Тема 4

СТРУКТУРНО-ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ МЕТОД В ИССЛЕДОВАНИЯХ КУЛЬТУРЫ.

А. РЭДКЛИФФ-БРАУН.

В. Я. ПРОПП

Структурно-функциональный метод сложился в рамках функциональной школы, его основоположником явился А. Рэдклифф-Браун, последователь Б. Малиновского в 1920-е годы. Основные работы исследователя: «Метод в этнологии и социальной антропологии» (1923), «Историческая и функциональная интерпретации культуры...» (1929), «Структура и функция в примитивном обществе» (1952) и другие. С научных позиций социальной антропологии он так определяет свою исследовательскую задачу: изучение верований и обычаев не с точки зрения исторической реконструкции, а с точки зрения определения их функции, т. е. того, какую роль они играют в душевной, моральной и социальной жизни примитивных народов.

Под структурно-функциональным методом в исследовании социума, культуры понимают анализ системно-орга- низованной целостности, в которой каждый элемент имеет функциональное значение (функцию внутри целостности). Акцент в анализе культуры делается на функциональной роли структурных элементов системы (культуры).

В работе «Историческая и функциональная интерпретации культуры...» А. Рэдклифф-Браун, полагая, что основной задачей антропологии являются поиски общих закономерностей социального и культурного функционирования общества, следовал за теоретическими посылками учителя, однако вскоре пришел к пониманию ограниченности функционального анализа, который не может дать полного представления о специфике культуры. Исследователь ввел в методологический алгоритм анализа культур примитивных обществ концептуально важный для него элемент — понятие структуры как системной целостности элементов.

В работе «Структура и функция в примитивном обществе» он акцентировал значение структурной составляющей в анализе: культуру, общество следует рассматривать как функционирование их структуры как общей совокуп

116

ности социальных обычаев, специфического образа мыслей и чувствований той или иной человеческой общности. В связи с этим он дает определение структуры: «Структура может быть определена как сеть связей между некими единствами»,¹ а социальная жизнь общества должна рассматриваться «как функционирование социальной структуры... понятие „функция"... влечет за собой понятие о структуре, состоящей из сети связей между единицами-единствами, а также понятие о непрерывности структуры, поддерживаемой процессом жизни, который обеспечивается деятельностью составляющих единиц».² Отсюда закономерно вытекает то безусловное для исследователя положение, что «в человеческом обществе социальная структура как целое может наблюдаться только в процессе ее функционирования».³ Согласно своему пониманию структуры А. Рэдклифф-Браун уточняет и понятие функции: «Это отдельный вклад, вносимый деятельностью части в общую деятельность некоего целого, в которое эта часть включена».⁴

Исходя их своих теоретико-методологических посылок, исследователь определяет стратегию анализа культур как функциональный анализ социальных структур, обеспечивающих целостность общества (выявление принципов соотнесения и функционирования элементов целого). В статье «Сравнительный метод в социальной антропологии» он настаивал на том, что «каждый институт, обычай или верование» должны рассматриваться «в неразрывной связи с той целостной социальной системой, частями или элементами которой они являются».⁵ В Послесловии «Струк- турно-функциональные методы А. Рэдклифф-Брауна в истории британской социальной антропологии» к работе «Структура и функция в примитивном обществе: Очерки и лекции» А. А. Никишенков отмечает, что в связи с заявленными позициями «исследователю предстояло решить

¹ Рэдклифф-Браун А. Структура и функция в примитивном обществе: Очерки и лекции. М.: Восточная литература, 2001. С. 209.

² Там же. С. 211.

³ Там же.

⁴ Там же.

⁵ Рэдклифф-Браун А. Сравнительный метод в социальной антропологии // Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретации культуры. С. 637.

117

два основных вопроса: в чем заключается функция данного социального явления, т. е. какова его роль в функционировании социальной структуры, частью которой он является, и как выполняется эта функция».¹

Разрабатывая стратегию и методику структурно-функционального анализа, А. Рэдклифф-Браун определил значение и функциональную роль оппозиций, которые, по его мнению, во-первых, характеризуют структуры того или иного целого, а во-вторых, отражают существующие в обществе оппозиции, находятся в структурном подчинении. Интерес к клановому родству («принципу линиджа»), правилам и нормам функционирования фратрий в системе

¹ Никишенков А. А. Структурно-функциональные методы А. Р. Рэдклифф-Брауна // Рэдклифф-Браун А. Структура и функция в примитивном обществе. С. 273.

