Глава третья

Один из самых приятных моментов путешествия – возвращение домой. Розалинда, Карло, Москитик и вся ее семья стали мне теперь еще дороже.

На Рождество мы поехали к Москитику в Чешир. Потом вернулись в Лондон – у Розалинды должна была гостить подруга, Пэм Дрюс, с родителями которой мы познакомились на Канарских островах. Мы собирались посмотреть детское рождественское представление, а затем вместе отправиться до конца каникул в Девоншир.

Встретив Пэм, мы чудесно провели вечер, но перед рассветом меня разбудил голос девочки:

– Миссис Кристи, вы не позволите мне лечь с вами? Мне снится что‑то странное.

– Ну конечно, Пэм, – ответила я и включила свет. Она нырнула в кровать, улеглась и вздохнула. Я была немного удивлена, потому что Пэм не производила впечатления нервного ребенка. Тем не менее я видела, как она сразу успокоилась, и мы проспали вместе до утра.

Когда утром мне принесли чай и раздвинули шторы, я взглянула на Пэм и опешила. Никогда не видела, чтобы лицо так густо было покрыто пятнами. Она заметила мое удивление и сказала:

– Вы на меня так странно смотрите.

– Да, – ответила я, – да.

– Я тоже удивляюсь, – призналась Пэм. – Как я оказалась в вашей постели?

– Ты пришла ко мне ночью и сказала, что тебе приснился дурной сон.

– Да? Я этого совсем не помню. А я не могла понять, как здесь очутилась. – Помолчав, она добавила: – Что‑нибудь случилось?

– Да, боюсь, что случилось. Видишь ли, Пэм, думаю, это коревая сыпь, – я поднесла к ее лицу зеркало.

– О, как странно я выгляжу!

Я не стала спорить.

– И что же теперь будет? – спросила Пэм. – Я не смогу пойти вечером в театр?

– Боюсь, что нет, – ответила я. – Думаю, прежде всего мы должны сообщить твоей маме.

Я позвонила Бид Дрюс, она тут же примчалась, отменив свой предполагавшийся отъезд, и забрала Пэм. Я же посадила Розалинду в машину, и мы отправились в Девоншир пережидать десятидневный инкубационный период. Поездка осложнялась тем, что за неделю до того мне сделали прививку, нога все еще болела от укола и жать на педали было неудобно.

По истечении десяти дней случилась первая неприятность: у меня разыгралась дикая головная боль и стала повышаться температура.

– Может, корь будет у тебя, а не у меня? – предположила Розалинда.

– Чепуха, – ответила я. – Я очень тяжело переболела корью, когда мне было пятнадцать лет.

Но сомнение в душу закралось. Бывает, что корь повторяется, иначе почему бы я так отвратительно себя чувствовала?

Я позвонила сестре, и Москитик, готовая в любой момент лететь на помощь, попросила, чтобы в случае необходимости я дала ей телеграмму – она немедленно примчится и будет ухаживать за мной, или за Розалиндой, или за обеими и вообще делать все, что нужно. На следующий день состояние мое ухудшилось, а Розалинда стала жаловаться на простудные явления – у нее слезились глаза и текло из носа.

Приехала Москитик, готовая, как всегда, бороться с любыми невзгодами. Естественно, был вызван доктор Карвер. Он сделал заключение, что у Розалинды корь.

– А что с вами? – спросил он. – Вы неважно выглядите.

Я сказала, что ужасно чувствую себя и, кажется, у меня температура. Он задал еще несколько вопросов.

– Значит, вам сделали прививку? И после этого вы вели машину? А укол вам сделали в ногу? Почему не в руку?

– Потому что след от прививки виден, когда надеваешь вечернее платье.

– Ну, вообще‑то ничего плохого в том, что укол сделан в ногу, нет. Но сидеть после этого более двухсот миль за рулем неразумно. Давайте посмотрим ногу.

Посмотрел.

– У вас нога страшно распухла, – сказал он. – Разве вы не заметили?

– Я заметила, но думала, это просто воспаление от прививки.

– Воспаление? Это гораздо хуже. Ну‑ка померяем температуру.

Померяв, воскликнул:

– Боже праведный, вы знаете, какая у вас температура?

– Вчера было 38,3°, но я надеялась, что она спадет. Вообще‑то я действительно как‑то странно себя чувствую.

– Странно! Еще бы вы не чувствовали себя странно! У вас больше тридцати девяти! Лежите спокойно, я должен кое‑что уладить.

Вернувшись, он сообщил, что меня немедленно отвезут в частную лечебницу, он сейчас пришлет карету «скорой помощи». Я заявила, что никакой «скорой помощи» не требуется. Почему я не могу ехать просто на машине или в такси?

