Раздел VIII. Мера пресечения, или Победа целесообразности над законом в “деле Йукоса”

Глава 1. Суд как обвинительный орган

В “деле Йукоса” большинство адвокатов своими фактическим действиями придавало вид состязательности судебным процессам в те моменты, когда к обвиняемым в качестве меры пресечения применялось заключение под стражу. Это помогало обвинительному органу подменять законность целесообразностью. Процессуальный закон, не будучи учебником логики, чтобы в максимально возможной степени снизить произвол обвинительного органа и суда, ставил и ставит судебное расследование в целесообразные рамки для доказывания, для поиска истины. В былые времена сам обвинительный орган избирал и применял к обвиняемому меру пресечения, которую этот орган считал необходимой для достижения цели расследования. Самая жёсткая мера пресечения – заключение под стражу (арест). При избрании меры пресечения следователь руководствовался целесообразностью, то есть стремлением достичь стоящую перед расследованием цель, выбором между пользой, бесполезностью и вредностью от последствий принятого решения. Процессуальный закон, отдавая вопрос о выборе и применении меры пресечения на усмотрение обвинительного органа, всё же вводил препятствия для неограниченного пользования правом на заключение под стражу. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, утвержденный Законом РСФСР от 27 октября 1960 года “Об утверждении Уголовно-процессуального кодекса РСФСР” (Ведомости Верховного Совета РСФСР, 1960, № 40, ст. 592), с внесёнными в него изменениями и дополнениями на 18 декабря 2001 года регулировал вопрос о целесообразности применения заключения под стражу на стадии предварительного расследования (статьи 89–92, 96 и 97) так. Следователь выносил постановление о заключении под стражу обвиняемого и обращался к прокурору за санкцией на арест. Прокурор, как ответственный за борьбу с преступностью и достижение цели расследования, удостоверялся в целесообразности выбора заключения под стражу и давал следователю разрешение на арест. Срок заключения под стражу по первому постановлению не более двух месяцев. При невозможности закончить расследование следователь обращался к районному прокурору за разрешением продлить срок заключения обвиняемого под стражей ещё на один месяц, то есть всего до трёх месяцев. Прокурор, проверив повторно в целях расследования целесообразность содержания обвиняемого под стражей, давал разрешение на продление срока ареста. Срок до шести месяцев со дня заключения под стражей продлевался только прокурором субъекта Российской Федерации. Который, будучи ответственным за борьбу с преступностью, за скорое и правильное расследование уголовных дел на территории субъекта Российской Федерации, проверял доводы следователя о целесообразности дальнейшего содержания обвиняемого под стражей и, найдя эти доводы соответствующими целям борьбы с преступностью и расследованию этого уголовного дела (поскольку прокурор разбирался в проблемах следствия и понимал сложности и перспективы расследования этого дела), давал разрешение на продление содержания под стражей на испрашиваемый следователем или меньший срок. Дать разрешение содержать обвиняемого под стражей до одного года мог только Генеральный прокурор России или его заместитель, которые оценивали ходатайство следователя с точки зрения задач российской прокуратуры, заодно проверив способность следователя и его начальников-прокуроров в иерархии обвинительного органа к следственной работе. Таким образом, разрешить содержать под стражей обвиняемого до двенадцати месяцев в необъятной России могли только два человека: Генеральный прокурор и его заместитель. Исключительно Генеральный прокурор России, то есть всего один человек на всю Россию, имел право на решение о необходимости содержания под стражей обвиняемого до полутора лет. Один. Была примитивная законодательная попытка посредством редактирования Уголовно-процессуального кодекса РСФСР прикрыть целесообразность в решении об аресте через право на обжалование в суд его законности и обоснованности, но принцип целесообразности туманностью законности не был поколеблен. Вопрос целесообразности не выходил за пределы обвинительного органа, который объединен единством цели, единством подхода к достижению цели, единством профессионального понимания возникшей проблемы, единством ощущения пользы и вреда для самого обвинительного органа. Вся иерархия обвинительного органа от районного следователя до Генерального прокурора при выборе и продлении срока ареста не устранялась от цели публичного назначения обвинительного органа. Эта цель была первична, она не терпела безразличия к любому поставленному перед элементом иерархии вопросу. Поэтому последствия безразличия к положению обвиняемого могли навредить иерархическому элементу обвинительного органа. Для обвинительного органа деяния обвиняемого (преступление) есть абсурд, который обвинительный орган преодолевает логикой расследования. В неё, эту логику, аргументами, доводами, суждениями, умозаключениями и выводами входят меры процессуального пресечения и принуждения, включая арест обвиняемого. Всякое усмотрение – это целесообразность, когда недостаток способности суждения не позволяет с помощью логических формул сделать один правильный вывод, а боязнь ошибиться делает человека заложником случайного выбора между пользой и вредом. А разве назначение меры наказания, выбор срока лишения свободы судьёй по велению так называемого внутреннего убеждения не есть усмотрение, которое есть целесообразность в его наихудшем проявлении, поскольку сам суд, вынеся приговор, устраняется от цели этого приговора? И цель этой меры наказания исчезает у принявшего исполнять этот приговор над осуждённым. В животном мире никто ничего предварительно не расследует, потом не судит, не выносит приговор и не исполняет его. Потому что у них нет абсурда, который надо преодолевать логикой судебного процесса. А если процесс сам превратился в абсурд, то абсурды приумножаются. У животных всегда на всё правильная реакция, за причиной следует правильное следствие, здесь и теперь. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, введённый в действие с 1 июля 2002 года, единство логики предварительного расследования для преодоления преступления как абсурда разрушил, исключив решение вопроса о применении к обвиняемому заключения под стражу в качестве меры пресечения из компетенции обвинительного органа и передав эту функцию суду. Теперь только суд в ходе досудебного производства правомочен принимать решения об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и о продлении срока содержания под стражей (статья 29 указанного Кодекса – УПК России). Заключение под стражу происходит следующим образом (статьи 101, 108 и 109 УПК России). Следователь, заручившись согласием соответствующего должностного лица в иерархии обвинительного (следственного) органа, возбуждает перед судом ходатайство об избрании в отношении обвиняемого в качестве меры пресечения заключение под стражу. В постановлении о возбуждении ходатайства излагаются мотивы и основания, в силу которых возникла необходимость в заключении обвиняемого под стражу и невозможно избрание иной меры пресечения. К постановлению прилагаются материалы, подтверждающие обоснованность ходатайства. Постановление о возбуждении ходатайства об избрании в качестве меры пресечения заключение под стражу подлежит рассмотрению единолично судьёй районного суда. Первый срок содержания под стражей по постановлению судьи не может превышать два месяца. Потом срок содержания под стражей может быть продлён до шести месяцев со дня ареста также судьёй районного суда. До двенадцати месяцев – опять судья районного суда по ходатайству следователя, внесённому с согласия соответствующего должностного лица из иерархии обвинительного (следственного) органа, продлевает срок содержания под стражей. Срок содержания под стражей до восемнадцати месяцев продлевается уже не судьёй районного суда, а судьёй областного или приравненного к нему суда по ходатайству следователя, внесённому также с компетентного согласия должностного лица из иерархии обвинительного (следственного) органа. Словесно в УПК РСФСР и УПК России излагаются одни и те же причины и условия для помещения обвиняемого под стражу. Но процессуальный контекст их значения противоположный.

