Глава 1 Гуманистическая историческая мысль

Гуманистическое мировоззрение. За­рождение новой исторической мысли от­носится к позднему средневековью, ког­да в наиболее передовых странах Западной Европы активно шел процесс разложения феодальных отношений и зарождался но­вый капиталистический способ производ­ства. Это был переходный период, когда повсеместно складывались централизован­ные государства в форме абсолютных мо­нархий в масштабе целых стран или от­дельных территорий, возникали предпо­сылки формирования буржуазных наций, происходило крайнее обострение социаль­ной борьбы. Нарождавшаяся в среде го­родской верхушки буржуазия была тогда новым, прогрессивным классом и выступа­ла в своей идейной борьбе с господствую­

зачатки права), героическую (период господ­ства аристократии и ее ожесточенной борьбы с плебейством) и человеческую (господство развитого человеческого разума, демократи­ческого правления, расцвет городов). В даль­нейшем наступают упадок, возвращение к вар­варству, и исторический процесс начинает новый цикл. Но развитие каждого такого цикла начи­нается с более высокой ступени. Таким образом, щим классом феодалов как представитель всех нижестоящих слоев общества. Вместе с тем в этот период появлялись уже и буду­щие социальные противоречия между вы­ходившими на историческую арену пред­шественниками буржуазии и пролетариа­та (предпролетариат).

Одновременно возникают и первые эле­менты буржуазной идеологии, пусть и не совсем очищенной от средневековых пред­ставлений. Новые идеи находят свое наибо­лее яркое выражение в гуманистическом мировоззрении, которое оказало весьма значительное воздействие на все области культуры и научных знаний этого пере­ходного периода. Новое мировоззрение бы­ло в своей основе светским, враждебным чисто теологическому истолкованию мира.

восприняв восходящую еще к античности идею исторического круговорота (циклизма), Вико, по существу, выдвинул своеобразную концеп­цию исторического прогресса, развивающегося по спирали. К. Маркс был знаком с трудом Д. Вико и находил в нем «немало проблесков гениальности» (Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 30. С. 512).

■ господствовавшему в средние века. Ему было свойственно стремление объяснить все явления в природе и обществе с точки зрения разума (рационализм), отвергнуть слепой авторитет веры, столь сильно стес­нявший ранее развитие человеческой мыс-

1. ли. Гуманисты преклонялись перед челове­ческой личностью, восхищались ею как высшим созданием природы, носителем ра­зума, высоких чувств и добродетелей; чело- века-творца гуманисты как бы противопо­ставляли слепой силе божественного про­мысла. Само название нового мировоззре­ния «гуманизм» происходит от слова humanus — т. е. «человеческий» или huma- nitas — «человеческая природа». Гумани­стическому мировоззрению был свойствен индивидуализм, который на первом этапе его истории, по существу, выступал как орудие идейного протеста против сослов- но-корпоративного строя феодального об­щества, подавлявшего человеческую лич­ность, против церковной аскетической мо­рали, которая служила одним из средств этого подавления. В ту пору индивидуа­лизм гуманистического мировоззрения еще умерялся активными общественными инте­ресами большинства его деятелей, был далек от эгоизма, свойственного более по­здним развитым формам буржуазного ми­ровоззрения. По словам Ф. Энгельса, «лю­ди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но толь­ко не людьми буржуазно-ограниченны­ми»

' Наконец, для гуманистического миро­воззрения был характерен жадный интерес к античной культуре во всех ее проявлени­ях. Гуманисты стремились «возродить», т. е. сделать образцом для подражания, творчество античных писателей, ученых, философов, художников, классическую ла­тынь, отчасти забытую в средние века. И хотя уже с XII в. в средневековой культу­ре начал пробуждаться интерес к антично­му наследию, только в период возникнове­ния гуманистического мировоззрения, в так называемую эпоху Возрождения (Ре­нессанса), эта тенденция стала господству­ющей.

В основе рационализма гуманистов ле­жал идеализм, во многом определявший их

1. Маркс К-, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 346.

представление о мире. Как представители тогдашней интеллигенции гуманисты были далеки от народа, а часто открыто ему враждебны. Но при всем том гуманистиче­ское мировоззрение в пору своего расцвета носило ярко выраженный прогрессивный характер, являлось знаменем борьбы с фе­одальной идеологией, было проникнуто гу­манным отношением к людям. На базе этого нового идейного течения в Западной Европе стало возможным свободное разви­тие научных знаний, ранее тормозившееся господством теологического мышления.

Гуманистическая историография. В рамках широкого идейного течения гума­низма с начала XV в. стала развиваться и гуманистическая историография, внес­шая много нового в развитие исторической мысли, методов изучения истории, в на­копление исторических знаний, литератур­ный стиль исторических трудов. Гумани­стическая историография в разных странах Западной Европы имела различия, связан­ные с национальной историографической традицией и конкретными условиями суще­ствования каждой страны.

