16. Эволюция идей политической социологии в ссср.

(Учебник Тощенко + лекция никбар)

Сегодня трудно предположить, как сложилась бы судьба социоло­гии в России, если бы не революция 1917 г. Она породила новую соци­альную и политическую реальность, новые социальные и политические практики, в которых уже не было место социологии как науке. Новые правящие элиты, в принципе, не нуждались ни в достоверном описании общества, ни в достоверном описании политики, и тем более сложив­шихся властных отношений. Вместо научного изучения конкретного общества и его общественных отношений, социального поведения лю­дей, политической деятельности, их интересовали вопросы идеологи­ческой и политической борьбы классов, проблемы мировой революции и мирового революционного процесса. На длительный исторический период развитие социологии в России было прервано.

В первые годы советской власти социологи П.Сорокин, Н.Кареев, В.Хвостов издали ряд монографий и учебных пособий. Однако осенью 1922 г. многие ведущие профессора-обществоведы были высланы из страны. В конце 1922 г. закрылись кафедры общей социологии во всех центральных университетах, журналы «Мысль» и «Экономист», а к концу 1924 г. прекратили существование все оппозиционные журналы. В конце 1920-х гг. завершилась деятельность Философского общества, Большой академии духовной культуры, Социологического общества и других независимых объединений обществоведов.

В принципиально иной ситуации оказалась марксистская социология. Первыми учреждениями по подготовке лояльных кадров обществоведов и проведению социальных исследований стали Институт красной профессуры в Москве (1921), Научно-исследовательский институт в Петрограде (1922), Социалистическая академия общественных наук, преобразованная в 1924г. в Коммунистическую академию. В 1922—1924 гг. создаются коммунистические университеты в Харькове, Омске, Казани, Смоленске, Ростове-на-Дону и в других городах. С 1922 г. начал регулярно выходить «Вестник коммунистической академии», в 1925 г. при Комакадемии было создано общество статистиков-марксистов (С.Г. Струмилин, М.Н. Фалькнер-Смит и др.). С середины 20-х годов кафедры марксизма-ленинизма появились во всех вузах страны. В марксистской и немарксистской литературе 20-х годов широкое распространение получили позитивистские и натуралистические трактовки общественных явлений. Их теоретической базой стали различные направления «поведенческой психологии»: «коллективная рефлексология» В.М. Бехтерева, «биолого-исторический материализм» Н.А. Гредескула, «психологический бихевиоризм» А.М. Боровского, К.Н. Корнилова и др. В 20-е годы были сформулированы многие идеи, определившие на долгие годы содержание внутримарксистских теоретических споров. Прошедшие дискуссии по основным понятиям исторического материализма выявили различные точки зрения. Особенно характерна в этом плане длившаяся в течение двух лет (1927—1929) на страницах журнала «Вестник Коммунистической академии» дискуссия о структуре и движущих силах развития производительных сил общества. В качестве движущих сил общественного развития рассматривались рост и усложнение человеческих потребностей. Среди молодых ученых была популярной идея комбинации многих факторов как условий социального прогресса. После длительных дискуссий и взаимных политических обвинений в середине 30-х годов общепринятой стала схема объяснения социального прогресса на основе закона соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил.

Октябрьская революция обострила проблемы социальной структуры общества. Эволюция классовых отношений находилась в центре внимания социологов различных направлений. П.А. Сорокин критиковал марксистов за сведение всей проблематики социальной структуры к классовому делению общества, указывал на принципиальную невозможность создания бесклассового общества в силу непреодолимых качественных различий между людьми. В центре дискуссий 20-х годов оказалось определение классов, данное Н.И. Бухариным в работе «Теория исторического материализма»: «Под общественным классом разумеется совокупность людей, играющих сходную роль в производстве, стоящих в процессе производства в одинаковых отношениях к другим людям, причем эти отношения выражаются также и в вещах (средствах труда)».