Справка. Из Уголовно-процессуального кодекса РСФСР: Статья 89. Применение мер пресечения (Часть первая) При наличии достаточных оснований полагать, что обвиняемый скроется от дознания, предварительного следствия или суда, или воспрепятствует установлению истины по уголовному делу, или будет заниматься преступной деятельностью, а также для обеспечения исполнения приговора, лицо, производящее дознание, следователь, прокурор и суд вправе применить в отношении обвиняемого одну из следующих мер пресечения: подписку о невыезде, личное поручительство или поручительство общественных объединений, заключение под стражу. Статья 91. Обстоятельства, учитываемые при избрании меры пресечения При разрешении вопроса о необходимости применить меру пресечения, а также об избрании той или иной из них, лицо, производящее дознание, следователь, прокурор, суд учитывают, помимо обстоятельств, указанных в статье 89 настоящего Кодекса, также тяжесть предъявленного обвинения, личность подозреваемого или обвиняемого, род его занятий, возраст, состояние здоровья, семейное положение и другие обстоятельства.

Из Уголовно-процессуального кодекса России: Статья 97. Основания для избрания меры пресечения 1. Дознаватель, следователь, прокурор, а также суд в пределах предоставленных им полномочий вправе избрать обвиняемому, подозреваемому одну из мер пресечения, предусмотренных настоящим Кодексом, при наличии достаточных оснований полагать, что обвиняемый, подозреваемый:   1) скроется от дознания, предварительного следствия или суда;   2) может продолжать заниматься преступной деятельностью;   3) может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иным путём воспрепятствовать производству по уголовному делу. 2. Мера пресечения может избираться также для обеспечения исполнения приговора. Статья 99. Обстоятельства, учитываемые при избрании меры пресечения При решении вопроса о необходимости избрания меры пресечения в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления и определения её вида при наличии оснований, предусмотренных статьёй 97 настоящего Кодекса, должны учитываться также тяжесть преступления, сведения о личности подозреваемого или обвиняемого, его возраст, состояние здоровья, семейное положение, род занятий и другие обстоятельства.