Но в ее развитии в разных странах, пожалуй, было больше общих черт. Исто- рики-гуманисты, в отличие от своих пред­шественников и многих современников, бо­лее или менее решительно изгнали божий промысел из истории, придали ей светский характер. Рассматривая историю как ре­зультат деятельности людей, они старались давать рациональное объяснение событий. Правда, в большинстве случаев они не выходили за рамки прагматического изло­жения и установления простых причинно- следственных связей, но реалистическое изображение событий стояло неизмеримо выше провиденциалистских построений средневековых авторов.

Отдельные наиболее глубокие и про­зорливые историки этого направления уже в XVI в. искали общие закономерности исторического процесса. Оттеснив в исто­риографии провиденциализм, гуманисты решительно отвергали те невероятные фак­ты и чудеса, которыми средневековые хро­нисты часто иллюстрировали якобы боже­ственное вмешательство в историю, и весь­ма критически относились к сообщениям хроник и других источников. Они стали родоначальниками исторической критики источников, без которой было бы невоз­можно развитие истории как науки, разо­блачили многие средневековые леге-нды и фальшивки. В поисках достоверных исто­рических фактов и критических аргументов гуманисты много сделали для разыскания и публикации новых источников, памятни­ков материальной культуры и письменно­сти. Из их среды вышли первые археологи, исследователи архивов, комментаторы ан­тичных и средневековых рукописей, ну­мизматы, положившие начало развитию вспомогательных исторических дисциплин.

Гуманистическая историография зало­жила основы новой периодизации исто­рии не но «четырем монархиям» (Асси­ро-Вавилонская, Мидо-Персидекая, Греко- Македонская, Римская), как было принято в средние века, а по трем периодам — «древней», «средневековой» и «новой исто­рии» (к последней они относили свое вре­мя), которой историческая наука пользу­ется до сих пор. Правда, гуманисты вкла­дывали в нее культурно-историческое со­держание, не учитывая различий в соци­ально-экономических отношениях каждого из этих периодов.

В эпоху гуманизма претерпел значи­тельные изменения и язык исторических сочинений. В связи с общим развитием национального сознания в XVI в. во всех странах Западной Европы гуманисты в своих книгах наряду с латынью, которую они старались максимально приблизить к классической, все шире начинают исполь­зовать национальные, более доступные ши­рокому читателю языки: итальянский,

французский, английский, немецкий.

Гуманистическая историография пред­ставляла собой лишь зачаточную форму научного знания в истории. Она не смогла полностью преодолеть слабые стороны средневековой исторической литературы, а отчасти повторила их из-за индивидуали­стических черт гуманистического мировоз­зрения. Как и средневековые хронисты, историки-гуманисты в большинстве случа­ев рассматривали историю как результат деятельности отдельных личностей, огра­ничивались описанием политических собы­тий. Восторженное, некритическое отноше­ние к античной традиции побуждало их нередко жертвовать достоверностью изо­бражения событий ради ложного пафоса, риторики или чистоты латинского языка, описывая эти события с помощью римской терминологии, часто им совсем не адекват­ной (латинский пуризм). Ученые-гумани­сты при всем отрицательном отношении к теологическому мышлению средневе­ковья редко осмеливались открыто скре­стить оружие с церковью, избегали прямых выпадов против нее (в том числе и в исто­рических сочинениях). Многие из них слу жили в папской курии, часто жили и рабо­тали при дворах государей в качестве официальных историографов, восхваляя своих покровителей. Им, как правило, не хватало историзма: превознося историю Древнего мира, они пренебрежительно от носились к истории средних веков, видя в ней только время упадка культуры и зна ний, чем надолго определили негативное отношение к этой эпохе (средним векам) в буржуазной историографии. При всем том в общем развитии европейской истори­ческой мысли гуманистическая историог рафия была большим шагом вперед, эта­пом зарождения первых ростков научного подхода к истории.

Родиной гуманистической исторической мысли была Италия. Здесь она развива­ется с начала XV в., что было связано с возникновением в этой стране элементов капитализма и первых форм раниебуржу- заного мировоззрения. Основные направ­ления гуманистической историографии сложились именно в Италии. Позднее, в XVI в., они обнаруживаются и в других странах Западной Европы по мерс разви­тия там капиталистических отношений и распространения гуманистического миро воззрения.

Гуманистическая историография в Италии. «Политико-риторическая школа». Представители гуманистической историог­рафии в Италии не были только историка­ми. Они занимались, как правило, также филологией и философией. Многие из них принимали активное участие в политиче­ской жизни. Первой возникла во Флореп ции в начале XV в. «политнко-риториче ская школа». Ее появлению способствовал патриотический подъем в связи с острым конфликтом между республиканской Фло ренцией и герцогством Миланским. Воз­никла потребность в противопоставлении республиканского строя монархическому.

тираническому, а также в поисках истори­ческих обоснований превосходства Фло­ренции над другими городскими республи­ками Италии. «Политико-риторическая школа» была тесно связана с идеями так называемого гражданского гуманизма, со­гласно которым каждый человек обязан быть гражданином, сочетать свои личные интересы с интересами своего государства, служить ему и возвеличивать его в периоды как его успехов, так и неудач.

