Тема 2

ГЕРМЕНЕВТИКА: МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ СПЕЦИФИКА. ОСОБЕННОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ В АНАЛИЗЕ ТЕКСТОВ КУЛЬТУРЫ

Слово «герменевтика» — русскоязычная форма латинского существительного, являющегося переводом с греческого субстантивированного прилагательного, имеющего в переводе на современный язык следующие значения:

а) «говорить», «высказывать», «выражать»; б) «толковать», «интерпретировать»; в) «переводить».¹ Авторы Словаря «Культурология. XX век» рассматривают герменевтику в качестве «искусства понимания как постижения смыслов и значений знаков»; как «теорию и общие правила интерпретации текстов».² И. А. Щирова и Е. А. Гончарова отмечают, что в настоящее время «в широком смысле слова под герменевтикой подразумевают направление в гуманитарных науках, рассматривающих понимание как условие бытия человека. Ее определяют и как теорию интерпретации, и как науку о понимании смысла, и как искусство понимания/толкования».³

Этимологически слово «герменевтика» связано с Гермесом, возвещающим волю богов, и с герметической философией, истоки которой видят в тайных египетских и оккультных науках. Их родоначальником считается один их Великих Мастеров Древнего Египта — Гермес Трисме- гист. Египетские герметики, последователи его учения, тщательно скрывали истину тайных знаний — герметических, т. е. «секретных», «тайных», «закрытых».⁴ Считается, что его тайное учение перешло к «посвященным» Древней Греции. Вместе с тем, в соответствии с древнегреческой мифологией, Гермес должен был по воле богов

¹ Вольский А. Л. Шлейермахер и его герменевтическая теория // Шлейермахер Ф. Герменевтика. СПб.: Европейский дом, 2004. С. 5.

² Культурология. XX век. Словарь. С. 89.

³ Щирова И. А., Гончарова Е. А. Многомерность текста: Понимание и интерпретация. С. 301.

⁴ Трое посвященных. Кибалион: Учение герметической философии Древнего Египта и Греции. Чикаго, 1908 (М., 1992). С. 8.

248

объяснять людям переданные с ним послания богов, поэтому в том и другом случае именно за Гермесом признавалась истина «прочтения» — передачи истинного (первоначального) текста.

Герменевтика в значительной мере была определена своеобразной реакцией на структурализм как основную практику анализа текстов культуры как структур с возможностью их определенного и однозначного «прочтения», понимания.

Герменевтику понимают как технику интерпретации и понимания текста, и прежде всего сакрального, как сложного, многоуровневого, не сводимого к единой смысловой парадигме. В. Штегмайер, немецкий философ директор института философии Грейфсвальдского университета, в работе «Деконструкция и герменевтика. К дискуссии о разграничении», выявляя истоки формирования герменевтической практики истолкования текста, обращает внимание на сложные взаимоотношения смысла текста и его интерпретации: «Если вспомнить смысл первоначальной „методической" герменевтики, то цель ее состоит в том, чтобы прояснить значение религиозных, юридических и литературных текстов, которые часто уже непонятны и над истолкованием которых нужно работать. Тексты имеют ту особенность, что и при истолковании остаются буквами. Поэтому возникает впечатление, что неизменным остается их смысл, даже если он переистолковывается. Смысл остается, как он есть, даже если текст никто не истолковывает».¹

За герменевтикой закрепляется функция имманентного (внутренне ему присущего) понимания текста в отличие от его историко-генетического толкования (исторические условия и причины создания, контекст, история замысла, специфика реализации и другое). Как отмечает И. В. Цун- ский, в герменевтической парадигме интерпретации текста «понимание не сводится к „передаче сообщений" или „циркуляции информации"». Скорее, понимание можно определить как преодоление действительных или возможных разрывов в коммуникации. Для этого нужно «прило-

¹ Штегмайер В. Деконструкция и герменевтика. К дискуссии о разграничении // Герменевтика и деконструкция: Сб. ст. СПб.: Але- тейя, 1999. С. 6.

