину Старшему, писавшему

во время Пелопоннесской войны, пользовался

большей популярностью, чем

его дед. Он написал 160 пьес. В своей

«Медее», руководствуясь, очевидно, как

и Астидамант, желанием устранить жестокость

мифа, он не доводит героиню

до убийства детей. Медея только прячет

их, что дает повод коринфянам обвинить

Медею в убийстве. До нас дошел

фрагмент защитительной речи Медеи,

в которой ясно ощущается влияние риторики.

«Предположите, что я убила

их,— говорит Медея,— тогда было бы

ошибкой с моей стороны не убить также

и их отца Ясона. Но ведь этого, как вы

знаете, я не сделала. Следовательно,

я не убила и своих детей» 2.

Изображение в пьесе «Алопа» переживаний

Керкиона 3, борющегося с

постигшим его страшным горем, вызвало

восхищение Аристотеля, который

вообще в своих произведениях не один

раз ссылается на Каркина Младшего.

Таким образом, с именами некоторых

из этих драматургов связаны отдельные

сценические новшества, отмеченные

у Аристотеля и заслужившие его

похвалу. Но в общем в трагедиях этой

эпохи нет ни глубоких характеров,

ни сильных страстей. Из старых поэтов

ставят почти исключительно одного

Еврипида. У него имеется много подражателей,

но совсем нет продолжателей.

То же самое происходит и в александрийскую

эпоху.

До нас дошла одна трагедия под

заглавием «Рее», которую обычно относят

к IV в. до н. э. Автор ее нам неизвестен.

Эта трагедия сохранилась в рукописи,

содержащей пьесы Еврипида;