В УПК РСФСР перечисленные причины и условия необходимы были исключительно обвинительному органу для личной убежденности в целесообразности (пользе) принятия решения о заключении обвиняемого под стражу. В принятие решения по целесообразности может входить и интуиция. Такие решения обвинительного органа на основе целесообразности не нарушали принципа законности. УПК России вопрос о заключении под стражу передан суду. В суде участвуют прокурор и адвокат. Теперь обоснование передано на спор, на суждения сторон в суде.

Примечание. Зачем суд, если не для спора? Логико-процессуальный абсурд есть получение разрешения у суда на прослушивание телефонных разговоров, проведение обыска в жилище и ещё чего-то, если нет судебного заседания с участием спорящих сторон. Достаточно прокурорской санкции. А суд в открытом состязании всё проверит, потом, когда будет поиск истины.

Если по УПК РСФСР причины и условия заключения под стражу нужны были одному обвинительному органу, то теперь они должны стать объектом логического анализа двух сторон, а выводы и решения по этим суждениям (оценку) делает суд. По смыслу УПК России судья проверяет основания применения заключения под стражу по правилам бесчувственной логики, руководствуясь принципом законности, которая исключает целесообразность как свой антипод. Суд – это доказывание. Судебный процесс предполагает аргументы, суждения, умозаключения, выводы. Следовательно, решение о заключении под стражу должно быть результатом логического вывода из аргументов (доказательств), то есть понятно любому вменяемому человеку. Тогда такое решение принято на основе законности. Если нет аргументов и, соответственно, нет логических выводов, то решение принято по целесообразности. Позиции высших судебных иерархических структур выражают идеи, что нынче заключать под сражу суд должен, исключительно руководствуясь принципом законности, и всё надо мотивировать и обосновывать, то есть доказывать. Никакой целесообразности, то есть никакой пользы лично для себя суд изыскивать не должен. Однако если суд примет решение о заключении под стражу вопреки правилам доказывания и принципу законности, а лишь по требованию обвинительного органа, то такое решение суда, по его сути, нельзя признать как принятое в силу целесообразности. Ибо целесообразность находится в сфере понимания предмета деятельности, и нельзя делать что-то, не понимая, для какой пользы; она проистекает из поставленных задач, наличия сил и средств, которыми располагает лицо, перед которым стоит достижение одной-единственной цели. Суд, ничем указанным не располагая, находясь вне целей и задач предварительного расследования, задач существования обвинительного органа, относясь к обвинительному органу если не враждебно, то безразлично, не может обладать ощущением целесообразности, пользы, то есть непонятно, как собственно суду использовать обвиняемого в неволе. Поэтому принятое судом решение вне принципа законности и без логического доказывания, есть решение внесистемное, принятое по собственному произволу и случайным образом совпадающее с интересом обвинительного органа. Такие решения есть результат произвола обвинительного органа и суда, который отрицает самоё закон. По УПК РСФСР целесообразность при заключении под стражу не была произволом, а оставалась в лоне законности; по УПК России целесообразность в судебном решении есть произвол и попрание права. В стремлении к цивилизации, чтоб было как “во всем цивилизованном мире” или в “других цивилизованных странах”, решили, что теперь Суд будет решать вопрос о применении ареста. Обвинительный орган поначалу возмутился таким поворотом законодательной мысли: мол, его лишили самой эффективной меры воздействия на обвиняемого, и даже на несколько дней призадумался. Эти несколько дней, когда обвинительный орган думал и не обращался в Суд за получением разрешения на арест, дали некоторым созерцателям правосудия над людьми повод возрадоваться и заявить, что их идея судебных арестов восторжествовала, поставлен судебный заслон произволу обвинительного органа в арестах (произвола как раз не было), арестовывать стали меньше. Но сначала робко, а потом всё настойчивее обвинительный орган стал обращаться с ходатайствами в суд для получения разрешения на арест. И эти решения получал. По сути, теперь арестовывал не обвинительный орган, а суд. Более того, с обвинительного органа снимались все муки сомнения в ошибке (в пользе и вреде) ареста. Ведь всё проверил сам Суд, и целесообразность признана “законностью”.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. “ДЕЛО ЙУКОСА” И НИСХОЖДЕНИЕ АДВОКАТОВ В БЕЗДНЫ ПРАВОСУДИЯ