Основателем этой школы в историогра­фии был флорентинский гуманист Леонар­до Бруни, по прозвищу Аретино (1370— 1444), служивший одно время в папской курии, а затем с 1427 г. до конца жизни занимавший пост канцлера Флорентинской республики. Его главное историческое со­чинение «История Флоренции» (т. 1 —12), написанное на латинском языке, создава­лось долгие годы (1416 1441) и охватыва­

ет период с основания Флоренции (еще в Римской империи) до 1404 г.¹⁵ Политиче­ская идея, пронизывающая эту работу,- превосходство республиканского строя (Римская республика, Флорентинское го­сударство средних веков) над тиранией (в Римской империи, в тех государствах Италии, в частности Милане, где установи­лось единоличное правление). Флоренцию Бруни считает наследницей древнеримских республиканских свобод, едва ли не глав­ным их оплотом в современной Италии. В истории родного города он осуждает олигархические притязания грандов и вер­хушки пополанов (зажиточные бюргерские слои), с одной стороны, и народные восста­ния, в частности восстание Чомпи 1378 г.,— с другой; более всего он благово­лит к средним слоям горожан.

Как историк Л. Бруни решительно по­рывает со средневековой традицией: он считает началом нового длительного исто­рического периода падение Западной Рим­ской империи, выделяя тем самым средние века в особую эпоху. Он ничего не говорит

о

\

божественном промысле в истории, отме­чает средневековые легенды об основании Флоренции и прочие чудеса в истории этого города, которую он трактует как посте­пенное развитие принципа «гражданской свободы» при господстве средних слоев. Политическая позиция Л. Бруни иногда приводит его к тенденциозной и субъектив­ной интерпретации событий. Этому способ­ствует также его увлечение риторикой (от­сюда и второе название школы), тесно связанное с некритическим подражанием античной историографической традиции, особенно Титу Ливию. В духе этой тради­ции Л. Бруни преподносит историю как своего рода драму, а исторических деяте­лей как ее героев, воплощающих те или иные пороки и добродетели. Ради эмоцио­нального воздействия Бруни исключает из изложения все с его точки зрения «ни­зменное» экономику, финансы, быт. Бруни имел много учеников и последовате­лей как во Флоренции (Поджо Брачолли- ни), так и в других городах-государствах Италии: Венеции, Генуе, Милане, Сиене, Неаполитанском королевстве.

«Эрудитская критическая школа». Представители другой школы гуманисти­ческой историографии «эрудитской кри­тической школы» были менее связаны с политическими пристрастиями, более трезво относились не только к средневеко­вой, но и к античной историографической традиции. Ее представители, излагая исто­рию сухо и по-деловому, занимались соби­ранием фактов, документов, памятников письменности и материальной культуры (в частности, археологических) по истории античной и средневековой Италии. Они усиленно занимались и критикой источни­ков, носившей, правда, довольно элемен­тарный характер (разоблачение всякого рода фальшивок, чудес, которыми пестрели средневековые хроники).

В отличие от «политико-риторической школы», ученые этого направления избега­ли каких-либо обобщений в осмыслении собранного и выверенного ими материала, ограничиваясь лишь последовательным его изложением. Однако их исторические сочи­нения были полезны тем, что подготовили и расчистили почву для дальнейших более серьезных исторических исследований.

Основателем этой школы был Флавио Биондо (1392 1463), более 30 лет прослу­

живший в папской курии мелким чиновни­ком. Он создал ряд ценных справочников по археологии и топографии Древнего Ри­ма, а также многотомную историю средних

Л. Валла

в

^r

еков на латинском языке — «Декады истории со времени падения Римской импе­рии», охватывающую период с 412 по 1440 г. преимущественно в Италии. В ней собраны обильные и в целом точные сведе­ния, история средних веков четко отграни­чена от древней истории. Биондо пытался разработать общие принципы критики источников: главными критериями их до­стоверности он считал, во-первых, правдо­подобие и реальность описываемых собы­тий, во-вторых, наиболее древнее проис­хождение источника, его близость ко времени описываемых событий. Для того времени сама постановка вопроса об отбо­ре и критике источников была прогрессом в развитии исторических знаний.

Особое место в гуманистической италь­янской историографии занимает Лоренцо Валла (1407—1457), гуманист — фило­соф, филолог и историк. Он близок отчасти к политико-риторической, отчасти к «эру- дитской критической школе». Большое зна­чение для развития исторической критики имел его знаменитый трактат «Рассужде­ние о подложном и вымышленном дарении Константина», написанный на латинском языке в 1440 г., но опубликованный только в 1517 г., после смерти автора, в Германии немецким гуманистом Ульрихом фон Гут- теном ^а. Очевидно, сам Валла не хотел его

' Valla L. De falso credita emendita Con- stantini donatione declamatio. 1517; Val­la L. The Treatise of L. Walla on the Donati­on of Constantine. Oxford. 1922.

