Тема 8

СЕМИОТИЧЕСКИЙ (СТРУКТУРНО-СЕМИОТИЧЕСКИЙ) МЕТОД В ИССЛЕДОВАНИИ КУЛЬТУРЫ

Семиотический анализ опирается на выработанные в семиотике понятия «знак», «текст», «система» («структура»), «виды знаковых систем», «отношения между знаками и знаковыми системами». Начало систематических семиологических исследований было положено на рубеже XIX—XX веков работами американского философа Чарлза Сандерса Пирса (1839—1914) и швейцарского филолога и антрополога Фердинанда де Соссюра (1857—1913). Идеи Ф. де Соссюра, сформулированные им по отношению к языку, дали начало семиотическим исследованиям в области культуры (Чарлз Моррис, Роланд Барт, Юлия Кристева, Цветан Тодоров, Мишель Фуко, Жак Лакан и другие).

В России наиболее значимые исследования в области семиотического анализа относятся к тартуско-московской школе, к которой традиционно причисляют Вяч. Вс. Иванова, Ю. М. Лотмана, Александра Моисеевича Пятигорского (р. 1929), Б. А. Успенского, Б. Ф. Егорова,

3. Г. Минц, В. Н. Топорова, В. М. Живова и других. М. Ю. Лотман, сын Ю. М. Лотмана, отмечает, что семиотические разработки тартуско-московской школы (ТМШ) связаны с традицией семиотической теории Ф. де Соссюра, в ряде принципиальных моментов отличаясь от нее. А. К. Байбурин считает, что в школе Ю. М. Лотмана впервые в отечественной науке были теоретически разработаны такие категории, как «знак», «текст», «язык (код)» и другие, показаны механизмы «перехода» вещи (предмета) в знак. Преимущественное внимание школа уделяла исследованиям структуры и семантики культурных текстов разных уровней сложности.

Необходимо отметить книгу Петра Григорьевича Богатырева (1893—1971) «Функции национального костюма в Моравской Словакии» (опубликована в 1937 году на словацком языке, русский перевод появился только в 1971 году и вошел в сборник работ исследователя «Вопросы

175

теории народного искусства»), в которой впервые в отечественной науке было сформулировано «фундаментальное положение о том, что любой артефакт может функционировать то как вещь, то как знак».¹

Семиотический анализ культурных текстов оперирует категориями и понятиями семиотики. Семиотика или семиология (от греч. «знак») изучает строение, значение и функционирование знаков, соответственно представленных такими семиотическими аспектами, как синтактика, семантика и прагматика. Синтактика — отношения знаков друг к другу, семантика — отношения знаков с обозначаемыми ими предметами и явлениями, прагматика — отношения знаков и их интерпретаторов. Семиотика — наука, рассматривающая мир как взаимосвязанную совокупность знаков, коммуникативных ситуаций и семиотических систем. Чарльз Уильям Моррис (1901—1978) дал следующее определение семиотики: наука, «изучающая вещи и свойства вещей в их функции служить знаками».²

«Знак — материальный, чувственно воспринимаемый предмет (артефакт, явление, действие), который выступает как представитель другого предмета, свойства или отношения» или «знак — материальный объект (артефакт), выступающий в коммуникативном или трансляционном процессе аналогом другого объекта (предмета, свойства, явления, понятия), замещающего его».³ Это определение дается авторами в традиции Чарльза Сандерса Пирса (1839—1914), американского философа, логика, математика, основателя семиотики, который утверждал: «Знак... это нечто, что обозначает что-либо для кого-нибудь в определенном отношении и объеме».⁴ Знак — любой объект, заменяющий любой другой объект: «...знак всегда замена»?

В структурном плане знак состоит из означаемого (сигнификат) и означающего (десигнатор), неразрывно связан

¹ См.: Байбурин А. К. Этнография нашего быта: Вступ. ст. // Утехин И. В. Очерки коммунального быта. С. 11.

² Моррис Ч. У. Основания теории знака // Семиотика: Антология. С. 46.

³ Большой энциклопедический словарь. С. 293.

⁴ Пирс Ч. С. Избранные философские произведения. М.: Логос, 2000. С. 177.

⁵ Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста // Лотман Ю. М.

О поэтах и поэзии. С. 31.

