Четыре примера непонимания детей и взрослых

Непонимание между детьми и взрослыми возникает в целом ряде обла­стей из-за различных мыслительных и эмоциональных процессов.

1. В области объективных отношений маленькие дети отличаются от зрелых индивидов в первую очередь своей эгоцентричностью. В фазах первичного нарциссизма и любви к опорному типу ребенок, хотя и нуждается в матери больше, чем в более поздней жизни, но использует ее исключительно для удовлетворения отдельных потребностей, не осознавая ее роли в качестве самостоятельной личности. Что бы ни происходило с ма­терью, на этой ступени ребенок занят только своей собственной персоной. Уделение внимания матерью другим членам семьи, ее интересы, ее домаш­ние и служебные заботы, изменения ее настроения, болезни и даже смерть переживаются ребенком как выпавшие на его долю лишения. Рождение сле­дующего ребенка означает для малыша лишь то, что мать ему неверна, т. е. неприязнь с ее стороны, на которую он со своей стороны отвечает враждеб­ностью, эмоциональной холодностью или повышенной требовательностью и сложностями.

2. В сексуальной области существует незрелость физического аппа­рата, которая приводит ребенка к тому, чтобы переводить половые проявле­ния между родителями на язык своей собственной прегенитальности. Из этого возникает ошибочное понимание полового акта родителей как грубого нападения отца на мать и основанные на этом все сложности идентификации с мужскими и женскими партнерами в роли агрессора и жертвы, которые ответственны за более позднюю неуверенность в сексуальной идентичности подрастающего индивида. Незрелость сексуального аппарата в детстве ответственна также за известный неуспех сексуального просвещения. Там, где родители стараются передать интеллектуальные знания, ребенок отве­чает соответствующими его физическому и эмоциональному опыту «ин­фантильными сексуальными теориями», замещающими гениталии ртом и анусом, естественную женскую роль — кастрацией и жестоким обращением женского партнера.

3. Различия в инфантильном образе мыслей не только качественные, но и количественные, поскольку они относятся к относительной слабости вторичных процессов но сравнению с первичным процессом. Маленькие дети могут быть поразительно «благоразумными», например, во время болезни — к необходимости врачебного вмешательства, к приему невкус­ных лекарств, к диете и т. д. Но к родительскому разочарованию эти уста­новки указывается ненадежными. Чем ближе приближается визит врача или угрожающая операция, т. е. чем больше возрастает страх, тем «небла­горазумнее» ведет себя ребенок, т. е. тем больше преобладает первичный образ мышления над вторичными мыслительными процессами: необходи­мое хирургическое вмешательство превращается в фантазии ребенка о преднамеренном повреждении врачом его тела; больничная койка ста­новится тюрьмой; диета — лишением еды в качестве штрафа. Родители, допускающие такое (в их присутствии или отсутствие), превращаются в фантазиях ребенка из защитников от врагов и агрессоров в мишень для вспышек ненависти, гнева и ярости.

4. Следующее важное различие между детьми и взрослыми касается временной ориентации. Для человеческой оценки течения времени реши­тельно важно, исходит ли его измерение из инстинктивных процессов или из Я. Инстинктивные побуждения по своей природе не выносят никаких отсрочек, являются, следовательно, «нетерпеливыми» стремлениями к удов­летворению. Ожидание, отсрочка и терпение принадлежат процессам Я, характерны для них и только постепенно вводятся в психический аппарат (путем включения мыслительных процессов). Взрослый измеряет время посредством своего Я, с привлечением объективных вспомогательных средств, таких как часы и календарь. В противоположность этому дети измеряют время на основе субъективных инстинктивных процессов, т. е. потребностей и желаний. Их голод позволяет судить, что промежуток между приемами пищи «слишком долог», даже, когда мать пунктуально придерживается предписанного режима. В состоянии разлуки, тоски, в боль­нице и т. п. каждый промежуток времени может казаться «бесконечным» даже, если он но оценкам взрослых «короткий». Все то, что здесь для ребен­ка терпимо или нетерпимо, безобидно или вредно, целиком зависит от зре­лости или незрелости его аппарата Я, слишком часто измеряется во вред ребенку исключительно посредством чуждого ему масштаба взрослых.

Как естественно для детей переводить действия родителей на их собст­венный чувственный язык, так неизбежно для родителей на основе их взрос­лого образа мыслей недооценивать и не понимать переживания детей. Све­дения родителей о психической предыстории их детей являются поэтому ненадежными, неполными и дезинформирующими.

Родители, которые привели своих детей на клиническое исследование (по многочисленному опыту случаев госпиталя детской клинической тера­пии), упоминают, например, между прочим, что грудной ребенок «сразу не брал грудь», что он после отсутствия матери «некоторое время ничего о ней не хотел знать», либо во время болезни матери «никем другим не может быть тронут», что он осваивается в больнице только тогда, «когда минует первый страх».

Инциденты этого рода, кажущиеся несущественными и кратковремен­ ными, слишком часто оказываются при более детальном аналитическом рассмотрении важными поворотными точками в эмоциональной жизни ребенка, т. е. травматическими событиями, от которых берут свое начало страхи, патологические изменения, чувства неполноценности, задержки и симптомообразования.