² Рэдклифф-Браун А. Структура и функция в примитивном обществе: Очерки и лекции. С. 66.

³ Там же. С. 65.

⁴ Там же. С. 66.

118

примитивных культур (обществе) определил научную специфику ряда его работ. Один из механизмов анализа принципов отношений между фратриями был обусловлен задачей выявления оппозиций и определения их семантического наполнения.

1. С помощью сравнительных наблюдений в «примитивных обществах» он выявляет способ идентификации и выделения своей фратрии по отношению к другой — «дихотомическое разделение общества, в котором подразделения (родственные кланы) представлены птицами».

2. Найденные параллели дуальной организации об

ществ в разных культурах Австралии, Калифорнии, представленные парами Сокол—Ворона, Орел—Ворон,

Койот—Дикая Кошка, Зимородок—Пчелоед, Ивол

га—Черный Дрозд и др., — частные явления, которые с необходимостью, как полагает исследователь, требуют постановки более общей проблемы: «По какому принципу для представления фратрий дуальной организации отбираются те или иные пары», за решением которой может находиться ответ на вопрос, как «туземцы представляют себе дуальную организацию как часть своей социальной структуры».¹

3. Анализ мифов с точки зрения ролей главных персонажей — Сокола и Вороны — привел исследователя к выводу о том, что отношения между разными биологическими видами животных, представляющими разные фратрии, переводятся в отношения дружбы и вражды, солидарности и противостояния — отношения социальные, существующие между людьми. Кроме того, классификация материалов мифов позволила исследователю прийти к выводу о том, что биологические виды разбиваются «на пары противоположностей».

4. Процедура анализа отношений между парами противоположностей позволила исследователю выявить принцип их организации — оппозиционный, «являющийся универсальным свойством человеческого мышления, ибо мы мыслим парами противоположностей: „верх—низ“, „сильный—слабый", „черное—белое“».²

¹ Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретации культуры. С. 641.

² Там же. С. 644.

119

5. Соотнеся отношения персонажей мифа с социальной структурой обществ, в чьих культурах зафиксированы подобные мифы, А. Рэдклифф-Браун устанавливает, что это экзогамные по своей структуре фратрии (экзогамная совокупность нескольких родов) и «они мыслятся как находящиеся в отношении „оппозиции⁴¹». По его мнению, она выступает в роли (функции) поддержания миропорядка, не допуская смешения родственных фратрий.

6. Следующим этапом в исследовании становится «попытка определить те разнообразные формы, которые может принимать оппозиция двух фратрий дуальной организации в реальной социальной жизни»¹. Ссылаясь на собственные наблюдения и мнения исследователей-антропо- логов (А. Крёбера, В. Стронга и других), он выявляет институт, по его мнению обозначенный исследователями не очень удачно. Это институт «шутливые отношения», который «выполняет функцию поддержания устойчивых отношений между двумя людьми или группами с помощью внешних, наигранных проявлений враждебности и антагонизма».² А. Рэдклифф-Браун показывает, что «добродушный антагонизм» между фратриями находит выражение в шутках, поддразниваниях, которые имели место и в серьезных церемониях. За этой функцией закрепляется значение поддержания порядка, правил, установленных в примитивных культурах, и шире — миропорядка, его незыблемости. Исследователь приводит примеры и других по своему семантическому наполнению оппозиций, определяющих структуру обрядов. Однако, как он отмечает, их функция остается постоянной.

7. Выявленный принцип поддержания отношений между фратриями (и поддержания миропорядка) исследователь комментирует на примере брачного института «экзогамии фратрий», согласно которому браки заключаются между женщинами и мужчинами, принадлежащими к противоположным фратриям. В этом случае между фратриями в разных неродственных культурах разыгрывается символическое представление со стороны родственников невесты: «похищение» или «захват» подарков, нападение с хорошо сыгранными актами враждебности. Родственники

¹ Там же.

² Там же. С. 646.

120

жениха в соответствии с принципом «уту» наносят ущерб стороне невесты, похищая ее. Сделанные наблюдения уточняются им в анализе обычая «брака по обмену», который сопровождается ритуалами «избегания», обмена благами и услугами и другим.