176

ных между собой. Означаемое — то, что обозначается, что содержит смысл. Означающее — то, чем обозначают, что имеет конкретную чувственную форму, образность, именование. Иначе он называется денотатом. Отношения означаемого и означающего можно проиллюстрировать на примере стихотворения М. Ю. Лермонтова «Листок». Сюжет строится как диалог между увядшим «от холода, зноя и горя» дубовым листком, оторвавшимся от ветки родимой, и молодой чинарой, у которой он просит прибежища и оказывается отвергнутым. Чинара и листок — означающие разных жизненных программ, человеческих судеб: с одной стороны, «пришельца», «странника», многое испытавшего, созревшего до срока «отчизне суровой», с другой — благополучной, цветущей и самодостаточной чинары, равнодушной к чужим мольбам. Следовательно, означаемое в стихотворении М. Ю. Лермонтова — разные человеческие сути, судьбы, типы отношения к жизни. Означающее — суть предметы: дерево, листок.

Артефакты культуры как продукты деятельности человека (вещи, средства и способы действия и т. д., т. е. «тексты») обладают, с одной стороны, объективной (объектной) предметной определенностью, свойствами, с другой — субъективной (субъектной) определенностью, т. е. смыслами, значениями, в которых репрезентируются чувства, желания, стремления человека, его мысли. Семиотический анализ текста ориентирован на выявление смыслового, символического наполнения артефактов и явлений культуры, механизмов и путей превращения знака в символ. В семиотической традиции текст интерпретируется как особым образом организованная знаковая система.

Знаковостью могут обладать любые предметы (веер, мушка, шпага и другое), жесты (движение рук, головы, брови, подмигивание и другое), поведение человека.¹ Ю. М. Лотман в работе «К проблеме типологии культуры» писал: «Ценность вещей семиотична, ибо она определяется не их собственной ценностью, а значительностью того, что они представляют».² Так, русские ордена обозначали

¹ См.: Крейдлин Г. Е. Невербальная семиотика: Язык тела и естественный язык. М.: Новое литературное обозрение, 2004.

² Лотман Ю. М. К проблеме типологии культуры // Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. С. 60.

177

заслуги человека перед Российским государством. Семантически значимыми (знаковыми) были форма, тип и количество драгоценных камней, ленты и т. д. С точки зрения семиотической парадигмы исследования человеческий мир, культура представляют собой мир смыслов и значений. Семиотический анализ, ориентированный на исследование артефактов и явлений культуры со стороны их знаково-символической природы, дает возможность проследить условия и процесс превращения артефакта в знак, выявить его смысловое наполнение, семантические пространства.

Методологически значимой категорией для семиотического анализа культуры является категория «структура», так как «семиотический подход ориентирован на понимание культуры как упорядоченной, особым образом структурированной целостности. Он позволяет выявить и проанализировать основные элементы этой целостности с точки зрения их роли, функции, семантического содержания».¹

Семиотический анализ исходит из положений о том, что культура — сложный многоуровневый текст, структурная целостность, результат сложного многоуровневого семиозиса. Семиозис — способ функционирования знака.

Ч. Моррис определял семиозис как «процесс, в котором нечто функционирует как знак».² Ю. М. Лотман ввел в семиотическую теорию понятие «семиосфера», которое обозначает семиотическое пространство как условие существования, функционирования и взаимодействия отдельных языков, знаков коммуникации, как условие и результат существования и развития культуры. Структурными признаками семиосферы являются бинарность, неоднородность, асимметричность.

Основные теоретические положения семиотического анализа культуры аккумулированы Ю. М. Лотманом в статьях «Динамическая модель семиотической системы», «О семиотическом механизме культуры» (совместно с Б. А. Успенским), «Тезисы к семиотическому изучению

¹ Трошин А. А. Знаково-символические интерпретации культуры // Основы культурологии. С. 134.

² Моррис Ч. У. Основания теории знака // Семиотика: Антология. С. 47.

178

культур» (совместно с Б. А. Успенским, Вяч. Вс. Ивановым, А. М. Пятигорским, В. Н. Топоровым), «Текст как семиотическая проблема» и других.

1. Явления культурного ряда и культура в целом рассматриваются как «вторичная моделирующая система» по отношению к первичной моделирующей системе — естественному языку.

2. Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский подчеркивают, что «в реально-историческом функционировании языки и культура неотделимы: невозможно существование языка (в полнозначном понимании этого слова), который не был бы погружен в контекст культуры, и культуры, которая не имела бы в центре себя структуры типа естественного языка».¹

3. Культура функционирует как знаковая система: само отношение к знаку и знаковости составляет одну из типологических ее характеристик.

4. Культура строится «как иерархия семиотических систем».²

Эти положения определяют методологические позиции семиотического анализа культуры.