Под влиянием бухаринского подхода находились многие известные марксисты 20-х годов. В основе концепции классов А.А. Богданова и Н.И. Бухарина лежали представления об исключительной важности технико-организационных отношений в формировании социально-классовой структуры общества, делении общественного труда на управленческий и исполнительский. Такое деление возникает везде, где создаются хотя бы зачатки социальной организации. Поэтому классы — естественный и необходимый элемент общества. Интеллигенция с этой точки зрения — класс «технических организаторов». В развитых обществах важное значение для социальной стратификации приобретает субъективный фактор (А.А. Богданов), т.е. классовая самоидентификация.

«Крепким орешком» для марксистских социологов была проблема интеллигенции, которая в 20—30-е годы рассматривалась главным образом в идеологическом плане. Из научных работ следует отметить статью С.Л. Вольфсона «Интеллигенция как социально-экономическая категория» (1925). По мнению автора, профессиональная занятость умственным трудом выделяет интеллигенцию как особый социальный слой общества, «классовый коэффициент» интеллигенции придает характер труда, т.е. труд в форме ремесленной, предпринимательской деятельности или в форме наемного труда. К середине 30-х годов окончательно сложилась широко известная по марксистским учебникам концепция социальной структуры социалистического общества, включавшей два неантагонистических класса — рабочий класс и колхозное крестьянство и межклассовую прослойку — трудовую интеллигенцию. Предполагалось, что постепенное сближение двух форм собственности (общенародной и колхозно-кооперативной) приведет к социально однородному обществу. Эта социальная утопия выполняла в основном идеологические функции. Упадок социологии в 30-е. Причины:насильственная коллективизация, кровавое раскулачивание, массовые репрессии.

Только в 1960-е гг.(хрущевская оттепель) в условиях возрождения социологии в нашей стране стал постепенно складываться имидж политической социо­логии, хотя по ряду объективных и субъективных причин становление этой отрасли социологического знания прохо­дило очень трудно.

Анализируя практику, следует отметить, что социо­логические исследования в сфере политики развивались по нескольким направлениям.

Одним из направлений стало иссле­дование состояния и некоторых тенденций развития соци­ально-политической активности. В трудах Ю.Е. Волкова, В.Г. Мордковича, Е.А. Якубы, В.X. Беленького, А.С. Капто шло определение эмпирических показателей, по которым можно было судить о степени приобщенности людей к управлению общественными процессами, несмотря на всю условность такого понятия, отражавшую советскую специфику.  

Так, Ю.Е. Волков характеризовал социально-политическую активность как:

а) участие в формировании представительных органов государственной власти, всех общественно-политических организаций и одновременно в коллективной выработке программ деятельности этих органов;

б) контроль над деятельностью государственных и общественных органов;

в) участие массовых общественно-политических организаций в регулярной практической работе по выполнению намеченных мероприятий.

Конечно, подходы к трактовке политического поведения в западной социологии серьезно отличались от интерпрета­ции в советской социологии. Если в западной социологии участие в политической жизни измерялось степенью при­общенности к таким акциям, как забастовки, демонстра­ции, участие в выборных кампаниях, отношение к рели­гии и членство в общественных и политических клубах, то общим в подходе (у советских и западных социологов) было, пожалуй, только одно: принадлежность к полити­ческим партиям и частично потребление политической информации, что в нашей стране понималось своеобразно — не только как чтение средств массовой информации, но и как обучение в системе политического и экономиче­ского образования, причастность к агитационной и пропа­гандистской работе КПСС.

Второе направление было связано с осуществлением поли­тики государства и КПСС по широкому кругу руководимых ими процессов. В результате появились работы, имеющие самостоятельное значение, в которых анализировалась ситуация на предприятиях, общественные ориентации людей, в том числе и молодежи, состояние сельской жизни и т.д. (работы Н.А. Аитова, Л.Н. Когана, Г.В. Осипова, М.Н. Руткевича, 3.И. Файнбурга, С.Ф. Фролова, А.Г. Харчева, В.А. Ядова и др.).