249

жить герменевтическое усилие — особую форму интенсификации мыследеятельности».¹

К числу основоположников герменевтической методики интерпретации текста относят Фридриха Шлейермахе- ра (1768—1834), Ганса Георга Гадамера (1900—2002), Поля Рикёра, Жака Старобинского (р. 1920) и других.

В России до последнего времени герменевтическая теория была мало востребована. Исключением в этом плане являются работы Густава Густавовича Шпета (1879-— 1937). Значимым в процессе изменения ситуации стал 1999 год — год появления сборника зарубежных и русских исследователей «Герменевтика и деконструкция», посвященного анализу работ Г.-Г. Гадамера, Ж. Деррида и многих других. Показательным фактом возрастающего интереса к герменевтике отечественных ученых стало появление тематического номера журнала «Новое литературное обозрение», в котором представлены опыты герменевтического прочтения текстов: «Вдумчивое непонимание» И. Кукулина, «Герменевтика мифа: Мильтос Сахтурис» И. Ковалевой, «Герменевтика, метафизика и „другая критика"» А. Нестерова,² а также статей в журналах «Вопросы философии» и «Общественные науки и современность». В настоящее время исследователи отмечают интерес к герменевтике со стороны Г. И. Богина, Н. О. Гу- чинской, И. В. Арнольд и других.

Современные образцы герменевтической интерпретации текста дают работы Меирома Вайса «Библия и современное литературоведение. Метод целостной интерпретации» (2001), Лены Силард «Герметизм и герменевтика» (2002), Вардана Айрапетяна «Толкуя слово: Основы герменевтики по-русски» (2002) и другие.

Центральной категорией герменевтики как искусства прочтения, понимания текста является «герменевтический круг» (круг части и целого,³ по терминологии Г.-Г. Гадамера) или «круг понимания», который репрезентирует непреложное для последователей герменевтической методи

¹ Цунский И. В. Театральная герменевтика и анализ театрального текста // Общественные науки и современность. 2000. № 3. С. 162.

² См.: Новое литературное обозрение. 2003. № 61.

³ Гадамер Г.-Г. О круге понимания // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991. С. 303.

250

ки прочтения текста правило: целое понимается, исходя из отдельного, а отдельное — из целого.

Основы теории герменевтики были заложены Ф. Шлей- ермахером, немецким богословом, философом, переводчиком, в процессе определения им принципов толкования произведений искусства. Основные положения его теории можно представить следующим образом:

1. Объектом герменевтики является искусство, «обладающее бесконечно богатым содержанием».¹

2. Процесс толкования произведения искусства «также бесконечен, к окончательному толкованию можно лишь приближаться».²

3. Понимание есть не начало герменевтического процесса, оно должно возникнуть в его результате, «герменев- ту следует в начале анализа исходить из предпосылки непонимания текста».³

Ф. Шлейермахер обосновал одно из непреложных условий герменевтического толкования текста: текст следует понять, исходя из него самого, из его внутренней логики, не привнося в него культурно-исторические влияния, — то, что позднее Г.-Г. Гадамером будет сформулировано как требование понимать текст, «не налагая на него своего отпечатка», своего «предмнения». Антуан Компаньон, французский исследователь, автор «новой теории литературы», ссылаясь на мнение Г.-Г. Гадамера, изложенное им в книге «Истина и метод», пишет, что Ф. Шлейермахер «...полагал целью герменевтики восстановление первоначального значения (выделено мной. — Т. Ч.) произведений», поскольку литература и вообще искусство отчуждены от своего первоначального контекста. Произведение искусства «обладает частью понимаемости из своей первоначальной направленности».⁴ Из этого факта следует, что «произведение искусства, вырванное из своей изначальной соотнесенности, если она исторически не сохранилась, теряет в своей значимости».⁵ А. Компаньон так определяет

¹ Шлейермахер Ф. Герменевтика. СПб.: Европейский дом, 2004. С. 26.

² Там же.

³ Там же. С. 27.

⁴ Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. С. 70.

⁵ Там же. С. 71.

