Раздел IV. Нелепость адвоката на допросе обвиняемого

Глава 3. Бессмысленность показаний подсудимого

Казус. Показания подсудимого и адвокат. Стадия представления доказательств стороной защиты. Один из подсудимых решил дать показания. Подсудимый рассказал о своей жизни, предшествовавшей предъявлению обвинения в совершении преступлений, а именно – где и кем работал, что делал. Рассказывая о своей трудовой деятельности, подсудимый указывал, как некто в чём-то его, подсудимого, убедил, что-то пообещал, что-то порекомендовал. А подсудимый этому советчику доверял. Адвокат другого подсудимого спросил подсудимого, который рассказал о своей жизни, признаёт ли он себя виновным в том, что он в составе какой-то группы, организованной другим подсудимым, участвовал в каких-то преступлениях. Первый подсудимый ответил, что не признаёт себя виновным и не знает ни о какой группе. Этот адвокат спросил первого подсудимого, давал ли ему какие-либо указания или приказы другой подсудимый. Первый подсудимый ответил, что другой подсудимый никаких указаний ему не давал. [Примечание. Показания подсудимого тоже можно рассматривать как судебное доказательство, то есть аргумент в доказывании. Какие сведения от подсудимого хотел получить адвокат другого подсудимого? Что этот адвокат хотел доказать? Ничего. Иначе противоположные ответы на вопросы адвоката привели бы к абсурду. Если бы первый подсудимый на вопрос адвоката ответил, что другой подсудимый давал ему какие-то указания, то, по логике адвоката, его подзащитный был бы уличен в преступлении? В самом вопросе адвоката заложена предпосылка, что указание одного подсудимого другому входит в элемент преступления. Получается, что неизвестно, какой тезис обвинения адвокат хочет опровергнуть “неучастием” своего подзащитного.]

Казус. Показания подсудимого. Адвокат объявил, что его подзащитный даст показания в “свободной” форме. [Примечание. Не означает ли “свободная” форма, что подсудимый всё понимает и всё знает касаемо обвинения?] Подсудимый заявил, что не признаёт себя виновным ни по одному пункту предъявленного ему обвинения. Далее подсудимый рассказал о своей жизни, где и как работал. Подсудимый утверждал, что никаких преступных групп он не создавал, ничего не искажал, никого не обманывал и никому не поручал обманывать, не учреждал, не организовывал, не участвовал, не устанавливал, не входил, не был, не приобретал, не осуществлял, не извлекал, не давал, не руководил, не контролировал, не инициировал, не владел, не имел противозаконных целей. Подсудимый отметил, что ещё недавно в России было противоречивое законодательство, и поэтому не исключено, что кто-то посчитал, что действия каких-то управляющих не соответствуют каким-либо законам. Это вопрос трактовки законов. В деятельности крупных коммерческих организаций судебное разбирательство по спорным случаям трактовки закона – обычная практика. Но это не умышленное нарушение тех или иных норм права и, тем более, не преступление, а различные толкования закона, связанные с той правовой неразберихой, которая царила в этот период в стране и в определённой мере существует сегодня, что видно из противоречивых решений государственных органов управления. Подсудимый подчеркнул, что он никогда намеренно не нарушал закон, всегда согласовывал свои действия с юристами и считает все свои действия соответствующими законам. [Примечание. Всё, о чём рассказал подсудимый, кроме описания его жизни, которое не имеет отношения к обвинению, есть предмет повествования для адвоката. Особенно рассуждения о противоречиях в законах, толковании законов, вине умышленной и не умышленной. Или подсудимый после консультаций с адвокатом решил, что были в его делах правонарушения? Нет, это не так. Разве прокурор назвал, какой закон был нарушен? Тоже не назвал. Или подсудимый сомневается в юридических познаниях своего адвоката? Адвокат должен разъяснять своему доверителю разные юридические сомнения. Адвокат должен знать, что через отрицание ничего не доказывается. Или адвокат решил позволить своему доверителю высказаться о наболевшем?] Подсудимый считает, что его обвиняют в совершении преступлений, которых не было, а преступлением обвинительным органом признаётся обычная, нормальная производственная деятельность коммерческой организации. В заключении подсудимый сказал, что пытался выяснить у обвинительного органа, в чём же заключается противоправность его, подсудимого, действий, но ответа не получил. Подсудимый отказался отвечать на вопросы стороны обвинения, потому что она своих обвинений не обосновала. [Примечание. Нет обвинения – нет защиты.] Адвокат задал подзащитному вопросы также о былой жизни подсудимого, знал ли того, был ли там. [Примечание. За редким исключением, вопросы адвоката своему подзащитному всегда бесцельные. Ответы ничего не могут ни доказать, ни опровергнуть.] Суд поинтересовался у второго подсудимого, есть ли у него вопросы. Тот ответил, что у него не может быть вопросов к подсудимому. [Примечание. Отличный ответ. У подсудимых не может быть вопросов друг к другу с целью доказывания или опровержения чего-либо. Или это будет оговор.]