8. Частный случай деления фратрий по дуальной схеме «Сокол—Ворона» дал исследователю основания выявить то общее, что в аналогичных случаях (при разных семантических номинациях) может свидетельствовать о наличии особого структурного принципа отношений между двумя сегментами общества — оппозиции, представляющей «особый тип социальной интеграции», «союз противоположностей».¹ А. Рэдклифф-Браун пишет: «Проведя сравнение (австралийских экзогамных фратрий, обозначаемых именами Сокола и Вороны) с другими, не австралийскими обществами, мы получили возможность увидеть, что речь идет не о чем-то частном и специфическом, не об отличительной особенности, присущей одному региону, а что перед нами один из примеров общераспространенных тенденций, свойственных человеческим обществам вообще».² Таким образом, исследователь выявляет один из универсальных в традиционных культурах принцип социальной организации, обеспечивающий поддержание всей социальной структуры.

Структурно-функциональный анализ в отечественной гуманитарной науке реализован в работе литературоведа В. Я. Проппа «Морфология сказки» (1928), в которой он дал синхроническое описание ее структуры на уровне функций действующих героев. Исследователь выявил, что действия разных персонажей волшебных сказок могут оказаться структурно эквивалентными, т. е. иметь в синтагматической³ схеме повествования одну и ту же «функцию». Эта принципиальная позиция была своего рода опровержением одного из положений Александра Николаевича Веселовского (1838—1906), представителя сравнительного литературоведения, который полагал, что

¹ Там же. С. 648.

² Там же.

³ Синтагматика — расположение единиц (знаков) текста в линейных их отношениях, в отличие от парадигматики, где расположение единиц текста (знаков) находится в отношениях противопоставления, выбора.

121

структурным элементом сказки является мотив — неразла- гаемая единица повествования. На это факт указывает Клод Леви-Стросс (1908—2009) в своей статье «Структура и форма. Размышление об одной работе Владимира Проппа».¹ Это послужило основой критики методологии исследователя после выхода в свет его книги на английском языке в 1968 и 1970 годах.

Научная задача исследователя, поставившего своей целью изучить сказку как целое, определялась необходимостью выявления структуры сказки и функциональных связей между ее элементами — функций действующих героев. Под функцией В. Я. Пропп понимает поступок действующего лица, определенный с точки зрения его значимости для хода действия, или «типовые поступки, соответствующие определенным ролям действующих лиц».² Функции действующих лиц являются устойчивыми элементами сказки, не зависят от того, кем и как они выполняются, каково происхождение героя и его социальное положение (Иван-царевич—Иван-крестьянский сын), — значима та роль (функция), которую они исполняют, и последовательность действия, которую они обеспечивают в повествовании. Именно функции героев в сказке являются величиной постоянной, в отличие от «способа осуществления функций», который «может меняться», так как для «изучения сказки важен вопрос, что делают сказочные персонажи»,³ т. е. какую функцию они выполняют в развитии сюжета, а не вопрос о том, как они это делают.

В. Я. Пропп приходит к выводу о том, что все волшебные сказки однотипны по своему строению и именно функции героев обусловливают устойчивую структуру сказки. Следовательно, изучению подлежат, в отличие от литературного произведения, не действующие лица, не объекты, а их функции, т. е. «поступки действующих лиц, их действия».⁴ В ответе К. Леви-Строссу на критический анализ его теоретико-методологической позиции он уточ

¹ Леви-Стросс К. Структура и форма. Размышление об одной работе Владимира Проппа // Семиотика: Антология. М.: Академический Проект, 2001. С. 425.

² Мелетинский Е. М. Избранные статьи. Воспоминания. С. 35.

³ Пропп В. Я. Морфология сказки. М.: Лабиринт, 2001. С. 21.

⁴ Пропп В. Я. Структурное и историческое изучение волшебной сказки (Ответ К. Леви-Строссу) // Семиотика: Антология. С. 457.

122

няет свою научную задачу: «Цель исследования состояла в том, чтобы установить, какие функции известны волшебной сказке, установить, ограничено ли их число или нет, посмотреть, в какой последовательности они даются... Оказалось, что функций мало, форм их много, последовательность функций всегда одинакова».¹

В соответствии с заданной логикой исследования героями, чьи приключения, испытания награждаются (как правило, удачная женитьба), могут быть Иван-царевич, Солдат, Емеля, Иван-дурак, Василиса Премудрая, Елена Прекрасная и другие. Их антагонистами или «вредителями» могут быть Мачеха, Баба Яга, Кощей Бессмертный и другие, а «дарителями» — звери, рыбы, покойники, духи и другие; волшебными предметами — кольцо, гребень, шапка-невидимка, огниво, живая и мертвая вода и другие.