1. Семиотический метод предполагает рассмотрение культуры, любого ее артефакта, явления как текста, представляющего собой целостную систему упорядоченных и взаимозависимых знаков и символов, через которую осуществляется накопление, организация и передача культурного опыта. В работе «Культура и взрыв» Ю. М. Лотман пишет: «Культура в целом может рассматриваться как текст. Однако исключительно важно подчеркнуть, что это — сложно устроенный текст, распадающийся на иерархию „текстов в текстах" и образующий сложные переплетения текстов».³

Интерпретации текста как фундаментальной семиотической проблемы посвящена его работа «Тезисы к семио

¹ Лотман Ю. М., Успенский Б. А. О семиотическом механизме культуры // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 3. Статьи по истории русской культуры. Таллинн: Александра, 1993. С. 328.

² Лотман Ю. М., Иванов Вяч. Вс., Пятигорский А. М., Топоров В. П., Успенский Б. А. Тезисы к семиотическому изучению

культур (в применении к славянским текстам) // Лотман Ю. М. Се-

миосфера. С. 507.

⁵ Лотман Ю. М. Культура и взрыв // Там же. С. 72.

179

тическому изучению культур», написанная совместно с рядом ученых. Исследователи-семиотики формулируют следующие положения, обосновывающие текстуальную природу культуры:

а) текст является носителем целостного значения и целостной функции;

б) текст — базисный первоэлемент культуры. В его качестве выступает любой носитель целостного значения: ритуал, символ, молитва, закон, роман, полотно, музыкальная пьеса, поведенческие модели и другое;

в) текст представляет собой структуру, т. е. системно упорядоченное целое.¹

Семиотический анализ культуры, исходя из признания ее текстуальной природы, предполагает, что в качестве текста может выступать человек, его поступки, действия и т. д. Непременным условием текстуальности является наличие другого (языка, личности, текста). Ю. М. Лотман полагал, что в его качестве могут выступать другой текст, внетекстовая реальность, автор, читатель, т. е. текст всегда включен в систему культуры: «Таким образом, в тексте заложена такого же рода семиотическая двойственность, что и в знаке: с одной стороны, текст имманентен и самодостаточен, он своего рода семантический универсум; с другой стороны, он всегда включен в культуру, является ее частью...»,² — комментирует его позицию и позицию исследователей тартуско-московской школы М. Ю. Лотман. Культурный текст всегда функционирует в семиотическом окружении, семиотическом пространстве.

2. Культура должна рассматриваться как единое пространство, как специфически человеческий способ отношения к жизни, как единственно возможный способ порождения знаков и символов: «Через придание смыслов всем значимым отношениям нерасчлененный жизненный поток предстает человеку в качестве упорядоченной жизненной реальности — мира, мироздания, вселенной»,³ — отмечает в связи с этим А. И. Макаров.

¹ См.: Лотман Ю. М., Иванов Вяч. Вс., Пятигорский А. М., Топоров В. Н., Успенский Б. А. Тезисы к семиотическому изучению культур // Там же. С. 504—525.

² Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. С. 18.

³ Макаров А. И. Символическая интерпретация мифа как методологический прием // Выбор метода. С. 107.

180

В семиотическом пространстве культуры один и тот же артефакт, явление, образ могут быть интерпретированы по-разному в зависимости от того, какой семантикой они наделяются разными референтными группами, в каком контексте существуют. В этом аспекте особый интерес представляет анализ знаковой для эпохи XVIII века личности Петра Первого, дела, поступки и поведение которого провоцировали сложение нескольких семантически амбивалентных культурных текстов, противоречащих устойчивым текстам русской культуры предшествующего периода. В официальной культуре эпохи (литература, живопись, массовые зрелища, триумфальные арки и другое) и в кругу образованной элиты наибольшей активностью обладали процессы наделения Петра Первого образами- знаками демиурга. Он наделялся значением созидателя Космоса (порядка) как иерархии вещей (знаков), движения и пространства через череду рождений и порождений (помощников, предметов), а также семантикой культурного героя: он дал огонь (свет знаний); научил ремеслам (кораблестроение, металлургия, горное, оружейное дело и другое); создал (дал) искусства (театр, музеи, живопись, архитектура), «инструменты» овладения культурным пространством (книгопечатание, газета, новый шрифт, первые грамматика и арифметика, светские и профессиональные школы) и другое. Петр I — и «первотолчок», и «первотво- рение», и «первоначало». Таким образом, в разных текстах эпохи Петр наделялся значениями «демиурга», «культурного героя», «отца». Образ Петра в восприятии современниками наделялся и библейской семантикой. О нем еще при жизни (что является довольно редким случаем в истории культуры) слагалось множество легенд, которые в своей основе имели архетипические структуры-образы Бога, созидателя-творца, или Дьявола (Антихриста), разрушителя, противника Христа, должного явиться перед «концом света». В среде его окружения в России и Европе творился преимущественно знаковый образ Петра — Творца, Бога. Свидетельство об этом содержит статья «Похвальное слово Петру» (1725) французского философа, ученого Бернара Ле Бовье Фонтенеля (1657—1757): «Все надлежало вновь делать в России, а не что-нибудь приводить в совершенство. Надобно было сотворить новый народ, и что более еще сходствует с творением, надо было действовать