251

методологическую стратегию герменевтического анализа текста Ф. Шлейермахером: это «реконструкция его изначального создания... история может и должна восстановить первоначальный контекст; восстановить авторский замысел — это необходимое и достаточное условие определения смысла произведения».¹

Мацей Потепа, ученый-философ института философии Польской академии наук, в статье «Этика и герменевтика у Шлейермахера» рассматривает его практику толкования текста с позиции постструктурализма в ином ракурсе: он полагает необходимым условием достижения понимания «понимание» взаимообусловленности мысли и речи: «Если герменевтика определяется как „искусство понимания", то речь идет прежде всего о понимании речи. Истолкование есть понимание чужой речи. В герменевтике речь идет только о понимании содержания высказываний, т. е. мыслей, которые конституируются речью. Искусство понимания осуществляется только при наличии мысли. Болтовня с точки зрения герменевтики имеет нулевую ценность. Единственной задачей герменевтики является понимание, а оно есть единственное условие возможности языка. В афоризмах 1805 г. Шлейермахер говорил: „Все, в чем нуждается герменевтика, — это язык, ибо все, что она ищет, находится в языке"».²

По мнению Ф. Шлейермахера, интерпретатор должен вжиться в текст автора, понять его язык, понять замысел произведения. Добиться этого можно «путем истолкования» языка автора, характера и обстоятельств его жизни, понимания специфики эпохи.³ А. Компаньон относится к предложенной Ф. Шлейермахером технологии прочтения скептически, ибо, как он отмечает, «филологическим методом постулируется, что герменевтический круг способен преодолеть разрыв между настоящим (толкователем) и прошлым (текстом), с помощью частей поправить первоначальный акт гадательного вчувствования в целое и тем самым добиться исторической реконструкции прошлого».⁴

¹ Там же. С. 72.

² Потепа М. Этика и герменевтика у Шлейермахера // Герменевтика и деконструкция. С. 44.

³ Шлейермахер Ф. Герменевтика. С. 64.

⁴ Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. С. 73.

252

Исследователи отмечают, что Ф. Шлейермахер подошел к толкованию «герменевтического круга» как круга понимания, в котором текст как целое дает основания для понимания его частей, а части — целого. Интуитивное вхождение интерпретатора в целое затем может быть уточнено, осмыслено, подвержено анализу его частей, являющихся составляющими целого и пронизанных идеями этого целого. То есть каждая часть несет в себе целое, а целое репрезентирует во всей полноте свои части. Исходя из этого, Ф. Шлейермахер предлагает обязательный алгоритм постижения текста: от целого к части и наоборот, т. е. понимание представляется им как «бег мысли» по замкнутому кругу, который может быть разорван с тем, чтобы началось понимание. Кроме того, он настаивает на принципе циркулярно- сти движения —движения по расширяющимся кругам, при котором каждое возвращение от целого к его части и наоборот углубляет понимание смысла части и предопределяет процесс понимания целого. В теории герменевтического анализа процесс понимания, как считает Ф. Шлейермахер, является принципиально незавершаемой деятельностью.

Интерпретатор текста должен стать в процессе понимания конгениальным автору, т. е. равным ему по духу, образу мыслей, дарованию. Он должен иметь способность интуитивно проникнуть в смысл произведения, принадлежащего прошлому. Ф. Шлейермахер видел цель гер- меневта прежде всего во вживании во внутренний мир автора, вчувствование в его субъективный мир, воспроизведении его творческой мысли. Однако эта стратегическая задача для интерпретатора оказывается труднодостижимой. Именно этой позиции в теории Ф. Шлейермахера уделил свое критическое внимание классик герменевтики Г.-Г. Гадамер.

Ю. Коткавирта, директор института философии университета Ювяскюля в статье «Философская герменевтика Г.-Г. Гадамера», обращаясь к опыту герменевтического анализа Ф. Шлейермахера, пишет о том, что в интерпретации философа герменевтика должна изучать «герменевтический опыт и его роли в нашей практической жизни. Ее главная задача — поместить более научные формы понимания в совокупность наших интерпретирующих отношений к миру».¹

¹Коткавирта Ю. Философская герменевтика Г.-Г. Гадамера // Герменевтика и деконструкция. С. 56.