Третье направление представляли исследования, анали­зировавшие собственно партийную работу КПСС, механизм ее реализации, организационные и идеологические основы и пропагандистскую работу (В.Г. Байкова, Н.Н. Бокарев, В.П. Васильев, Д.М. Гилязитдинов, Г.Г. Силласте, Р.Г. Яновский). Основной недостаток этих исследований состоял в том, что не ставилась под сомнение деятельность партийных организаций КПСС. В этой ситуации лишь делались попытки найти резервы для улучшения их дея­тельности, не подвергая сомнению ее правомочность.

Однако, несмотря на все издержки этого типа иссле­дований, в публикациях по рассматриваемым проблемам отражались стремления, предпочтения и потребности насе­ления (или молодежи), их стиль и образ жизни. При всей в целом апологетической интерпретации полученных результатов во многих исследованиях содержалась нели­цеприятная и необычная для того времени критика дея­тельности многих политических институтов (в том числе и КПСС, но только ее низовых органов), показывались ограниченность и слабость их деятельности, неадекват­ность их действий проблемам реальной жизни, на самом деле заботившим население. Ограниченность и заданность многих исследований, как ни прискорбно отмечать, в целом соответствовала известному анекдоту, что в своей работе социологи «колебались совместно с линией партии».

К концу 1970-х - началу 1980-х гг. начала созревать мысль, что необходимо не просто исследовать отдель­ные проблемы политической жизни, а охватить их неким обобщающим понятием, объединяющим разнообразные вопросы политики и подчиняющим многообразие и многоаспектность исследуемых явлений единой идее. К этому времени в исследованиях В.Г. Афанасьева, Г.А. Белова, Ф.М. Бурлацкого, Д.А. Керимова, Ю.А. Тихомирова и других был дан анализ различных аспектов власти, пред­принята попытка осмыслить сущность властных отноше­ний, высказаны предположения и сделаны выводы о специ­фике их проявления под влиянием происходящих в мире и стране изменений.

Именно в эти годы обсуждались и исследовались про­блемы политической культуры как всего общества, так и отдельных социальных групп. В исследованиях А.И. Мар­шака, Ю.П. Ожегова, Э.Н. Ожиганова, Ф.И. Шереги, А.И. Шендрика активно разрабатывались проблемы вза­имодействия культуры и политики. Предметом изучения стало применение социокультурного подхода к рассмотре­нию политики, на что было затрачено достаточно усилий, что позволяло даже в это время говорить о буме интереса к политической культуре. Важным моментом этих иссле­дований стал анализ политического сознания как исходной точки отсчета в определении сущности политической дея­тельности.

Вместе с тем многие вопросы политической жизни оста­вались научной целиной, не затрагивались вообще. Невозможность социологического анализа механизма политической жизни вкупе с другими причинами не только обедняла представление о природе и структуре власти, но и отрицательно сказывалась на практике: политическая система была многоярусной и малоуправляемой, политики и население все больше говорили на разных языках, ибо их заботили разные проблемы. Политика осуществлялась монополизированным, ограниченным кругом лиц, прини­мающих решения.

Исследования таких новых сфер, как политическое сознание, политическое поведение, политическая культура, нередко были апологетичными, не выходили за пределы иллюстрации «политического единства советского народа», «господства социалистической идеологии», «возрастающей роли партии» и других подобных установок.

С середины 1980-х гг., с тех пор как страна вступила па путь перемен, вызванных объективной логикой обще­ственного развития, политическая социология стала стре­мительно расширять поле своих изысканий в попытке ответить на неотложные проблемы современности. И одной из таких сфер стали реальные и зримые политические про­тиворечия. Именно поворот к злободневным реалиям спо­собствовал изменению вектора исследований социологов и сфере политики.