181

одному (выделено мной. — Т. Ч), без помощи, без орудий. Политика его предков отторгала почитай Бесконечно Россию от всего света».¹ В. М. Живов и Б. А. Успенский упоминают о том, что подданные Петра творили перед его портретом, поставленным среди ликов святых, поклоны, ставили свечи, «сопричисляли к лику святых».² Русский историк Василий Осипович Ключевский (1841—1911) приводит пример знакового отношения к Петру его окружения, ссылаясь на воспоминания механика и изобретателя Андрея Константиновича Нартова (1693—1756): «...мы, имевшие счастие

находиться при сем монархе, умрем верными ему и горячую любовь нашу к земному богу (выделено мной. — Т. Ч.) погребем вместе с собою».³

Устойчивым в массовом сознании эпохи был образ ца- ря-Антихриста, условия и механизмы творения которого исследованы Д. Крыстевой.⁴ Он поддерживался экспликацией оппозиций «верх — низ», «свой — чужой», «восточная — западная» сторона и другие, укрепленных в языческой памяти народа и поддержанных православной традицией.⁵ В заданном алгоритме пересемантизировались факты жизни Петра: ездил в заморские (западные) страны, вводил иноземные, не православные (басурманские) порядки, был не похож на «своего» царя и другое.

К этому можно добавить и ритуальное возведение Петром самого себя в ранг образца «сына отечества». Именно этим оправдано его самопроизводство в чины и самопри-

¹ Фонтенель Б. «Похвальное слово Петру» // Трудолюбивый муравей. 1771. № 2—6. С. 20.

² Успенский Б. А., Живов В. М. Царь и Бог: Семиотические аспекты сакрализации монарха в России // Успенский Б. А. Избранные труды: В 3 т. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 246.

³ Ключевский В. О. Сочинения: Курс русской истории: В 8 т. Т. 4. М.: Изд-во социально-экономической литературы, 1958. С. 202.

⁴ Крыстева Д. Поэтическая формализация мифов о Петре I и «Медный всадник» Пушкина // Русская литература. 1992. № 3. С. 14—25.

⁵ См.: Плюханова М. Б. Сюжеты и символы Московского царства. СПб.: Акрополь, 1995; Успенский Б. А. Дуалистический характер русской средневековой культуры (на материале «Хождения за три моря» Афанасия Никитина) // Избранные труды: В 3 т. Т. 1 и др.

182

своение рангов, наглядно реализующие «идею властелина, получающего власть в качестве воздаяния за заслуги, а не в качестве божественного дара».¹ Следовательно, в семиотическом пространстве эпохи творились разные тексты, структурообразующим началом которых был тот или иной образ-знак Петра Первого.

3. Семиотический анализ исходит из факта признания множественности текстов разной степени структурной сложности. В статье «Семиотика культуры и понятие текста» Ю. М. Лотман обозначает типы текстов. Текст — высказывание на естественном языке — первичный по структуре и времени своего оформления текст. Включение в высказывание, словесные формулы принципиально иных по своей природе (языку) текстов (к примеру, ритуальных жестов) имело своим результатом рождение принципиально иного, более сложного по своей структуре текста — ритуала: «Получающийся в результате текст второго порядка включал в себя расположенные на одном иерархическом уровне подтексты на разных и взаимно не выводимых друг из друга языках».² Новое текстуальное целое («обряд», «ритуал» и другое) является текстом более сложным, требующим совмещения принципиально разных уровней и типов семиозиса, «совмещения различных „голосов" в едином текстовом целом».³

4. С точки зрения семиотической методологической позиции культура представляет собой знаки и совокупность знаков, в которых зашифрована социальная информация, вложенные в них людьми содержание, значение, смысл. М. Ю. Лотман пишет: «Основу культуры составляют семиотические механизмы, связанные, во-первых, с хранением знаков и текстов, во-вторых, с их циркуляцией и преобразованием и, в-третьих, с порождением новых знаков и новой информации. Первые механизмы определяют память культуры, ее связь с традицией, поддерживают процессы ее самоидентификации и т. п., вторые — как внутрикультурную, так и межкультурную коммуникацию,

¹ Живов В. М. Культурные реформы в системе преобразований Петра I // Из истории русской культуры. Т. 3 (XVII—начало

18. века). М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 568.

