5. Много ли неконтактных детей?

  Как часто мне приходится слышать: "Ну, почему у всех дети как дети и только мой...?" За этими словами кроется, конечно, не оценка частоты неконтактности, а чувство одиночества перед лицом свалившегося на семью несчастья. Как много неконтактных детей на самом деле—оценить не просто. Многие врачи могут рассказать, сколько неконтактных детей им пришлось лечить за годы работы, но это не ответ на вопрос. Прояснить положение могли бы отчеты лечебных учреждений, если бы была уверенность, что в них обращаются по поводу всех страдающих детей и что неконтактность всегда обозначается одним диагнозом. На деле это не так. Родители могут не замечать нарушений, стесняться их и потому не обращаться в государственные учреждения, а искать помощи "частным порядком". Медицинские диагнозы, которыми обозначают неконтактное поведение, как мы уже говорили, могут быть разными. Специальные же исследования столь дорогостоящи, что их проведено в мире сравнительно немного. В 60-х годах их провели в Англии и Голландии. В Англии, например, были обследованы все дети 8—10 лет на территории одного из графств. Примерно 4—5 детей из каждых 10 тысяч обнаружили характерные проявления неконтактности. Считается, что такая же распространенность должна быть и в других развитых индустриальных странах. Много это или мало? Принято считать, что дети в возрасте до 15 лет составляют примерно одну четверть населения. Тогда в городе со стотысячным населением должно быть 25 тысяч детей вообще и 12—15 — неконтактных. На самом деле число детей, нуждающихся в помощи в связи с неконтактностью, больше — за счет вторичной неконтактности при психическом недоразвитии и других расстройствах. В городе же с миллионным населением неконтактных детей будет, как минимум, 120—150.

Мальчики страдают примерно в 3—4 раза чаще девочек. Но когда неконтактность выявляется очень рано — на первом году жизни — мальчиков и девочек поровну. Если говорить только о той форме неконтактности, которую описал Лео Каннер, она встречается примерно с той же частотой, что глухота или слепота. Если принимать во внимание и другие формы неконтактности, то придется сказать, что каждый человек встречал в жизни по крайней мере нескольких неконтактных детей.

6. Неконтактность и возраст

У детей, наблюдавшихся Каннером, неконтактность выявлялась ухе в младенчестве. Отсюда и название: ранний младенческий аутизм. Позже, когда появились описания неконтактности, выявляемой в 2—3 года, стали говорить о раннем детском аутизме. Сейчас этот диагноз ставится при выявлении неконтактности до 4-летнего возраста. Поскольку у таких маленьких детей постановка диагноза крайне трудна, а диагноз заметно влияет на судьбу ребенка — выявление детского аутизма уменьшает шанс ошибок в установлении, например, определяющих дальнейшую судьбу ребенка, олигофрении или шизофрении (эта осторожность не кажется лишней — французские психиатры поэтому вообще не ставят диагноз шизофрении детям до 15 лет).

Неконтактность, а чаще — более или менее напоминающие ее ограничения или нарушения общения, могут возникать и после 4 лет. Обычно это связано с теми или иными заболеваниями и состояниями. По тому, как они сказываются на дальнейшем общении, можно судить об их природе. Это не "голая" теория, это важно прежде всего практически. Вот два примера.

Ребенок 4,5 лет был помещен в больницу, где ему проводилось много болезненных и пугающих процедур. По выписке родители "не узнают" своего ребенка: он не смотрит на них и не говорит с ними, разучился самостоятельно есть, утратил навыки опрятности и перестал интересоваться игрушками. Он как бы одичал. Но проходит неделя-другая жизни в доме с теплым уходом и чувством безопасности — и все постепенно восстанавливается; а спустя месяц-два—перед нами прежний жизнерадостный и смышленый ребенок. Понятно, что речь идет о так называемом реактивном или ситуативном состоянии, а не о тяжелой болезни, которая уже не оставит ребенка.

Другой пример — два бесспорно неконтактных ребенка: назовем их Алеша и Боря. Алеша — весь в себе и сам по себе. Он вертит в руках веревочку, ни на кого и ни на что не реагирует и не обращает внимание — в том числе и на мой разговор о нем с матерью. Он передвигается по кабинету так, будто в нем просто нет людей, а если попытаться заинтересовать его и посмотреть ему в лицо — он тут же отведет взгляд, отвернется или отойдет. Игрушки его не интересуют — лишь иногда он рассеянно повертит что-нибудь в руках и вернется к своей веревочке.

Боря тоже вне общения, но насколько иначе! Играя сам с собой, он все время что-то неразборчиво приговаривает. Начнет строить из кубиков ж тут же с неожиданным ожесточением разрушит построенное или вдруг начнет "пробовать на вкус" игрушечную машинку. Временами можно поймать его короткий настороженный взгляд на нас с его мамой. Если удастся привлечь его внимание, он может посмотреть вам в глаза, а иногда и сам пробует привлечь внимание к себе. Когда в разговоре о нем мы с матерью называем его имя, он оглядывается на нас.

Даже ровным счетом ничего не зная о детской психиатрии, можно сделать некоторые предположения. Скорее всего Алеша никогда не мог вступать в общение — в его поведении мы не находим даже малейших следов умения контактировать с людьми. Поставив перед собой задачу помогать ему, мы вынуждены будем начинать буквально с азов общения. Боря же, скорее всего, не всегда был таким, как сегодня — все его поведение включает в себя элементы общения, когда-то раньше приобретенные навыки. Видимо, он успел овладеть ими до болезни, исказившей и изменившей поведение и общение. Помогая ему, мы должны будем в первую очередь подумать, как его заинтересовать, как уменьшить помехи в общении и на что в его поведении мы можем опереться. Это лишь предположения. Но они показывают, как важно сопоставить проявления неконтактности и время ее начала.

Даже очень рано проявившаяся неконтактность у многих детей с возрастом в какой-то мере сглаживается, ослабевает, обнаруживает "окошки" для общения. Каждый момент контакта увеличивает шансы на более успешное приспособление к жизни. Ведь каждый раз он что-то узнает, воспринимает, понимает. Шансы эти при прочих равных тем больше, чем раньше начинается и чем более регулярна наша помощь. Как бы ни был мал ребенок, при малейшем подозрении на неблагополучие лучше проконсультироваться со специалистом, чем ждать, что все само собой пройдет, устроится, образуется. Подозрения не подтвердятся — что ж, вы, по крайней мере, будете свободны от тревоги за ребенка, которая сама по себе может быть серьезной помехой в воспитании. Подтвердятся - вы получите возможность помогать, не теряя времени. Но и сейчас, когда большинство детей ходит в детский сад и регулярно наблюдается врачом, страх родителей перед детским психиатром столь велик, что они всячески оттягивают встречу с ним, лишая ребенка помощи и себя покоя. Порой это тянется до школы, когда многие возможности уже безвозвратно упущены.

По мере того как дети растут, некоторые из них начинают вступать в общение, а поведение и отношения с другими людьми постепенно улучшаются. Другой вопрос — насколько? Одни дети могут справиться с обучением в массовой школе. Другие учатся по упрощенным программам или дома. Третьи так и не могут справляться со школьной программой, но осваивают навыки повседневной жизни и ухода за собой. У части детей улучшение так незначительно, что они нуждаются в постоянном уходе.