публиковать из боязни навлечь на себя преследование католической церкви. Трак­тат Валлы был направлен против папства и немало способствовал падению его авто­ритета и средневековой историографичес­кой традиции, нередко опиравшейся на фальшивые документы.

В своем трактате Л. Валла выступал против светской власти пап, доказывая, что они были главными виновниками поли­тической раздробленности Италии, а во второй его части подверг уничтожающей критике документ, известный под названи­ем «Константинов дар» \ доказав, что эта грубая фальшивка. При этом он обнару­жил тонкое критическое чутье и весьма реалистически подошел к историческим фактам и источникам. Сначала он критико­вал этот документ с позиций неразумности такого дарения со стороны императора Константина, затем доказал, что в других источниках IV в. и более позднего периода до VIII в. нет никаких упоминаний о госу­дарстве пап, якобы созданном Константи­ном. Л. Валла применил приемы формаль­ной («дипломатической») критики, пока­зав, что терминология «Константинова дара» не соответствует принятой в офици­альных документах IV в., но восходит к христианской литературе, язык которой не мог быть знаком Константину и его приближенным, воспитанным на литерату­ре языческой. Обратившись к филологиче­ской критике документа, Валла устанавли­вает, что в целом его язык сильно отлича­ется от классической латыни, на которой в IV в. еще писались официальные доку­менты, но близок к варварской средневеко­вой, сложившейся значительно позже.

Хотя сам Л. Валла не смог точно ука­зать время составления этой фальшивки, католические круги так и не смогли опро­

вергнуть его доводы и вынуждены были в дальнейшем отказаться от ссылок на этот документ. У Валлы есть и собственно историческое сочинение «История Ферди­нанда Арагонского», написанная по заказу короля Неаполя Альфонса Арагонского, при дворе которого он служил в качестве придворного историографа (1435—1448). Это сочинение написано в стиле политико­риторической школы и направлено на про­славление неаполитанского королевского дома. Интересно, однако, что и в этой работе/!. Валла выступал против светской власти пап, изображая Неаполитанское королевство как силу, направленную на объединение Италии, которому всегда ме­шало папство. В этой книге Валла под­черкивал особое значение истории, из изу­чения которой, по его мнению, вытекают «все знания и вся культура».

Новая «политическая» школа. В XVI в. политико-риторическое направление в историографии, постепенно освобождаясь от риторики, поднимается на новую, более высокую ступень. Представители этой но­вой «политической» школы — Никколо Макиавелли (1469—1527) и Франческо Гвиччардини (1483—1540) —дали наибо­лее высокие образцы гуманистической историографии в Италии. Их выделяла не только политическая тенденциозность, ха­рактерная и для «политико-риторической школы», но и стремление осмыслить про­шлое с целью извлечь из него опыт для решения проблем общественно-политиче­ской жизни Италии своего времени. Это побуждало их искать более глубокие осно­вы исторических событий и даже общие внутренние закономерности хода истории. С этими поисками был связан и более реалистический подход к ней, освобожде­ние ее от риторики, некритического подра­жания античным образцам и античной латыни. В своих сочинениях эти историки часто использовали итальянский язык, до­ступный более широкому читателю.

Новые тенденции «политической» шко­лы не случайно возникли во Флоренции, где в начале XVI в. особенно ярко прояви­лись все социальные и политические проти­воречия, раздиравшие Италию: борьба между республиканцами и сторонниками единовластия Медичи, конфликты между наемными рабочими и владельцами боль-

Н. Макиавелли

ших мастерских, тенденции к экономичес­кому спаду в стране, борьба за Италию между Францией и Габсбургами.

Н. Макиавелли, гуманист, политиче­ский мыслитель и историк, долгое время (с 1498 по 1512 г.) был секретарем Фло- рентинской республики, временно освобо­дившейся от тирании Медичи, часто вы­полнял дипломатические поручения и сто­ял в центре политических событий этого времени. С 1512 г. восстановления власти Медичи во Флоренции Н. Макиа­велли, как республиканец, был лишен до­лжности и оказался в ссылке (в своем поместье), где безвыездно прожил до 1520 г., усиленно работая над исторически­ми и политическими сочинениями.

Н. Макиавелли был идеологом средних, пополанских слоев Флоренции, заинтересо­ванных в ее экономическом процветании и установлении мира в стране. Политиче­ская позиция этих кругов колебалась в конце XV — начале XVI в. между стремле­нием сохранить республиканский строй и сепаратизм Флоренции и сознанием необ­ходимости объединения Италии, практиче­ское осуществление которого требовало компромиссов с развивающимся княже­ским абсолютизмом. Политические воззре­ния и теории Макиавелли ярко отразили эти колебания. По своему воспитанию и опыту политической деятельности Макиа­велли был республиканцем и антиклерика­лом. Однако в основе его отношения к по­литике лежало глубокое, сложившееся в традициях «гражданского гуманизма» убеждение в том, что интересы государ­ства, которые он ставил выше интересов частных лиц и отдельных партий, должны осуществляться всеми возможными сред­ствами.