253

Т. П. Горовая в статье «Понимание как проблема культуры», определяя степень возможности применения методологической «схемы» Ф. Шлейермахера в интерпретации текста, отмечает, что полное совпадение интерпретатора «с прошлым как давно прошедшим делает истолкователя своим заложником, возвращая его „очищенным" от собственной истории в эту точку законченного прошлого... В подобной ситуации понимание не может начаться... поскольку не происходит приращения энергии за счет движения из будущего в прошлое».¹ По ее мнению, «полное совпадение с прошлой эпохой, ее мыслительными практиками, особенностями языка и речи ведет понимающего к безумию».²

Как полагает Г.-Г. Гадамер, главной задачей интерпретатора становится не возвращение (вживание) в прошлое, а прояснение истины настоящего. В работе «О круге понимания» он уточнил толкование «герменевтического круга» в качестве необходимого условия интерпретации текста. Он полагает, что «движение понимания постоянно переходит от целого к части и от части к целому. И задача всегда состоит в том, чтобы, строя концентрические круги, расширить единство смысла, который мы понимаем. Взаимо- согласие и отдельного, и целого всякий раз критерий правильности понимания. Если такого взаимосогласия не возникает, значит, понимание не состоялось».³ В отличие от Ф. Шлейермахера, Г.-Г. Гадамер рассматривает понимание как действие, предполагающее рефлексию интерпретирующего субъекта. И. Куклин так определяет принципиальную позицию философа, изложенную им в работе «О круге понимания»: «...в ходе интерпретации и работы в „круге понимания" человек должен постоянно выяснять и ставить под вопрос — а не „вытеснять" — свои собственные основания понимания и рабочие гипотезы».⁴ Он отмечает условия возможности проникновения в текст, кото

¹ Горовая Т. П. Понимание как проблема культуры // Пушкин: Эпоха, культура, творчество. Традиции и современность: В 2 ч.

Ч. 2. Владивосток: Изд-во ДВГУ, 1999. С. 201.

² Там же. С. 201.

³ Гадамер Г.-Г. Истина и метод. Основы философии герменевтики. М.: Прогресс, 1988. С. 347.

⁴ Куклин И. Вдумчивое непонимание: Возвращение герменевтики // Новое литературное обозрение. 2003. № 61. С. 70.

254

рые обусловлены тем, что интерпретатору текста «необходимо осознать свою собственную предвзятость, только тогда текст явится во всей своей инаковости, обретя возможность защищать свою... истину от наших собственных предмнений... Собственный предрассудок (интерпретатора) оттого только и вступает по-настоящему в игру, что стоит под вопросом».¹

Предмнение или предсуждение философ оценивает не как неверное суждение, а как историческую обусловленность человеческого существования, которая оказывает влияние на процесс понимания. Поэтому понимание предполагает не только интеллектуальную рефлексию, но и признание интерпретатором собственной ограниченности «предмнениями», понимание того, что в процессе интерпретации текста необходимо определить его место в духовной культурной истории человечества. Механизмом преодоления «предмнения» должно стать стремление к «другому» (человеку и заведомо другому тексту).

Г.-Г. Гадамер разработал и ввел в теорию понимания (интерпретации) текста понятие «предструктура понимания»: «Понять означает прежде всего понять само дело и лишь во вторую очередь — выделить и понять чужое мнение в качестве такового. Наипервейшим из всех герменевтических условий остается предпонимание, вырастающее из нашей обращенности к тому же делу».²

Движение в круге понимания, отмечает Т. П. Горовая, он рассматривает как «процесс погружения в разговор двух собеседующих настолько, чтобы в итоге возникла общность, по своему содержанию превышающая возможность каждого из собеседующих».³ В этой ситуации Я и Другого соединяет диалог: слово, мнение одного человека, обращенное к Другому (текст, автор), вызывает ответную реакцию — опровержение или подтверждение — и возвращается к интерпретатору в виде ответа. Таким образом, происходит диалогическое по своей природе движение в герменевтическом круге, которое обеспечивает в процессе

¹ Там же. С. 73.

² Гадамер Г.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. С. 350.

³ Горовая Т. П. Понимание как проблема культуры // Пушкин: Эпоха, культура, творчество. Традиции и современность. С. 204.

255

понимания исходную многоуровневость и полисемантич- ность текста.