² Лотман Ю. М. Семиотика культуры и понятие текста // Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. С. 159.

³ Там же.

183

перевод и т. п., наконец, третьи обеспечивают возможность инноваций и связаны с разнообразной творческой деятельностью. Все прочие функции культуры являются производными от этих базовых, семиотических функций».¹

5. Семиотический анализ феноменов культуры предпо

лагает выявление определенных культурных кодов как инструментов считывания информации, заключенной в знаке и знаковых системах. Культура (система текстов разной сложности) содержит в себе разные системы кодов. «Код — это способ, которым один субъект культуры дает значение, а другой его считывает... Свое значение знак приобретает только в конкретном коде, и это значение различается в зависимости от кода», — пишет один из авторов коллективного труда «Основы культурологии».² Культурные коды — совокупность знаков, символов, систем правил, условных обозначений, названий, сигналов, при помощи которых информация может быть представлена, закодирована в виде словесного или визуального текста, знака. Ю. М. Лотман в статье «К проблеме типологии культуры» аргументированно настаивает на следующем определении культуры: «...культура... — исторически сложившаяся

иерархия кодов».³ В этом аспекте каждый текст может рассматриваться как знак в системе других знаков (текстов). Процесс считывания информации, заключенной в тексте, представляет собой ее «декодирование».

6. Необходимым условием, при котором предмет, вещь, жест и другое могут стать знаками, является наличие коммуникативного процесса, в котором они несут особую информацию. Следовательно, любая знаковая ситуация должна рассматриваться как коммуникативная.

Семиотический анализ текстов культуры исследователи осуществили в ряде работ, обращенных к русской истории. В частности, в работе «К семиотической типологии русской культуры» Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского предметом анализа стали семиотические антиномии в рус

¹ Лотман М. Ю. Семиотика культуры в тартуско-московской семиотической школе // Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. С. 13.

² Трошин А. А. Знаково-символические интерпретации культуры // Основы культурологии. С. 138—139.

³ Лотман Ю. М. К проблеме типологии культуры // Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. С. 57.

184

ской культуре XVIII века: «своего — западного» (на уровне процесса европеизации, языковой диглоссии), бытовой реальности — мира правил (мира текстов) и другие.

Остановимся на комментарии к анализу последней антиномии, которая стала основанием для типологического моделирования русской культуры XVIII века. Исследователи отмечают, что «бытовой реальности» — неправильной, неупорядоченной — противостоит «регулярная система» — правильная, упорядоченная. Однако по образцу регулярной системы следовало устраивать и реальность бытовую. Этим объясняется жесткая регламентация приватной жизни человека, особенно в Петровскую эпоху (обязательное вменение утреннего кофе, ношения европейского типа одежды, участия в Ассамблеях и другое). Таким образом, «„европеизация" сопровождалась широким вторжением новых знаковых систем, установлением символических отношений... от Табели о рангах до системы орденов, мундиров и бытового ритуала».¹

В Екатерининскую эпоху наблюдается «усложнение» текста власти за счет формирования дуальности в сфере политики: государственная политика репрезентируется сферой «практических мероприятий, не подлежащих теоретическому осмыслению»² и управлению, и «рядом торжественных заявлений, пышно обставленных мероприятий, государственных программ, типа „Наказа", которые не подлежат реализации на эмпирическом уровне, представляя метагосударственные конструкции в чистом виде».³ Павловская политика, отмечают исследователи, вообще игнорировала тексты эмпирической реальности.

Таким образом, Петр «строил» текст эмпирической реальности, Екатерина его «разыгрывала», Павел находился над ним.

Соотношение идеала и его реального воплощения рассматривается исследователями на примере ряда «структурообразующих генераторов»: Петербурга — воплотившего «идею регулярности» и ставшего образцом структурной организации пространства (Петровская эпоха); игры, деко

¹ Лотман Ю. М., Успенский Б. А. К семиотической типологии русской культуры XVIII века // Из истории русской культуры. Т. 4. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 430.