В этот период на принципиально новом уровне возро­дились исследования общественного мнения, которые все больше и больше поворачивались в сторону оценки дея­тельности властных структур, государственных органов, роли и назначения общественных организаций. Наглядным показателем этого стало создание в 1989 г. Всесоюзного центра по изучению общественного мнения. Были созданы социологические подразделения в партийных учебных наведениях — в Академии общественных наук при ЦК КПСС и высших партийных школах, а также при многих крайкомах (обкомах) КПСС. Затем последовала организа­ция аналогичных центров (групп, лабораторий) при мно­гих министерствах и ведомствах, в различных регионах, при многих властных структурах. В них наряду с науч­ными поисками активно развивались и прикладные иссле­дования, ибо центры по изучению общественного мнения стремились ответить на вопросы:

Ø  какой политический курс получает поддержку большинства населения;

Ø  какие опера­тивные корректировки требуются в политике для обеспе­чения социальной стабильности в обществе;

Ø  что следует предпринять с целью завоевания доверия людей.

Услу­гами этих центров стали пользоваться многие специальные учреждения и общественные организации. При их помощи составлялись прогнозы. На основе полученных результатов определялись вероятностные пути развертывания тех или иных политических процессов.

Огромный пласт новых исследовательских проблем по­явился в связи с исследованием электорального поведения избирателей. Сначала при подготовке и проведении выбо­ров в Верховный Совет СССР в 1989 г., затем в Верховный Совет РСФСР и в местные органы власти — активно изуча­лись ход предвыборных баталий, предпочтения избирателей, отношение к конкретным кандидатам. Хотя социологическую информацию в предвыборной борьбе использовали тогда немногие кандидаты в депутаты, но те, кто на нее опирался с учетом знания поведения массового избирателя, имели воз­можность убедиться в силе и значении этого знания.

Новые аспекты выявились и стали актуальными при изу­чении политических аспектов национальных отношений. Уже не только экономика, религия, культура, обычаи и тра­диции, но и сами собственно этнополитические проблемы становились объектами исследования. Появление нацио­нальных политических элит (клик), новых национальных политически окрашенных общественных движений потре­бовало еще одного поворота в действиях социологов, зани­мающихся этим вопросом.

Реальная жизнь все чаще врывалась в исследователь­скую практику социологов и нередко с такими пробле­мами, которые было трудно представить в 1960-1980-е гг. Речь идет о таких реалиях, как забастовки, трудовые конфликты и другие формы противостояния работников производства властным (экономическим, а затем и политическим) струк­турам.

Не меньший интерес социологов вызывал процесс ста­новления гласности — от первых его этапов, когда обсуж­дался вопрос о возможности плюрализма мнений, до фор­мирования его организационных основ — возникновения новых общественных и политических организаций. Были проанализированы неформальные молодежные объедине­ния и впервые дан анализ генезиса молодежных инициа­тив начиная с конца 1950-х — начала 1960-х гг. Ими был показан процесс роста и степени социальности устремле­ний юношей и девушек — от песенного творчества и при­страстия к музыке до экологического движения и истори­ческого самосознания.

С 1989 г. в практику социологических опросов вошло измерение рейтинга популярности политических и обще­ственных деятелей, всех без исключения политических институтов страны.

Все это, накопленное в теории и практике, обусловило необходимость более четко определиться с совокупностью новых или по-новому рассматриваемых проблем в рамках одного из направлений науки, осмыслить сложившуюся ситуацию и ответить на объективные потребности обще­ственного развития. В новых условиях отечественная социология начала говорить языком, адекватным языку и терминологии мировой социологии, отказавшись от наду­манных проблем и непродуманных экспериментов.

Таким образом, к началу 1990-х гг. политическая социо­логия приобрела четко очерченный профиль, который сде­лал ее достаточно самостоятельным направлением в соци­ологической науке. Появление политической социологии стало возможным потому, что главным объектом социоло­гии стало изучение гражданского общества и соответственно для политической социологии — его (общества) полити­ческие проблемы. Именно это подвело социологов к необ­ходимости в качестве предмета политической социологии рассматривать состояние, тенденции и направления функ­ционирования политического сознания и политического пове­дения в условиях конкретно сложившихся обстоятельств.