– Вы поедете так, как я сказал, – ответил доктор Карвер, не очень, впрочем, уверенно. – Но сначала я переговорю с миссис Уоттс.

Вошла Москитик и сказала:

– Я останусь с Розалиндой, пока она не поправится. Доктор Карвер считает, видимо, что твое положение гораздо серьезней. Что произошло? Тебе внесли инфекцию, когда делали прививку?

Москитик укладывала мои вещи, а я лежала в постели и пыталась собраться с мыслями. У меня было отвратительное ощущение, будто я лежу на прилавке рыботорговца, а вокруг меня сплошь – куски дрожащего рыбного филе на льду. В то же время я словно бы заключена в деревянную колоду, которая горит и дымится – положение не из приятных. Время от времени с огромным трудом мне удавалось очнуться от этого омерзительного кошмара, твердя себе: «Я всего‑навсего Агата, лежу на собственной постели – здесь нет никакой рыбы, никакой рыбной лавки, и я не горящее бревно». Но потом опять соскальзывала на блестящий пергамент и опять видела вокруг себя рыбные головы. Одна была особенно противной. Это была голова, кажется, большого палтуса с выпученными глазами, зияющим ртом, и смотрела она на меня весьма недружелюбно.

Отворилась дверь, и в комнату вошла женщина в форме медсестры – она сопровождала карету «скорой помощи», за ней санитар внес кресло‑носилки. Я запротестовала – не желаю, чтобы меня несли на носилках, я прекрасно могу сама спуститься по лестнице и сесть в машину. Медсестра отмела все мои возражения:

– Так распорядился доктор. Ну, дорогая, садитесь, и мы пристегнем вас ремешками.

Мне никогда не было так страшно, как тогда, когда меня несли вниз по крутой лестнице. Вес у меня был приличный – более шестидесяти восьми килограммов, – а санитар оказался чрезвычайно хлипким молодым человеком. Подхватив с двух сторон, они с медсестрой усадили меня в кресло и начали спускать в холл. Кресло трещало и грозило разлететься вдребезги, а санитар все время поскальзывался и хватался за перила. На середине лестничного марша кресло действительно стало разламываться.

– Боже, боже, сестра, – запыхтел санитар, – оно сейчас развалится на куски!

– Отпустите меня! – завопила я. – Дайте мне самой сойти!

Им пришлось сдаться и отстегнуть ремни. Я ухватилась за перила и героически зашагала вниз, чувствуя себя гораздо безопаснее и спокойнее и сдерживаясь, чтобы не сказать, какими полными идиотами я их считаю.

Карета «скорой помощи» двинулась в путь, и вскоре мы прибыли в больницу. Миниатюрная рыжая сестричка‑практикантка уложила меня в постель. Простыни были прохладными, но недостаточно. Галлюцинации с рыбами на льду повторились, появился еще какой‑то мерцающий котел.

– О! – воскликнула сестричка, с интересом разглядывая мою распухшую ногу. – Последний раз, когда у нас здесь была такая нога, на третий день ее пришлось отнять.

К счастью, я была уже в полубредовом состоянии, и ее слова вряд ли дошли до меня: в тот момент мне уже было все равно, даже если бы мне собирались отрезать обе ноги и голову в придачу. Но пока сестричка поправляла постель и заботливо укрывала меня одеялом, в голове моей все же мелькнула мысль, что, вероятно, девушка ошиблась в выборе призвания – не всякий пациент сумеет по достоинству оценить ее своеобразный медицинский такт.

Мне повезло – ногу на третьи сутки не отняли. Четыре‑пять дней держалась высокая температура, и я бредила – оказалось, у меня было тяжелое заражение крови, но потом дело пошло на поправку. Однако я‑то была уверена, и до сих пор не сомневаюсь, что мне попалась ампула с двойной дозой вакцины. Врачи считали причинами заражения то, что мне с детства не делали прививок, и то, что я перенапрягла ногу, ведя машину из Лондона в Девоншир.

Через неделю я более‑менее пришла в себя и сразу же позвонила домой узнать, как Розалинда. Ее обсыпало, как Пэм, – образцовая коревая сыпь. Розалинде очень нравилось, что за ней ухаживает ее любимая тетя Москитик, почти каждую ночь она чистым детским голоском просила:

– Тетя Москитик! Не протрешь меня губкой, как вчера? Это так приятно! Так приятно!

В положенный срок я вернулась домой с толстой повязкой на левом бедре, и период нашего общего выздоровления прошел очень весело. Первые две недели после каникул мы все еще держали Розалинду дома, пока силы и хорошее самочувствие не восстановились полностью. Мне понадобилась для выздоровления еще неделя, после чего я тоже уехала – в Италию. Пребывание в Риме, впрочем, пришлось сократить, так как я хотела поспеть на теплоход, следующий в Бейрут.