Теорию герменевтического анализа текста разрабатывал П. Рикёр в работе «Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике». Определяя свои методологические позиции по отношению к феноменологической герменевтике, представленной Э. Гуссерлем и Вильгельмом Дильтеем (1833—1911), он предлагает иной «путь сочленения герменевтической проблематики с герменевтикой... на основе семантического выяснения понятия интерпретации, общего для всех герменевтических дисциплин».¹ П. Рикёр определяет понятие семантического ядра герменевтики в качестве общего элемента от экзегезы до психоанализа как «определенную конструкцию смысла, которую можно было бы назвать дву-смысленной или много-смысленной... ее роль всякий раз состоит в том, чтобы показывать, скрывая».² Понимание смыслов текста, по его мнению, есть момент самопонимания, рефлексии: герменевтика «открывает способ существования, который остается от начала и до конца интерпретированным бытием».³ Стратегия герменевтического понимания строится П. Рикёром с позиции необходимости выявления «семантики показанного-скры- того, семантики многозначных выражений».⁴

Семантическим инструментом герменевтического метода П. Рикёр полагает символ: «Я называю символом всякую структуру значения, где один смысл, прямой, первичный, буквальный, означает одновременно и другой смысл — косвенный, вторичный, иносказательный, который может быть понят лишь через первый».⁵ В связи с этим исследователь приравнивает друг к другу понятия «символ» и «интерпретация», потому что интерпретация имеет место только там, где есть многосложный смысл, и которая есть работа мышления, состоящая «в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении».⁶

¹ Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. С. 15.

² Там же. С. 17.

³ Там же. С. 16.

⁴ Там же. С. 17.

⁵ Там же. С. 18.

⁶ Там же.

256

Следовательно, интерпретация «начинается экстенсивным исследованием символических форм и анализом понимания символических структур, она продолжается сопоставлением герменевтических стилей и критикой систем интерпретации... Этим она готовится стать подлинным арбитром в споре интерпретаций, каждая из которых претендует на истинность».¹

За счет подобной методики анализа осуществляется расширение круга значений. Это расширение обусловлено рефлексией интерпретатора — в качестве связи между пониманием знаков и самопониманием, которое только и может дать возможность человеку, интерпретирующему бытие, познать сущее. Этим объясняется убеждение П. Рикёра в том, что герменевтика должна быть привита к феноменологии. Рефлексию он понимает как «присвоение нашего усилия существовать и нашего желания быть через произведения, свидетельствующие об этом усилии и об этом желании»,² так как «,,я“ интерпретатора осуществляется лишь в объективизирующих его выражениях жизни».³

На экзистенциальном уровне, по мнению П. Рикёра, герменевтика открывает интерпретатору определенный аспект существования. В связи с этим он пишет: «Существование становится самим собой — человечески зрелым существованием, лишь присваивая себе смысл, который заключается сначала „вовне“, в произведениях, установлениях, памятниках культуры, где объективизируется жизнь духа».⁴

Главная стратегическая установка герменевтической интерпретации в изложении П. Рикёра — «преодолеть расстояние, дистанцию между минувшей эпохой, которой принадлежит текст, и самим интерпретатором. Преодолевая это расстояние, становясь современником текста, интерпретатор может присвоить себе смысл: из чужого он хочет сделать его своим, собственным».⁵ Необходимым условием этой процедуры является «понимание самого себя через понимание другого». Таким образом, интерпрета

¹ Там же. С. 21—22.

² Там же. С. 27.

³ Там же.

⁴ Там же. С. 34.

⁵ Там же. С. 25.

9 Зак. № 3041

257

тор «присваивает» себе текст, становясь его современником, делая его собственным текстом.

И. В. Цунский в статье «Театральная герменевтика и анализ театрального текста» конструирует алгоритм понимания (постижения) текста (его смыслов), основу которого определяют:

а) «элементарная стадия понимания — узнавание, идентификация (отождествление) воспринимаемого объекта»;

б) «объяснение, генерализация (подведение под определенный тип, род), нахождение общих черт»;

в) «осознание источников, целей, мотивов, причин процесса осмысления явления или сообщения».¹

Герменевтический алгоритм понимания текста определяется несколькими непреложными правилами:

1. Признание принципиального отсутствия априорных моделей, идей в прочтении текста (понимание текста из самого текста).

