Глава вторая Отношение Белграда к «русскому вопросу»

Как мы уже говорили, полную независимость Сербия обрела только после поражения Турции в Русско‑турецкой войне 1877–1878 годов. Тогда же Берлинский конгресс закрепил статус субъекта международного права и за Черногорией, в которой правили представители династии Петровичей.

Вековому стремлению этих двух родственных народов к объединению мешала не только территориальная разобщенность, но и соперничество двух царствующих династий – Петровичей и Карагеоргиевичей.

26 ноября 1918 года собравшаяся в Подгорице Скупщина (парламент) представителей черногорского народа высказалась за низложение династии Петровичей и за объединение с Сербией под властью Петра I Карагеогриевича, а 1 декабря 1918 года на развалинах Австро‑Венгерской монархии было образовано единое Королевство СХС, включившее в себя долго бывшие под Габсбургами Хорватию, Словению, Боснию, Герцеговину, Далмацию и Воеводину, а также независимые Сербию и Черногорию.

Возглавил Королевство СХС Петр I Карагеоргиевич, женатый, как мы уже говорили, на Зорке Черногорской, дочери черногорского князя (впоследствии короля) Николы I Петровича Негоша. Скромный в личной жизни и демократичный король Петр был очень болен, поэтому принцем‑регентом королевства сразу же стал его тридцатилетний сын Александр (в 1921 году, после смерти отца, он станет королем под именем Александра I Карагеоргиевича).

* * *

В 1917–1918 годах Белград столкнулся с проблемой – как строить отношения с большевистской Россией. С одной стороны, не хотелось терять традиционного внешнеполитического союзника и одного из важнейших гарантов независимости своего государства. С другой стороны, Карагеоргиевичи находились в родственных связях со свергнутыми Романовыми, и это не могло не накладывать на них определенных обязательств. Очевидно, что решение Антанты о военной интервенции против большевиков еще больше осложнило положение сербской стороны.

Дело усугублялось тем, что весной 1918 года Антанта потребовала от Белграда реального военного участия в борьбе против большевиков. При этом у сербов было свое видение этой проблемы – они считали, что во внутренние дела России лучше не вмешиваться, а сербы ни при каких обстоятельствах не должны воевать против русских.

С другой стороны, попытки большевиков установить отношения с Белградом также не дали результата.

Профессор Мирослав Йованович по этому поводу пишет:

«Только в краткий период времени до апреля 1919 года югославская дипломатия пыталась ориентироваться на два политических центра в России – Москву и очаги антисоветского сопротивления, после чего однозначно приняла сторону белых. При этом отношение к политике большевиков было неизменно критическим. Уже в декабре 1917 года сербский посол в России Мирослав Спалайкович выступил против какого‑либо участия своей страны в мирных переговорах с центральными державами в Брест‑Литовске. 28 февраля 1918 года вследствие опасности захвата немцами Петрограда сербский посол отбыл в Финляндию. При ратификации Брестского мира по собственной инициативе присутствовал сотрудник посольства профессор Радослав Йованович, но уже через несколько дней после этого события сербские власти на Корфу издали декларацию, в которой недвусмысленно утверждалось, что революция в России „выгодна лишь Германии“. Но и после этого окончательного разрыва отношений с советской властью не произошло. Напротив, в апреле 1918‑го посол Спалайкович по поручению Николы Пашича возвратился в Россию. Правда, он пробыл в Москве недолго, успел встретиться со Львом Троцким, которого пытался убедить в том, что единственное спасение России – во вмешательстве в ее дела Японии, после чего уехал в Вологду, где находились дипломаты стран Антанты. 20 июля 1918 года сербский посол окончательно покинул Россию, в которой остались сотрудники посольства и консульства».

Когда Гражданская война в России достигла наивысшей точки, Антанта в категорической форме поставила вопрос о привлечении сербских военных формирований к борьбе против большевиков. После этого Белград, поняв, что дальше игнорировать давление Антанты уже невозможно, направил одну сербскую воинскую часть в Россию, и она приняла участие в интервенции в районе Архангельска (она охраняла там участок железной дороги).

Таким образом, Королевство СХС формально вошло в число стран, осуществивших военную интервенцию против большевиков, что тут же отразилось на двусторонних отношениях. 18 августа 1918 года чекисты арестовали сербскую военную миссию при посольстве в Москве во главе с полковником Лонткиевичем и одновременно совершили обыск в петроградском посольстве. Но даже эти силовые акции не привели к разрыву дипломатических отношений между двумя государствами. Военных вскоре освободили (в начале ноября они покинули Россию), а нарком иностранных дел Г.В. Чичерин согласился с тем, что Радослав Йованович останется в Москве, обладая дипломатическими привилегиями.

* * *

В задачи данной книги не входит детальный анализ всех нюансов отношений, сложившихся в конце 1918 года между официальным Белградом, Москвой (Петроградом), Екатеринодаром (генерал А.И. Деникин), Севастополем (барон П.Н. Врангель) и Омском (адмирал А.В. Колчак). В рамках данной книги для нас важно другое. Важно, что Белград был тесно связан с Российской империей. Важно, что принц‑регент Александр был «русским питомцем» (он окончил Пажеский корпус в Санкт‑Петербурге и был награжден несколькими российскими орденами). Важно, что Карагеоргиевичи в 1911 году породнились с российской императорской семьей Романовых.

Все это не могло не отразиться на внешнеполитическом курсе белградского правительства, которое в конечном итоге не могло не занять антибольшевистских позиций с надеждой на реставрацию «старой России».

Профессор Мирослав Йованович по этому поводу пишет:

«Логическим следствием такой политической позиции был отзыв сербского посланника М. Спалайковича из Москвы 20 июля 1918 года, а также последовавший полный разрыв дипломатических отношений с советским правительством в марте 1919 года».

В результате именно то, что профессор Миодраг Сибинович называет «традиционной симпатией сербов и черногорцев к русским – большому братскому славянскому православному народу», а професср Мирослав Йованович – «благодарностью сербской короны и сербского народа Российской империи за политику помощи и поддержки», а также «долгом, который должен быть возвращен», в значительной мере определило решение о том, что Королевство СХС приняло до 70 000 беженцев из России. Из них задержалось на время или осталось жить в стране более 40 000 человек, что сделало Королевство СХС одним из главных центров русской эмиграции на Балканах.

Оказавшийся в 1920 году в эмиграции в Белграде профессор Г.Н. Пио‑Ульский констатирует:

«Благородное положение по отношению к русской эмиграции заняла Югославия. Она, несмотря на сравнительно тяжелое финансовое положение страны после Великой войны, оказала русским людям широкое гостеприимство… Король Александр I отлично понимал, что русские эмигранты пришли в Югославию не по своей воле, что они жертва Великой войны, и что к их нуждам должна быть проявлена самая широкая заботливость».