² Там же. С. 434.

³ Там же.

185

раций, маскарадов, «рассчитанных на обман европейских философов» (Екатерининская эпоха); вахтпарадов (Павловская эпоха).

Выявляя противоречивость всех разновидностей государственных систем в русской истории, исследователи отмечают внутреннюю близость первой и третьей систем и приходят к выводу о том, что единственный выход из противоречий общественной жизни в каждой ситуации определялся теми или иными действиями царя. Выявленные семиотические механизмы «работали» в других текстах эпохи: литературе, языке. Сделанные наблюдения позволили им прийти к значимому для характеристики русской культуры выводу: «Глубокая антиномичность русской культуры XVIII века была одним из факторов, обусловивших ускоренный темп ее развития. Внутреннее напряжение между отдельными семиотическими языками культуры, напряжение между культурой России как целым и ее европейским контекстом были предпосылками стремительности темпов развития».¹

Алгоритм семиотического анализа артефактов русской культуры осуществлен Ю. М. Лотманом в серии работ: «Искусство жизни», «Русский дендизм», «Декабрист в повседневной жизни», «Поэтика бытового поведения в русской культуре в культуре XVIII века», «Театр и театральность в строе культуры начала XIX века», «Сцена и живопись как кодирующие устройства культурного поведения человека начала XIX столетия» и другие. Предварительно можно отметить, что процесс семиотизации поведения отличает по-своему каждую культурно-историческую эпоху, формируя определенные стили поведения. Так, Петровская эпоха отличалась несколькими стилями: ритуаль- но-официальным (приемы, балы), ритуально-кощунственным (Всешутейный собор), дворцово-придворным, усадебным.

Алгоритм семиотического анализа мы представим на материале статьи Ю. М. Лотмана «Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века», в которой он рассматривает трансформацию (процесс пересемантизации) бытового поведения за счет привнесения в поведенческие модели не свойственных им до этого времени элементов.

¹ Там же. С. 445.

186

Предпосылкой этого процесса стал тот факт, что традиционный уклад русской жизни в Петровскую эпоху был наделен семантикой «неправильного» и, следовательно, требующего приведения его в «правильный» порядок. Сложившееся противопоставление (дуальность) каждодневного поведения (естественного «нормального»), усвояемого человеком естественным путем в привычной для него среде, и торжественного, ритуального (церковные обряды, официальные обряды, культурные обряды и другие), которым человек научается и строит «тексты» своего поведения в зависимости от ситуации, закономерно вело к пересемантизации оппозиции «свое — чужое». В результате этого процесса «чужое» приобретает значение нормы, необходимой для усвоения и однозначного принятия: европейские «нормы становились оценочными... они повышали социальный статус человека».¹ При этом традиционные нормы отвергались как не соответствующие новому положению России и русского человека, должного играть роль человека европейского.

В этой ситуации правильное поведение (европеизированное) и неправильное (свое) становятся знаками «нового» и «старого» человека. Поэтому детали облика, одежды, приема пищи и другое приобретали знаковость, и в зависимости от «правильного» или «неправильного» (европейского — русского) образовывали разные семиотические пространства. Как следствие происходила и «ритуа- лизация, и семиотизация тех сфер жизни, которые в неинверсированной культуре воспринимаются как „естественные" и незначимые... каждодневное поведение становилось знаками каждодневного поведения».²

Закономерным становился и процесс играизации, в результате которого «бытовая жизнь приобретала черты театра».³ Следующим этапом в семиотическом процессе «европеизации» русского человека — семиотизации бытового поведения — стало «создание стилей в рамках нормы каждодневного быта»,⁴ затем жанров и амплуа, ориентирован

¹ Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре в культуре XVIII века // Лотман Ю. М. Избранные статьи. Т. 1. С. 250.

² Там же.

³ Там же.

⁴ Там же. С. 253.

187

ных на те или иные театральные роли. Формы каждодневной жизни стали ориентироваться на искусство, что было наиболее характерным для двора Екатерины Великой. На примере собственноручного жизнеописания Василия Васильевича Головина Ю. М. Лотман демонстрирует сознательную играизацию им своей жизни, ориентированную на разные стили: ярмарочный балаган, народные ритуалы, христианский обряд.