Искренний патриотизм и твердая уве­ренность в необходимости объединения Италии побуждали Макиавелли, несмотря на республиканские симпатии, уповать на власть сильного государя даже в ущерб этим симпатиям. Отсюда его противоречия как политического мыслителя: в один и тот же год, 1513, он пишет два сочинения. В первом из них—трактате «Государь» (на итальянском языке) — он оправдыва­ет неограниченную монархическую власть, вплоть до неприкрытой тирании, высказы­вает мысль о том, что в борьбе с центро­бежными силами, в частности с дворян­ством, государь может применять самые суровые и даже аморальные средства, если нет другого выхода ¹⁶. Во втором полуполи- тическом, полуисторическом латинском трактате «Рассуждения по поводу первых десяти книг Тита Ливия» ¹⁷ Н. Макиавелли, напротив, выступает как убежденный рес­публиканец, видя свой идеал в Римской республике. В 1520 г. в биографическом сочинении «Жизнь Каструччо Кастракани из Лукки» ' Макиавелли вновь прославит сильного всевластного государя. И только в своем главном историческом труде «История Флоренции», написанном на итальянском языке между 1520 и 1526 гг.^в, автор явно обнаруживает причины своих колебаний: видя в республике свой идеал, он на материале истории родного города приходит к печальному выводу о том, что Флорентинская республика оказалась не­способной обеспечить ни внутреннее един­ство, ни объединить Италию. Отсюда он приходит к выводу о необходимости абсо­лютной власти государя, которая одна может обеспечить стране необходимое единство.

В «Истории Флоренции» Макиавелли выступает как замечательный для своего времени историк. По словам К. Маркса, он был первым в ряде других историков и фи­лософов, которые «...стали рассматривать государство человеческими глазами и вы­водить его естественные законы из разума и опыта, а не из теологии»¹⁸. При этом Макиавелли стремился не просто излагать историю, но открывать движущие ее зако­ны. Один из главных таких законов он видел в политической борьбе, присущей всякому государству, и прежде всего рес­публике. При этом он уже интуитивно нащупывал и основу этой борьбы проти­воречия между народом и высшими клас­сами, а иногда и между богатыми и бедны­ми, подходя близко к признанию социаль­ных противоречий. Другую закономерность хода истории ученый видел в том, что в ней происходит круговорот политических форм: от монархии к аристократии, потом к республике со смешанным правлением, затем снова к монархии. Главной движу­щей силой в развитии этих циклов явля ются политическая борьба и неизбежное насилие. Так было в Риме («Рассуждения по поводу первых десяти книг Тита Ли­вия»), так было и во Флоренции, как on пытался показать в «Истории Флоренции».

Н. Макиавелли четко отграничивал древнюю историю от средневековья (хотя и не употреблял этих терминов). В истории Италии он видел цепь упущенных возмож­ностей ее объединения. Раннее христиан­ство он считал главной причиной падения римской государственности и варварских вторжений. Одно из главных препятствий к объединению Италии в средние века и в свое время он видел в папской политике. Излагая ход политической борьбы во Фло­ренции. Макиавелли в целом правильно наметил ее основные этапы: первый борьба внутри аристократии, второй борьба между «народом» (пополанами) и аристократией, третий — борьба между пополанами и плебейскими массами. К это­му третьему периоду он относил, в частно сти, восстание Чомпи 1378 г., в котором видел борьбу богатых и бедных (его со­чувствие на стороне богатых). В основе

^,J Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. I.C. Ill

циклического развития политической борь­бы лежит не воля отдельных людей, а про­явление общего закона истории. Во Фло­ренции политическая борьба приняла па­губный характер, так как узкопартийный дух возобладал в ней над гражданскими интересами. Из упадка республики оказал­ся один реальный выход — тирания Меди­чи.

Из этой концепции вытекают жажда Макиавелли к обобщениям, несвойствен­ная другим историкам-гуманистам, реали­стичность его повествования, отсутствие в нем напыщенности и риторики. В то же время он, как историк, не лишен известных слабостей: ограничение изложения полити­ческими событиями, преувеличение роли отдельных личностей, узость источниковой базы (он в основном опирался на данные Флавио Биондо или флорентинского хрони­ста XIV в. Джиованни Виллани) и почти полное отсутствие критики источников.

И все же в развитии исторической мыс­ли не только в Италии, но и в Европе в це­лом ААакнавелли сыграл огромную роль, оказав значительное влияние на своих со­временников и последующую историогра­фию.