2. Понимание полисемантичное™ и многоуровневое™ текста.

3. Указание на принципиальную невозможность финального прочтения, понимания текста.

4. Полагание, что человек-интерпретатор как личность являет собой место (источник) порождения значений, обусловливающих смысл человеческой культуры.

Герменевтический алгоритм анализа можно продемонстрировать на примере статьи «Герменевтика, метафизика и „другая критика"» А. Нестерова. Исследователь предпринимает попытку герменевтической интерпретации стихотворений петербургского поэта Александра Миронова, принадлежавшего к «другой культуре» 1960—1980-х годов, вышедшего вместе с рядом других поэтов за пределы официальной советской культуры. Исходя из того, что всякое стихотворение есть «память о поэтических произведениях, созданных до него»² (влияет традиция метра, ритма, типа строфы и другое), он выполняет герменевтический анализ стихотворения поэта «Корабль дураков».

¹ Цунский И. В. Театральная герменевтика и анализ театрального текста // Общественные науки и современность. С. 161.

² Нестеров А. Герменевтика, метафизика и «другая критика» // Новое литературное обозрение. 2003. № 61. С. 79.

258

Начальной в герменевтическом анализе становится процедура соотнесения смысла частного с целым, т. е. смысла отдельного стихотворения с поэтическим контекстом автора. Цель подобной процедуры — выяснение, что такое соотнесение «дает для понимания отдельного».¹ В отдельном тексте, т. е. в «Корабле дураков», он обнаруживает ряд «экзистенциальных параметров», в частности, наличие со- мнений/вопрошаний, оформленных в предложениях вопросительного типа и сосредоточенных в начальной и концевой строфах.

Затем он, обращаясь к целому (контексту творчества поэта), показывает, что своеобразной парой к этому стихотворению Миронова является стихотворение «Нет, память — не ноша, а пьяное время», в котором сомнения/во- прошания или «запрос-и-ответ» образуют композиционный центр. В нем концентрируются образы «ноши», связанные с телесностью, и «времени», связанные с мотивами сердца, души. По принципу оппозиции в стихотворении группируются образные ряды «ноши» и «души».

Следующим шагом исследователя становится обращение к культурно-историческому поэтическому контексту как своего рода целому, к которому он относит, в свою очередь, целое-часть мироновского поэтического мира. Эта процедура означает выстраивание концентрического герменевтического круга, который вбирает в себя известную сатиру Брандта, система поэтических образов которой ориентирована на античность, в частности образ корабля-государства, «Арион» А. С. Пушкина («напрягали парус», «упирали... мощные веслы»), так как на них указывают поэтические ассоциации в первой строфе стихотворения Миронова («тужиться»).

Другую составляющую часть целого образуют явно возникающие ассоциации с поэтическими мотивами стихотворения «Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!» поэта XX века О. Мандельштама, в новом аспекте акцентирующие смысл (приближающие понимание) текста

А. Миронова. Ялики в поэтическом строе О. Мандельштама, как полагает интерпретатор текста, «явно говорят нам, что наша ассоциация не случайна и не навязана нами автору».²

¹ Там же.

² Там же. С. 84.

259

В процессе постижения (понимания) текста автор статьи указывает на сквозной контекст стихотворения А. Миронова — на манделыдтамовские «Сумерки свободы», «Пьяный корабль» Артюра Рембо, на Платона, цитирующего последние слова Сократа, на книгу Бытия. Анализ контекстных мотивов-аллюзий, образов и ассоциаций позволяет автору статьи сделать существенное заключение о том, что, «строясь на сквозных манделынтамовских аллюзиях, стихотворение Миронова очерчивает совершенно самостоятельный образный ряд, существующий в отталкивании от О. Мандельштама, в полемике с ним».¹ Объектом поэтической полемики поэта становятся и другие стихотворения О. Мандельштама, к примеру «В сухой реке пустой челнок плывет», что, безусловно, создает ситуацию поэтического диалога с его текстами.