Анализ вариантов амплуа исследователь проводит на примерах «богатыря» — князя Григория Александровича Потемкина; «острослова, забавника и гаера» — Алексея Даниловича Копьева; «российского Диогена» — Ивана Семеновича Баркова, Ермила Ивановича Кострова; «философа», «героя» — Александра Васильевича Суворова. Каждая из ролей требовала выдержанности, постоянства и импровизации, а ее исполнение — развертывание во времени — формировало особое семиотическое пространство, отгороженное от «профанного пространства». Павел Анкифиевич Демидов — знаковая фигура «столетия безумного и мудрого». Он избрал для себя, помимо официальной роли — попечителя Воспитательного дома, роль барина-самодура (повседневная жизнь), намеренно обставляя пространство этой роли особыми знаками: торжественный выезд на пони, распоряжение слугам носить очки и говорить по-французски, обувать на одну ногу европейский башмак, а на другую — онучи и другое.

Маска разочарованного человека в разных вариантах ее «театрального ношения» была распространена в обществе первой четверти XIX века, и в быту стали являться носители романтического поведения. Однако возможность романтического «жизнетворчества» была ограничена несколькими ролями, явленными в художественных произведениях («злодея», «беглеца» в экзотические пространства, «изгнанника», «анахорета», «затворника» и других), а культурная сфера «ношения» маски-роли — литературными и светскими салонами, домашним кругом. Пример Ореста Адамовича Кипренского убеждает в том, что сами современники не без оснований творили его романтизированную биографию, сгущая в ней в соответствии с ролью «разочарованного» человека элементы странного, исключительного и даже «злодейского».

188

Авантюрность и непредсказуемость натуры Федора Ивановича Толстого-Американца стали основанием для творимого современниками его образа как «романтического героя». Все «выпадения» из нормы, стандарта обыденного маркировались как знаковые и относились к «человеку разочарованному».¹

Ко всем приведенным примерам вполне относится замечание Ю. М. Лотмана о том, что «человек, ориентирующий свое поведение на определенное амплуа, уподоблял свою жизнь некоему импровизированному спектаклю»,² т. е. переводил реалии жизни в иную, знаковую, игровую по своей сущности, ситуацию, ситуацию, сюжетно выстроенную, которую окружающие его люди кодировали как реальное действие, поступок, придавали ему то или иное значение. В качестве заключения он пишет: «Совокупность сюжетов, кодирующих поведение человека в ту или иную эпоху, может быть определена как мифология бытового и общественного поведения».³

Таким образом, семиотический анализ направлен на интерпретацию знака, системы знаков, образующих «культурные тексты», существующие в особом семиотическом пространстве — семиосфере, т. е. на выявление символической (семиотической) природы текстов культуры и культуры как текста, определение культурных кодов, позволяющих интерпретировать те или иные знаки и знаковые системы в культуре.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

1. Определите необходимые и достаточные условия семиотического анализа текстов культуры.

2. Дайте толкование основным категориям и понятиям семиотического метода в исследовании культуры.

¹ См. подробнее: Чебанюк Т. А. Парадигма «человека просвещенного» в русской культуре конца XVII—первой четверти

19. века. Хабаровск: ДВГНБ, 2007. С. 327.

² Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре в культуре XVIII века // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 1. С. 260.

³ Там же. С. 261.

189

3. Кого из отечественных исследователей культуры вы можете отнести к семиотической школе анализа текстов культуры?

4. Почему в семиотической традиции культура рассматривается как текст?

5. Определите условия превращения артефакта в знак, символ. Приведите примеры из истории русской культуры.

6. Какие функции в культуре выполняет знак?

7. Почему в анализе семиотических систем культуры значимую роль играет выделение в них оппозиций, антиномий?

8. Какие семантически значимые (знаковые) антиномии, определяющие специфику русской культуры, выделяют Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский в работе «К семиотической типологии русской культуры XVIII века»?

9. В чем заключается специфика семиотического метода исследования культуры, репрезентированного работами Ю. М. Лотмана?

ЗАДАНИЯ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ

1. Вычлените алгоритм семиотического анализа текста на примере работы Ю. М. Лотмана «Театр и театральность в строе культуры начала XIX века» (Об искусстве. СПб.: Искусство—СПБ, 2000. С. 617—636).

2. Покажите специфику семиотического анализа на примере статьи Б. А. Успенского и В. М. Живова «Царь и Бог: Семиотические аспекты сакрализации монарха в России».

3. Выделите механизмы семиотического анализа текста русской культуры на примере статьи Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского «К семиотической типологии русской культуры XVIII века».