Казус. Подсудимый и его показания. Стадия представления доказательств стороной защиты. Подсудимый изъявил желание дать показания в “свободной” форме. Подсудимый заявил, что утверждения и выводы обвинения не соответствуют действительности, они ложные. А самоё обвинение подсудимому непонятно. Подсудимый подчеркнул, что если руководствоваться правилами логики, то обвинение никому не может быть понятно из-за внутренних неустранимых противоречий. Подсудимый сказал, что он должен понимать суть предъявленного обвинения, а не гадать, что имел в виду обвинительный орган. После того, как подсудимый сказал, что ему обвинение непонятно, адвокат начал задавать ему вопросы о его работе в различных коммерческих организациях, о знакомствах, где и как подсудимый получал всякую информацию. [Примечание. Опять адвокат создал видимость активности. Если подсудимый не понимает и не знает ничего, о чём адвокат может спрашивать? Ни о чём. Или сам адвокат всё знает и понимает? Тогда почему не рассказал о догадках своему доверителю? Почему не заставил своего доверителя поверить, что “догадки” адвоката об обвинении есть истина, которую даже не знает обвинительный орган? Но нельзя опровергать догадки. Подсудимый признался, что он только догадывается. Значит, и адвокаты догадываются.]

Казус. Ещё раз о показаниях подсудимого. Подсудимый заявил суду, что он никогда не совершал преступлений, а выдвинутое против него обвинение является ложным. Далее подсудимый проанализировал выдвинутое против него обвинение с целью продемонстрировать несостоятельность доводов обвинительного органа. Потом подсудимый ответил на вопросы суда о своей деловой жизни. [Примечание. Вопрос для адвоката. Если подсудимый не понимает предъявленного ему обвинения, может ли он анализировать обвинение и преодолевать логическими операциями его абсурдность? И отвечать на вопросы, цель которых для стороны защиты не очевидна?]

Казус. Перекрёстный допрос одним подсудимым другого подсудимого. Один подсудимый даёт показания. Другой подсудимый задаёт ему во множестве вопросы. [Примечание. Не исключено, что допросить другу друга подсудимым бывает необходимо. Но, по общему правилу, такой допрос сводится ко взаимному оговору. Прямому или косвенному. Это предмет не подсудимых, а адвокатов.]

Добавление. Признание как “царица доказательств”. Во время перестройки нам рассказали, что при Сталине главным доказательством вины обвиняемого являлось его собственное признание. Что будто бы главный сталинский юрист А.Я.Вышинский считал признание “царицей доказательств” и учил этому всех прочих. Это очередная неправда. А.Я. Вышинский, “Теория судебных доказательств в советском праве”, 1946: “…было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого... В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае считавшейся наиболее серьёзным доказательством, “царицей доказательств” (regina probationum). ...Этот принцип совершенно неприемлем для советского права и судебной практики. Действительно, если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлеченного к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним. Его значение в таком случае может свестись лишь к тому, чтобы явиться основанием для оценки тех или других нравственных качеств подсудимого, для понижения или усиления наказания, определяемого судом. ...Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и – ещё хуже – единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар всё дело в случае изменения обвиняемым своих показаний или отказа от них”.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. “ДЕЛО ЙУКОСА” И НИСХОЖДЕНИЕ АДВОКАТОВ В БЕЗДНЫ ПРАВОСУДИЯ