Определяя круг манделынтамовских ассоциаций, аллюзий, А. Нестеров выявляет среди них глубинную, «которая задает все развитие внутренних смыслов в первой строфе мироновского текста, требует некоторого усилия для своего понимания».² Она задает позицию оспаривания мысли

О. Мандельштама и обусловлена интонацией погребального плача и отсылками к Евангелию, Апокалипсису, к веретену слепой Ананке (Судьбы). Возникает явный поэтический диалог мироновского текста с мандельштамовским, указывающий «на смерть Царства Небесного в человеке и — смерть веры в говорящем».³ Присутствие манделынта- мовской аллюзии мерцающего огня обращает внимание и на интонацию отпевания, и на отзвуки библейских строк из «Первого Послания к коринфянам», содержащие мысль о восстановлении, воскрешении человеческого духа.

Дальнейшее развитие стихотворения в строфе с первой строкой «Вино настоялось и кружится время» акцентирует семантику отсылок — аллюзий к Библии (Апокалипсис) и к авторам-поэтам серебряного века — М. Цветаевой и

А. Блоку. Он выявляет, что обнаруженный им мотив тщеславия (женского — красавица и мужского — воин) соединяется с мотивом еще одной разновидности тщеславия — славой у потомков. Однако строчки «И Психея вер

¹ Там же. С. 86.

² Там же. С. 89.

³ Там же. С. 88.

260

нется / И кровь дорогую на пробу возьмет» вызывает двойственные ассоциации: по содержанию они воспринимаются и как месть за грех, и как воздаяние, будущее воскресение «искупленного соединения тела и души после Страшного суда».¹

Таким образом, к концу стихотворения «сдвинутые, мерцающие смыслы нарастают» за счет развертывания мотивов времени и памяти, динамики и статики, жизни и смерти, Души-Психеи и Логоса («жизни вечной» и «реки жизни»).

Герменевтический анализ поэтического текста А. Миронова позволил автору статьи, интерпретатору текста, выявить гностицистическую основу его строя мысли, а название сборника «Метафизические радости», в котором было помещено «интерпретируемое стихотворение», в алгоритме герменевтического прочтения (понимания) текста отсылает читателя к определенному контексту реальности — контексту философской поэзии, которую можно понимать, интерпретировать только в другом, еще более «широком» контексте философии, истории, иконографии. Основанием для этого служат наблюдения автора статьи над метафорой, которой отмечен поэтический мир поэта и которая является, как правило, не столько тропом, сколько инструментом отсылки к определенному контексту, текстам мировой культуры. Анализ текста и сама процедура выявления поэтических отсылок позволяют автору статьи прийти к выводу о том, что творения поэтов-метафизиков, к которым принадлежит, бесспорно, и А. Миронов, «всегда отсылают к многоуровневой реальности за ее пределами».²

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

1. Что определяет основу познавательной процедуры герменевтического прочтения текстов?

2. Определите методологическую специфику и границы применения герменевтического метода в исследованиях культуры.

¹ Там же. С. 91.

² Там же. С. 96.

261

3. Выявите роль теории Ф. Шлейермахера в процессе становления принципов герменевтического анализа.

4. Определите характер и степень влияния феноменологии Э. Гуссерля на становление философии и методики герменевтического анализа.

5. Дайте толкование основным категориям анализа текста: «герменевтический круг», «интерпретатор», «конгениальность», «вживание», «Я» как «Другое».

6. Прокомментируйте одну из позиций герменевтического анализа теста П. Рикёром: «Понимание есть экзистенциальное событие человеческой жизни».

7. Определите роль экзистенциализма и психоанализа в разработке категории «понимания» и методики анализа текста.

8. Определите достоинства и недостатки герменевтического метода в исследовании культуры.

ЗАДАНИЯ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ

1. Дайте теоретико-методологический комментарий к утверждению П. Рикёра о том, что герменевтика есть понимание «себя через Другого».

2. На примере классических работ Ф. Шлейермахера, Г.-Г. Гадамера дайте толкование понятиям «герменевтический круг», «круговой цикл интерпретации».

3. Определите роль классического герменевтического анализа в становлении современных структуралистическо- го и семиотического методов в исследовании текстов культуры на примере статьи Т. Г. Щедриной «У истоков русской семиотики и структурализма (о становлении герменевтического метода)».