4. Определите специфику семиотического анализа русской повседневной культуры на примере работ Ю. М. Лотмана «Искусство жизни», «Женский мир» (Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII—начало XIX века)); «Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века» (Из истории русской культуры (XVIII—начало XIX века)). Т. 4.

190

Тексты

1. Барт Р. Империя знаков / Пер. с фр. JI. Г. Бражниковой. М.: Праксис, 2004. 142 с.

2. Барт Р. Основы семиологии // Структурализм: «за» и «против»: Сб. ст. / Пер. с англ., нем., чеш., пол., болг.; под ред. Е. Я. Вагина [и др.]. М.: Прогресс, 1975. С. 114—163.

3. Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры: В 2 т. Т. 1. М.: Языки культуры, 1998. 911 с.

4. Мелетинский Е. М. К вопросу о применении структурно-се- миотического метода в фольклористике // Мелетинский Е. М. Избранные статьи. Воспоминания. М.: РГГУ, 1998. С. 33—51.

5. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII—начало XIX века). СПб.: Искусство—СПБ, 1994. 399 с.

6. Лотман Ю. М. Механизм смуты (К типологии русской истории культуры) // Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. СПб.: Искусство—СПБ, 2002. С. 33—46.

7. Лотман Ю. М. О семиотическом механизме культуры (совместно с Б. А. Успенским) // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн: Александра, 1993. Т. 3. С. 326—344.

8. Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб.: Искусство—СПБ, 2000. 704 с.

9. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. К семиотической типологии русской культуры XVIII века // Лотман Ю. М, Успенский Б. А. Из истории русской культуры / Под ред. А. Д. Кошелева. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. Т. 4. С. 425—448.

10. Пирс Ч. С. Избранные философские произведения / Пер. с англ. К. Голубович. М.: Логос, 2000. 412 с.

11. Семиотика: Антология / Пер. с англ. В. П. Мура [и др.], пер. с фр. Н. В. Уфимцева [и др.], пер. с исп. А. Б. Матвеева; сост. Ю. С. Степанов. 2-е изд., перераб. и дои. М.: Академический Проект, 2001. 702 с.

12. Успенский Б. А. Дуалистический характер русской средневековой культуры (на материале «Хождения за три моря Афанасия Никитина») // Успенский Б. А. Избранные труды: В 3 т. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 381—432.

13. Успенский Б. А. Семиотика искусства. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. 357 с.

14. Успенский Б. А., Живов В. М. Царь и самозванец: Самозван- чество в России как культурно-исторический феномен // Успенский Б. А. Избранные труды: В 3 т. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 142—183.

15. Успенский Б. А., Живов В. М. Царь и Бог: Семиотические аспекты сакрализации монарха в России // Успенский Б. А. Избранные труды: В 3 т. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 205—337.

191

Основная литература

1. Волкова Е. В. Пространство символа и символ пространства в работах Ю. М. Лотмана // Вопросы философии. 2002. № 11. С. 124—134.

2. Губанов Н. О специфике знака // Философские науки. 1981. № 4. С. 56—64.

3. Иконникова С. Н. История культурологических теорий. 2-е изд., перераб. и доп. СПб.: Питер, 2005. 474 с.

4. Крейдлин Е. Невербальная семиотика: Язык тела и естественный язык. М.: Новое литературное обозрение, 2004. 584 с.

5. Левин Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 882 с.

6. Неретина С. С., Огурцов А. П. Время культуры. СПб.: Изд-во РХГИ, 2000. 343 с.

7. Никитина Е. С. Семиотика: Курс лекций: Учебное пособие. М.: Академический Проект, 2006. 528 с.

8. Паперно И. Семиотика поведения: Николай Чернышевский — человек эпохи реализма. М.: Новое литературное обозрение, 1998. 207 с.

9. Попов В. А. Символы власти и власть символов // Символы и атрибуты власти: Генезис. Семантика. Функции. СПб.: МАЭ, 1996. 316 с.

10. Розин В. М. Семиотические исследования. М., СПб.: Университетская книга, 2001. 256 с.

11. Трошин А. А. Знаково-символические, семиотические интерпретации культуры // Основы культурологии: Учебное пособие / Под ред. И. М. Быховской. М.: Эдиториал УРСС, 2005. С. 134— 163.

12. Фадеева И. Е. Символ в системе культуры: Теория и феноменология. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2003. 148 с.

13. Чередниченко И. Структурно-семиотический метод тартуской школы. СПб.: Питер, 2001. 386 с.