Как показал структурно-функциональный анализ, проведенный В. Я. Проппом, функции объединяются по кругам действия, и их функциональное взаимодействие образует «укрупненную структуру»: круг действий Антагониста (Вредителя) — круг действий Помощника (пространственное перемещение героя, ликвидация беды и другое) — круг действий царевны (задание, наказание, свадьба) — круг действий героя (поиски, реакции на требования дарителя, свадьба) — круг ложного героя.

Важнейшим элементом структурного анализа волшебной сказки являются выделенные исследователем оппозиции, которые в отличие от мифа содержат в себе не всеобщие координаты-классификаторы, как отмечают авторы коллективной монографии, а заключают в себе «ценностные индикаторы движения от отрицательного состояния к положительному».² В качестве центральной оппозиции в волшебной сказке они рассматривают оппозицию «свой/чужой», «которая моделирует соотношение героя с его врагами» и которая в «мифах и архаической эпике не играла существенной роли». ³ Сказка, по мнению Е. С. Новика, прибавляет к основной оппозиции и другие ценност

¹ Там же. С. 462.

² Новик Е. С. Система персонажей русской волшебной сказки // Структура волшебной сказки: Сб. ст. / Под ред. С. Ю. Неклюдова. М.: РГГУ, 2005. С. 36.

³ Там же. С. 37.

123

ные оппозиции — добрый/злой, высокий/низкий и т п. Этот ряд оппозиций определяет свойства и характер отношений героя и вредителя, в котором доминирующую роль играет оппозиция «скромный/нескромный».

В. Я. Пропп дает следующие итоговые наблюдения над правилами функциональной организации сказки:

1. Постоянными, устойчивыми элементами сказки служат функции действующих лиц.

2. Число функций в сказке ограничено.

3. Последовательность функций в сказке одинакова, образует устойчивый сюжетный алгоритм.

4. Однотипность функций и их последовательность обусловливают однотипную структуру волшебной сказки, основными составляющими которой являются: запрет — его нарушение — испытание, представляющее по своей сути метаморфозу инициации, — финал (свадьба героя). Сочетание функций, ходов определяет устойчивость структуры сказки.

К. Леви-Стросс комментирует это положение В. Я. Проппа так: «...понять значение поступка можно, лишь включив его в последовательность других поступков, т. е. поместив между предшествующей и последующей функциями, а это предполагает, что последовательность функций всегда одинакова... Кроме того, допускается, что каждая сказка в отдельности никогда не дает всех функций... но это нисколько не меняет закона последовательности».¹ Подвергая критике исходные теоретико-методологические позиции В. Я. Проппа, результат итогов его наблюдений над структурой волшебной сказки, К. Ле- ви-Стросс приходит к выводу о том, что автор «Морфологии сказки» реализовал в своем анализе «предположение о том, что, строго говоря, существует лишь одна-единствен- ная сказка и что весь запас известных нам сказок следует рассматривать как „цепь вариантов" по отношению к общему для них типу».² По его мнению, исследователь подошел к анализу структуры волшебной сказки с точки зрения формальных принципов, а, как правило, «формализм уничтожает свой собственный объект»: мы знаем, что та

¹ Леви-Стросс К. Структура и форма. Размышление об одной работе Владимира Проппа // Семиотика: Антология. С. 427.

² Там же. С. 435.

124

кое сказка вообще, но зато «...сколь скоро мы наблюдаем... множество конкретных сказок, мы не знаем, как их классифицировать... мы и вправду совершили восхождение от конкретного к абстрактному, но не можем вернуться от абстрактного к конкретному».¹

Научные упреки К. Леви-Стросса относятся к методологии анализа волшебной сказки и к основным выводам, к которым пришел В. Я. Пропп: «...проблеме устойчивости содержания (которым оно обладает вопреки своей переменчивости) и проблеме переменчивости функций (которой они обладают вопреки своей устойчивости)».² Исследователь имеет в виду основные теоретические выводы русского исследователя сказки: волшебная сказка в морфологическом (структурном) отношении однотипна, несмотря на вариативность и переменность структурных элементов (функций действующих лиц), а функции действующих лиц переменчивы (хотя сами обладают устойчивостью).