М

SI

ладший современник Н. Макиавелли Ф. Гвиччардини — видный флорентинский государственный деятель и дипломат также принадлежал к политическому на­правлению. Он во многом отличался от Макиавелли. Источником этих различий была, с одной стороны, изменившаяся со­циально-политическая обстановка во Фло­ренции и в Италии в целом, с другой — разные политические взгляды этих истори­ков. Ф. Гвиччардини, принадлежавший к крупнейшим землевладельцам Флорен­ции, был выразителем политических симпа­тий той части городской верхушки, свя­занной с ростовщической деятельностью и вкладывавшей свои капиталы в землю, которая мечтала об установлении в госу­дарстве олигархического режима. Он был противником как умеренной пополанской демократии, видя в народе «бешеное чудо­вище», так и единовластия, которое считал «тиранией». Его политический идеал — Ве­нецианская республика, где власть при­надлежала небольшой наследственной группе самых богатых и знатных фамилий. Однако, сознавая невозможность осуще­ствления этого идеала во Флоренции, Гвич- чардини, в отличие от Н. Макиавелли, пессимистически оценивал перспективы бу­дущего развития Италии, не верил в воз­можность ее объединения и ослабления внутренних конфликтов. Такая позиция уводила его от идей «гражданского гума­низма», порождала у него скептицизм и да­же цинизм в политических и моральных вопросах.

Главным двигателем в политике Гвич­чардини считал личные выгоды и стремле­ние к спокойствию отдельных индивидов, оправдывая аполитизм и любую бесприн­ципность в политике. В отличие от Макиа­велли он не заботился об общем благе государства. Свое отношение к современ­ности Гвиччардини переносил и на осмыс­ление прошлого в своих исторических сочи­нениях. Главные из них — «История Фло­ренции с 1378 по 1509 год» (написана им в 1509 г. на итальянском языке, но впервые опубликована лишь в середине XIX в.) и «История Италии» с 1492 по 1534 г. (на­писана им на склоне лет также на итальян­ском языке и опубликована при его жиз­ни ^ш

В обеих работах Ф. Гвиччардини высту­пает как весьма осведомленный автор. В отличие от других историков-гуманистов, в том числе и Н. Макиавелли, он пользу­ется для описания событий не только нар­ративными (и часто единичными) источ­никами, но и документальными материала­ми, доступными ему как политику,— дипломатической перепиской, государ­ственными актами и т. п. Это позволило ему дать широкую картину истории Фло­ренции и Италии, показать внутригород­скую борьбу, военные конфликты между отдельными государствами Италии, яркие характеристики политических деятелей. Особенностью Гвиччардини как историка является интерес к экономическим и фи­нансовым вопросам, мало занимавшим других, который отчасти вытекал из пред­ставления его о том, что людьми не в по­следнюю очередь движут и материальные побуждения.

10. Guicciardini Г. Storie Florentine dal 1378 а! 1509. Bari, 1931; Idem. Istoria d’lta- lia. Milano, 1899; Гвиччардини Ф. Заметки о делах политических и гражданских // Гвиччар­дини Ф. Соч. М., 1934. Т. 1.

Ф. Гвиччардини в большей степени реалист, чем Макиавелли, но зато ему со­вершенно безразлично выявление общих законов развития истории, он мельчит ее, пытается объяснять события частными и ничтожными причинами. Политическая борьба для него не закон исторического развития, а лишь случайная игра личных страстей и меркантильных интересов: вос­стание Чомпи, например, это не борьба богатых и бедных, как считал Макиавелли, а следствие интриг одной из политических партий Флоренции во время очередной из­бирательной кампании. Таким образом, «реализм» Гвиччардини сводится к житей­ской обывательской трезвости. Гвиччарди­ни крайне тенденциозен в освещении опи­сываемых событий: он оценивает их с точки зрения того, насколько они были выгодны или невыгодны для олигархической систе­мы управления, и не видит более далеких перспектив исторического развития.

Крупнейшие представители гуманисти­ческой историографии в других странах Западной Европы. В XVI в. гуманистиче­ская историография распространяется и в других странах Европы, приобретая свое­образные национальные формы. Вместе с тем .внешние приемы гуманистического историописания сплошь и рядом использу­ются учеными, выражавшими взгляды и симпатии разных классов, а нередко и апо­логетами абсолютной монархии и даже представителями церкви как католической, так и протестантской.

Во Франции гуманистическая истори­ография использовалась главным образом как идейное оружие борющихся дворян­ских группировок и третьего сословия и по­этому носила весьма пеструю политиче­скую окраску.

Наибольшее влияние на последующую буржуазную историческую мысль (XVII —

XVI11 вв.) оказали социологические и исто­рические взгляды Жана Бодена, хотя он не был собственно историком.

Жан Боден (1530—1596) был вырази­телем настроений наиболее передовых сло­ев третьего сословия, решительным сто­ронником сильной абсолютной монархии. Однако он считал, что монарх не может нарушать права собственности своих под­данных, в частности облагать их налогами без их согласия. Здесь можно видеть ростки буржуазной теории естественного права, широко распространившейся по­зднее, в XVII XVIII вв. В трактатах «Ме­тод легкого ознакомления с историей» (1566) и «Шесть книг о государстве» (1576) " Боден, как и Макиавелли, отстаи­вал мысль о наличии в истории внутренних объективных закономерностей. К их числу он относил воздействие на историю усло­вий географической среды, определявших, по его мнению, психический склад разных народов, который во многом влиял на их исторические судьбы. Позднее эта плодот­ворная для своего времени идея была развита социологами и историками эпохи Просвещения, в частности Монтескье.