4. Вычлените методологический алгоритм герменевтического анализа поэтического текста на примере статей:

• И. Ковалева «Герменевтика мифа: Мильтос Сахту- рис. „Голова поэта“»;

• И. Винницкий «Поэтическая семантика Жуковского, или Рассуждение о вкусе и смысле „Овсяного киселя"».

5. Обоснуйте свой ответ на вопрос: возможен ли герменевтический анализ современной литературы?

262

Тексты

1. Гадамер Г.-Г. Истина и метод. Основы философии герменевтики / Пер. с нем. М. А. Журинской. М.: Прогресс, 1988. 704 с.

2. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного / Пер. с нем.

В. В. Бибихина [и др.]. М.: Искусство, 1991. 336 с.

3. Герменевтика и деконструкция / Под ред. В. Штегмайера, X. Франка, Б. В. Маркова; пер. с нем., фин., польск. и др. Е. Ананьевой, С. Веселовой, О. Гаврюшкиной [и др.]. СПб.: Алетейя, 1999. 255 с.

4. Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл / Пер. с фр. С. Зенкина. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001. 336 с.

5. Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике / Пер. с фр. И. Сергеевой. М.: Академия-центр, 1990. 414 с.

6. Шлейермахер Ф. Герменевтика / Пер. с нем. А. Л. Вольского; под ред. Н. О. Гучинской. СПб.: Европейский дом, 2004. 242 с.

7. Шпет Г. Явление и смысл: Феноменология как основная наука и ее проблемы. Томск: Водолей, 1996. 191 с.

Основная литература

1. .Вольский А. Л. Фридрих Шлейермахер и его герменевтическая теория // Фридрих Шлейермахер. Герменевтика. СПб.: Европейский дом, 2004. С. 5—40.

2. Винницкий И. Поэтическая семантика Жуковского, или Рассуждение о вкусе и смысле «Овсяного киселя» // Новое литературное обозрение. 2003. № 61. С.119—151.

3. Герменевтика в России: Сб. науч. тр. Вып. 1 / Под ред.

А. С. Кравец [и др.]. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2002. 269 с.

4. Докучаев И. И. Герменевтика Г. Гадамера: Бытие как понимание другого // Гуманитарные науки в контексте современных проблем: Сб. науч. тр. Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КнАГТУ, 2001. С. 62—66.

5. Ковалева И. Герменевтика мифа: Мильтос Сахтурис. «Голова поэта» // Новое литературное обозрение. 2003. № 61. С. 98—102.

6. Кузнецов В. Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М.: Изд-во МГУ, 1991. 191 с.

7. Куклин И. Вдумчивое непонимание // Новое литературное обозрение. 2003. № 61. С. 69—74.

8. Культурология. XX век: Словарь / Под ред. С. Я. Левит. СПб.: Университетская книга, 1997. 640 с.

9. Культурология. XX век: Энциклопедия: В 2 т. / Под ред. С. Я. Левит. СПб.: Университетская книга, 1998. Т. 2. 447 с.

10. Нестеров А. Герменевтика, метафизика и «другая критика» // Новое литературное обозрение. 2003. № 61. С. 75—97.

263

11. Пятигорский А. М. Герменевтика мифа. М.: Школа «Языки культуры», 1997. 580 с.

12. Силард JI. Герметизм и герменевтика. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2002. 328 с.

13. Философия культуры / Под ред. М. С. Кагана. СПб: «Лань», 1998. 448 с.

14. Цунский И. В. Театральная герменевтика и анализ театрального текста // Общественные науки и современность. 2000. № 3. С. 161—171.

15. Шульгин И. Н. Альтернативная герменевтика в диалоге культур // Вопросы философии. 2002. № 12. С. 22—49.

16. Щирова И. А., Гончарова Е. А. Многомерность текста: Понимание и интерпретация: Учебное пособие. СПб.: Книжный дом, 2007. 475 с.

17. Щедрина Т. Г. У истоков русской семиотики и структурализма (о становлении герменевтического метода) // Вопросы философии. 2002. № 12. С. 75—78.