Другой французский исследователь, Клод Бремон (р. 1929), французский семиотик, анализируя методологию структурного анализа волшебной сказки В. Я. Проппа, пришел к заключению, что в его концепции наиболее оригинальным является положение о «различии между семантическим значением поступка, взятого в изоляции от повествовательного контекста, и функцией этого поступка в развитии сюжета».³ Вместе с тем он указывает на методологическую несостоятельность реализованного исследователем положения, что «функции организованы в однолинейную последовательность, где каждый элемент неизменно занимает одну и ту же позицию, соответствующую хронологическому порядку его появления в повествовании».⁴

На наш взгляд, работа В. Я. Проппа представляет собой успешный опыт анализа сказки как структурного целого, роль упорядочивания которого выполняют функции ее действующих лиц, несмотря на отчасти справедливое за

¹ Там же. С. 441.

² Там же. С. 446.

³ Бремон К. Структурное изучение повествовательных текстов после В. Проппа // Семиотика: Антология. С. 476.

⁴ Там же. С. 477.

125

мечание К. Леви-Стросса о том, что он подошел к анализу волшебной сказки с формальной точки зрения. По всей вероятности, именно подобная точка зрения позволила исследователю достичь той цели, которую он перед собой ставил. Ю. М. Лотман относил работу «Морфология сказки» по своей теоретико-методологической сущности к вариантам структурного анализа. Он таким образом определил специфику научного алгоритма В. Я. Проппа: «Если мы возьмем большую группу функционально однородных текстов и рассмотрим их как варианты некоего одного инвариантного текста, сняв при этом все „внесистемное" с данной точки зрения, то получим структурное описание языка данной группы текстов».¹ По сути дела об этой же технологии анализа писал другой исследователь — французский семиотик-постструктуралист Ролан Барт (1915— 1980): «Пропп конституирует инвариант народной сказки путем структурирования всех славянских сказок, предварительно им расчлененных».²

Структурно-функциональный и семиотический анализ осуществлен И. В. Утехиным в работе «Очерки коммунального быта». Вычленяя в пространстве коммунальной квартиры публичное и приватное пространство, он выстраивает их системные характеристики, определяет функцию каждого элемента внутри этих пространств. В процессе анализа пространства коммунальной квартиры он выделяет концептуальный его признак: это организованная среда, «структура которой отвечает структуре сообщества. Элементы этой среды, локуса и артефакты, заполняющие публичное пространство, либо соотносятся с конкретными владельцами, либо находятся в совместном пользовании участников сообщества».³ Поэтому это «пространство — не абстрактная категория, а конкретная часть картины мира».⁴ Основными характеристиками этого пространства являются функциональность — «оно дает форму

¹ Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб.: Искусство—СПБ, 1998. С. 27.

² Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Республика, 1989. С. 234.

³ Утехин И. В. Очерки коммунального быта. М.: О Г И, 2004. С. 42.

⁴ Там же.

126

функциям: реализациям разного рода потребностей»;¹ се- миотичность — «диктует рамки символическим формам поведения, что позволяет его описать, пользуясь такими характеристиками, как приватность/публичность, открытость/закрытость... Структурировано таким образом, что кодирует собой социальную структуру сообщества и организует развертывание символических форм поведения»,² в том числе членение его на «свое» и «чужое», «приватное» и «публичное», которое опосредует повседневное поведение в рамках «нормального хода вещей».³

Исследователь рассматривает систему приватного пространства, определенного двумя подсистемами, центр одной из которых определяет телевизор, другой — обеденный стол, функциональная значимость которых диктует тот или другой набор предметов.

Эти теоретико-методологические позиции легли в основу анализа функций всех элементов систем приватного и публичного пространства, их взаимодействия.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

1. Как понимает функцию А. Р. Рэдклифф-Браун в отличие от ее трактовки Б. Малиновским?

2. Необходимость и обязательность какой категории в анализе примитивных культур убедительно продемонстрировал А. Р. Рэдклифф-Браун?

3. Что концептуально определяет алгоритм структурно-функционального анализа в работах А. Р. Рэдклифф- Брауна?

4. Почему В. Я. Пропп дал название своей работе «Морфология сказки»? Отличаются ли концептуально, на ваш взгляд, понятия «морфология» и «структура» в трактовке В. Я. Проппа?