Вместе с тем Ж. Боден не считал влия­ние географического фактора в истории непреодолимым, полагая, что разумные за­коны и основанное на них государство могут смягчить или устранить действие неблагоприятных естественных условий. Не менее плодотворной была идея Бодена

о прогрессе в истории, противостоящая циклизму Макиавелли и историческому пессимизму Гвиччардини. В отличие от них Боден подчеркивал превосходство совре­менной эпохи не только над временем дикости и варварства, но и над антично­стью, в смысле развития наук, расширения географического кругозора людей, совер­шенствования искусств и, что наиболее интересно,— в области промышленности, торговли, военного дела.

Значительно опережая свою эпоху, Ж. Боден ставил вопрос о том, что история есть наука, обладающая собственными ме­тодами познания. Наряду с этим он, как человек своего времени, отдал дань пред­ставлениям о влиянии магических сил и де­монического начала на ход истории и в по­исках объективных исторических законов нередко обращался к алхимии, астрологии, которые еще пользовались в ту эпоху попу­лярностью даже среди образованных лю­дей.

В Англии гуманистическая историогра­фия в XVI в. была развита слабее, чем в Италии и во Франции, сосуществуя с тра­диционными формами исторических сочи-

" Bodin Jean. Oevres philosophiques de Jean Bodin publ. par P. Mesnard. P., 1951.

нений — хрониками, хотя уже очищенны­ми от самых невероятных чудес. Наиболее крупными историками-гуманистами, близ­кими к политическому направлению, были в начале XVI в. великий английский гума­нист, создатель первой социалистической утопии Томас Мор (1478—1535) и в конце

16. — начале XVII в. не менее знаменитый философ-материалист Фрэнсис Бэкон (1561 —1626). Оба они были крупными по­литическими деятелями английской абсо­лютной монархии, затем оба оказались в опале. Они видели в истории школу поли­тического опыта, хотя и пытались извлечь из нее весьма различные уроки.

В развитии гуманистической историче­ской мысли заметное место занимает «Уто­пия» Т. Мора (1516). Он подверг в ней резкой критике общественный и политиче­ский строй современной ему Англии и объ­явил частную собственность причиной со­циального неравенства и угнетения и в про­шлом, и в настоящем. Тем самым Т. Мор преодолел классовую ограниченность гу­манистического мировоззрения, включив в понятие гуманизма стремление к соци­альной справедливости по отношению к эк­сплуатируемым. Применительно к своему времени он осудил результаты «огоражи­ваний» для крестьянских масс («овцы пое­дают людей»), кровавое законодательство против «бродяг и нищих» ^|2.

Т. Мору, который с 1518 по 1533 г. был канцлером Генриха VIII, принадлежит и собственно исторический труд, бескомпро­миссно осуждающий тиранию, окрашен­ный в какой-то мере антиабсолютистскими тенденциями,— «История Ричарда III» (1514—1518). Она сохранилась в двух ав­торских текстах—латинском и английском, что свидетельствует о том, что книга была рассчитана на широкого читателя ^|3. Напи­санная в духе политического направления гуманистической историографии, книга проникнута ненавистью к тирании, яркий пример которой Т. Мор видит в образе короля-узурпатора, убийцы Ричарда III.

12. Мор Т. Золотая книга столь же полезная, как и забавная о наилучшем устройстве государ­ства и о новом острове Утопия//Под ред. Ф. А. Петровского. М., 1953.

13. М

    33

    2. Заказ № 402

    ор Т. Эпиграммы. История Ричарда III. М.. 1973.

В противоположность Н. Макиавелли, ко­торый полностью отделил мораль от поли­тики, Т. Мор отстаивал необходимость для правителя соблюдать высокие моральные принципы в любых обстоятельствах. Судь­бой Ричарда III он пытался показать, что их нарушение ведет и государство, и само­го правителя к бесславной гибели.

Т. Мор пользовался широким кругом источников — письменных и устных сооб­щений современников описываемых собы­тий. Однако он не всегда проявлял доста­точную объективность в их истолковании, стремясь нарисовать однозначный образ Ричарда III как исчадия ада и показать пагубность неумеренной жажды власти.

Иную политическую окраску имел исто­рический труд Ф. Бэкона «История Генри­ха VII», написанный им в 1621 г. на английском языке, затем переведенный на латынь ^и. Бэкон писал эту книгу, находясь в опале, после долгого периода своего кан­цлерства при Якове I Стюарте. Тем не менее его работа была написана с целью возвеличения абсолютной монархии, в частности династии Тюдоров, первым пред­ставителем которой был Генрих VII.

Будучи идеологом прогрессивных тогда классов — буржуазии и нового дворян­ства, Бэкон, как и Макиавелли, был сто­ронником сильной центральной власти, до­пуская ее право на аморальные действия, если это необходимо для общего блага. Его книга пронизана острой политической тен­денциозностью, но вместе с тем весьма реалистично и трезво оценивает события недавнего для него прошлого. Бэкон осуж­дает Ричарда III, но в отличие от Мора отдает должное его достоинствам как пра­вителя.