5. Что понимает В. Я. Пропп под функцией героев волшебных сказок?

6. Обоснуйте положение (или опровергните) В. Я. Проппа о том, что структуру сказки определяет последовательность реализации функций героев.

¹ Там же. С. 43.

² Там же. С. 43, 45.

³ Там же. С. 45.

127

7. Какую роль играют элементы историко-генетического, историко-типологического методов в исследованиях волшебной сказки В. Я. Проппом?

ЗАДАНИЯ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ

1. Рассмотрите полемику между К. Леви-Строссом и В. Я. Проппом. В чем вы видите их принципиальные разногласия в методологических подходах к изучению структуры волшебной сказки?

2. Чью методологическую позицию (В. Я. Проппа или К. Леви-Стросса) вы признаете научно обоснованной?

3. Определите структурно-функциональные характеристики пространства приватного и пространства публичного коммунальной квартиры, выделенные И. В. Утехииым в его работе «Очерки коммунального быта».

Тексты

1. Бремон Клод. Структурное изучение повествовательных текстов после В. Проппа / Пер. с фр. Г. К. Косикова // Семиотика: Антология / Под ред. Ю. С. Степанова. М.: Академический Проект, 2001. С. 472—479.

2. Леви-Стросс К. Структура и форма. Размышления об одной работе Владимира Проппа // Семиотика: Антология / Под ред. Ю. С. Степанова. М.: Академический Проект, 2001. С. 423—452.

3. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. 2-е изд. М.: Восточная литература, 1995. 408 с.

А. Пропп В. Я. Русская сказка. Л.: Наука, 1984. 324 с.

5. Пропп В. Я. Морфология сказки. М.: Лабиринт, 2001. 192 с.

6. Пропп В. Я. Структурное и историческое изучение волшебной сказки (Ответ К. Леви-Строссу) // Семиотика: Антология / Под ред. Ю. С. Степанова. М.: Академический Проект, 2001. С. 453—472.

7. Рэдклифф-Браун А. Р. Структура и функции в примитивном обществе: Очерки и лекции / Пер. с англ. О. Ю. Артемовой. М.: Восточная литература, 2001. 304 с.

8. Утехин И. В. Очерки коммунального быта. 2-е изд., доп. М.: ОГИ, 2004. 277 с.

9. Эванс-Причард Э. История антропологической мысли / Пер. с англ. А. Л. Ефимовой. М.: Восточная литература, 2003. 358 с.

128

Основная литература

1. Горяйнова О. И. Методология структурно-функционального анализа в познании и интерпретации культуры // Основы культурологии: Учебное пособие / Под ред. И. М. Быховской. М.: Эдиториал УРСС, 2005. С. 106—133.

2. Культурология. XX век: Словарь / Под ред. С. Я. Левит. СПб.: Университетская книга, 1997. 640 с.

3. Культурология. XX век: Энциклопедия: В 2 т. / Под ред. С. Я. Левит. СПб. \Алетейя, 1998. Т. 2. 447 с.

4. Мелетинский Е. М. Структурно-типологическое изучение волшебной сказки / Мелетинский Е. М., Неклюдов С. Ю., Новик Е. С., Сегал Д. М. // Структура волшебной сказки: Сб. ст. / Под ред. С. Ю. Неклюдова. М.: РГГУ, 2005. С. 163—198.

5. Мелетинский Е. М. Проблемы структурного описания волшебной сказки / Мелетинский Е. М., Неклюдов С. Ю., Новик Е. С., Сегал Д. М. // Структура волшебной сказки. СПб.: РГГУ, 2001. С. 111—121.

6. Никишенков А. А. Структурно-функциональные методы А. Р. Рэд- клифф-Брауна в истории британской социальной антропологии // А. Р. Рэдклифф-Браун Структура и функции в примитивном обществе: Очерки и лекции / Пер. с англ. О. Ю. Артемовой. М.: Восточная литература, 2001. С. 258—303.

7. Новик Е. С. Система персонажей русской волшебной сказки / Мелетинский Е. М., Неклюдов С. Ю., Новик Е. С., Сегал Д. М. // Структура волшебной сказки: Сб. ст. / Под ред. С. Ю. Неклюдова. М.: РГГУ, 2005. С. 122—162.

8. Розин В. М. Культурология: Учебник. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Гардарики, 2003. 462 с.

5. Зак. № 304!