Несмотря на преклонение перед силь­ной властью, Бэкон в традициях гуманизма предпочитает видеть на престоле просве­щенного правителя, опирающегося на со­веты мудрых и образованных людей; боль­шое значение он придает парламенту и со­ветникам короля. Ф. Бэкон, подобно Ф. Гвиччардини, уделяет много внимания экономике, в частности финансам. Особен­но интересны его рассуждения о народных

12. Bacon F. The History of the Reign of King Henry VII. Cambridge, 1889.

восстаниях, которые он считает обычным повседневным явлением в тюдоровской Ан­глии. Осуждая восстания и мятежи и видя в их подавлении одну из главных функций государства, он при всей своей тенденци­озности пытается уяснить себе анатомию этих движений, порождающие их объек­тивные условия. Бэкон выделяет два основ­ных типа мятежей: те, которые происходят «от буйства» (в основном сепаратистские восстания знати), и другие, возникающие вследствие «нужды». К последним он отно­сит собственно народные движения конца XV в., справедливо подчеркивая их антина- логовый характер. К огораживаниям конца XV в. Бэкон относится негативно, считая справедливыми законы Генриха VII, на­правленные против них.

Хотя Бэкон, как и все историки-гумани­сты, отводит в своем сочинении большое место отдельным личностям, он стремится на основании «эмпирических» данных, изу­ченных им фактов дать причинно-след­ственное объяснение хода истории, опреде­лить условия, в которых зарождается и развивается данное событие. В нем можно видеть одного из крупнейших представите­лей политического направления гуманисти­ческой историографии.

В Германии XVI в. в связи с острой социально-политической и религиозной борьбой эпохи Реформации и Крестьянской войной историография, в том числе и гума­нистическая, служила идейным оружием различных социальных групп и отражала часто диаметрально противоположные тен­денции в области политики и религии. При этом, как в лагере католической реакции, так и протестантской оппозиции, вплоть до самой радикальной, в историографии со­хранила свое влияние теологическая кон­цепция истории, хотя иногда видоизме­ненная влиянием гуманистических идей. Поэтому в немецкой историографии XVI в. значительное место занимали сочинения смешанного типа: по форме подражавшие гуманистическим работам, а по существу близкие к средневековым хроникам. Со­бственно гуманистических работ было ма­ло и они не были широко известны.

Переплетение средневековой, мистиче­ской традиции с гуманистическим влияни­ем характерно и для одного из интересней­ших немецких историков этого периода

Себастьяна Франка (1499—1542), которо­го К. Маркс назвал «великим» ^|6. Будучи выразителем настроений наиболее ради­кальных слоев бюргерства, Франк испытал известное влияние гуманистических идей, стал лютеранином, позднее — анабапти­стом, но затем отошел и от этого движения, придя к своеобразному «мистическому пан­теизму».

В основном историческом сочинении С. Франка — «Хроника, Летопись и Исто­рическая библия», увидевшем свет в 1531 г.¹⁹, причудливо переплетаются сред­невековая форма изложения и своеобраз­ная теологическая трактовка истории с трезвым, рационалистическим, в духе гу­манизма, подходом к ее проблемам. Боже­ственное начало в истории С. Франк рас­сматривает с пантеистических позиций, считая, что бог разлит в мире, воплощен в каждом человеке и осуществляет исто­рию через действия не осознающих этого людей. Хотя разлитый в мире бог составля­ет благое начало, люди могут использовать его по-разному: одни для благих дел, дру­гие во зло. Поэтому божественный план реализуется в истории лишь в конечном счете, и, люди, изучая историю, должны извлекать из нее практический опыт для настоящего и будущего.

С. Франка отличает то, что он рассмат­ривает историю с точки зрения интересов простого народа, что нередко интуитивно приводит его к ряду необычайных для его времени выводов. Так, он осуждает частную собственность как источник наси­лия богатых над бедными, ограбления по­следних; в государстве он видит силу, которая вскоре после своего возникнове­ния оказалась на стороне богатых и помо­гает притеснять простой народ; он облича­ет католическую церковь за то, что она отошла от принципов раннего христиан­ства. Эта книга проникнута сочувствием к крестьянству, несущему несправедливые феодальные повинности. В них Франк ви­дит причины крестьянских восстаний, в

частности Крестьянской войны 1524— 1525 гг. Но в то же время он осуждает эти восстания, утверждая, что народ не до­лжен восставать, но лишь покорно ждать избавления с помощью бога.

Франк далек от приемов гуманистиче­ской критики источников, например, счита­ет вполне достоверными библейские ле­генды. Вместе с тем он нередко критикует средневековые хроники с позиций здравого смысла.

Написанная простым образным немец­ким языком «Хроника» Франка, как и его многочисленные публицистические сочине­ния, пользовалась популярностью в народе и сыграла большую роль в формировании немецкого литературного языка.