ОТМЕНА КАНТОННОЙ СИСТЕМЫ.

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО О БАШКИРАХ

Ко времени Великих реформ 1860-х гг. военнослужилая система башкир и их припущенников полностью изжила себя. Настала пора освободить их от военной опеки и уравнять с прочим крестьянским населением страны.

Башкирское войско являлось крупным иррегулярным военным соединением России. На 1 января 1862 г. в поселениях войска проживало

008 876 Душ, что составляло треть всего казачьего населения страны. За войском числилось

млн дес. земли. В 1855 г. к нему было присоединено тептяро-бобыльское население (266 069 душ об. п.) [Военный... 1863. С. 540—541, 548]. Однако Башкирское войско отличалось от других казачьих войск, ему не были присущи элементы казачьей демократии. Оно подчинялось земской полиции и гражданским судебным учреждениям. Войско не было увенчано своим старшиной, атаманом. Башкирские служащие имели зауряд-чины (зауряд- хорунжий, зауряд-есаул, зауряд-сотник), перед ними был почти закрыт доступ в дворянство. Но главное отличие башкир от казачьих войск состояло в преобладании трудовых повинностей над военной службой. Трудно перечислить все виды общественных работ (рубка и сплав леса, строительство крепостей, трактов и дорог, перевозка бесчисленных казенных грузов, работа на приисках, рудниках и т. п.), которые выполняли башкиры, мишари и тептяри.

Но и в таком виде военная служба башкир подвергалась острой критике современников. Иноверческое служилое сословие оказалось малосовместимым с национальными и конфессиональными принципами российского самодержавия. Уже в первые десятилетия существования кантонной системы предлагались проекты преобразования

Башкиро-мещерякского (с 1855 г. оно называлось Башкирское) войска. Во главу угла этих преобразований ставилась задача постепенной замены башкирских и мишарских служащих Оренбургским казачьим войском с одновременным переводом первых из служилого в податное сословие. Для реализации этих планов много сделали военные губернаторы П.К.Эссен, П.П.Сухтелен, В.А.Обру- чев и особенно В.А.Перовский, который в отличие от других начальников края избегал крайностей в этой реформе. Хорошо понимая значение башкир и припущенников как воинов и почти неисчерпаемого источника бесплатной рабочей силы, Перовский стремился решать задачи управления губернией последовательно, не допуская ослабления военных ресурсов.

Но спрос на башкирскую военную силу стремительно падал, т. к. к середине XIX в. границы империи выдвинулись далеко за пределы Оренбургской губернии, а новые укрепленные линии были построены на самых подступах к Средней Азии. В 1861 г. была снесена за ненадобностью Оренбургская крепость. Быстро росла численность Оренбургского казачьего войска, насчитывавшего в 60-е гг. XIX в. 237 тыс. человек об. п. [Машин, 1976. С. 119]. К этому времени в Башкирском войске службу несли жители лишь 9 юго-восточных кантонов, остальные 19 кантонов вместо службы платили денежные повинности [Асфандияров, 2005. С. 185]. Военный министр Н.О.Сухозанет считал необходимым перевести в податное сословие и остальных служащих войска, т. к. они, по его мнению, могли быть «приманкою к <...> независимости», которую «народ этот <...> успел удержать за собою в течение полутораста лет» и преградою на пути превращения всех инородцев в податных крестьян [ЦИА РБ. Ф. И-2. Оп. 1.Д. 10077. Л. 22].

Несмотря на то что большинство башкир и припущенников перестали отправлять военную

241

тый выше военный министр Сухозанет отмечал, что славянские казачьи войска употребляют свои доходы «на собственное развитие», а большая часть сборов с башкир идет «на предметы совершенно посторонние». По его данным, накануне реформы из 725 253 руб. серебром, собранных с жителей Башкирского войска, 411 236 руб. (56,7 %) шли на содержание и усиление Оренбургского казачьего войска и Кавказского военного корпуса. Да и остальные деньги шли на нужды чиновников Башкирского войска, на потребности военного министерства, на содержание степных укреплений и т. д.

Упразднение кантонной системы управления в крае во многом связано с именем генерал- губернатора А.П.Безака. Вновь назначенный военным министром генерал-адъютант Д.А.Милютин на официальном уровне поручил ему заняться реформой среди башкир и припущенников. С 1861 г. он постепенно подчинил башкир и их припущенников обшей полиции, отменил назначение башкирских команд на кордонную службу по Оренбургской линии, прекратил командировки военной сотни в Форт-Перовск, запретил ежегодные сборы башкирского учебного полка для лагерных занятий. Он разрешил башкирам, назначенным на казенные работы, являться без форменного обмундирования. Помимо того, Безак представил в Военное министерство предложение о подчинении башкир общей подсудности по делам уголовным, о прекращении производства башкир в урядники и зауряд-офицеры. С 1862 г. три кантона в Стерлитамакском уезде (26, 27 и 28-й) были обращены в неслужащие, а жители их взамен службы обложены денежным сбором. Параллельно с этими мерами служебные наряды башкир шести служащих кантонов производились почти исключительно на работы, не связанные с военной службой. По выражению «башкирца из Белебея», даже те башкиры, которые наряжались на службу, «по неимению с кем воевать сплавляют лес, делают кирпичи и известь, косят сено» [Башкирец... 1862. С. 129].

При подготовке реформы решено было руководствоваться основными началами Положения 19 февраля 1861 г. по освобождению крестьян. Проект Безака был рассмотрен Государственным советом, и 14 мая 1863 г. «Положение о башкирах» было подписано императором Александром II. В нем говорилось: «Инородцы, известные под названием башкир, мещеряков, тептярей и бобылей, имеющие общее наименование Башкирского войска, получают гражданское устройство как свободные сельские обыватели на основаниях, в сем Положении определенных» [Полное... II. Т. 38. № 39622].

Перевод в гражданское состояние коснулся башкир и их военных припущенников (т. е. мишарей и

242

тептярей), проживающих в Оренбургской, Пермской, Самарской и Вятской губерниях. Положение

мая 1863 г. предоставляло им все права, которые были определены реформой 1861 г. для крестьян: личные права, возможность участия в договорных отношениях, право приобретения в собственность движимого и недвижимого имущества, открытия и содержания промышленных и торговых заведений, занятия ремеслами, перехода в другие сословия, отлучения с мест жительства и т. п. В разделе о личных правах особо оговаривалось право о дворянстве. К потомственным дворянам относились, во-первых, башкиры, утвержденные Герольдией в этом звании еще ранее, а также лица, получившие действительные армейские чины до 1845 г. и утвержденные самим царем; во-вторых, дослужившиеся до чина полковника или получившие до 1856 г. действительные чины войскового старшины за «военные подвиги». Но таких лиц среди башкир и мишарей почти не было. Зато имелось немало людей, достигших чина зауряд-есаула. Они получали личное дворянство, которое не распространялось на их детей. Сохранялась свобода исповедования и отправления обрядов мусульманской религии.

Среди прав по имуществу важное значение имело подтверждение вотчинного права башкир на владеемые ими земли. Из этих угодий они бесплатно получали наделы из расчета 40 дес. на душу м. п., зафиксированного VII ревизией в 1816 г. Припущенники бесплатно получали узаконенные пропорции земель из вотчинных угодий башкир. «Излишние», т. е. сверхдушевые земли, вотчинники

могли продать или сдавать в аренду посторонним лицам. Но чиновникам Башкирского войска, а также служащим ведомства Оренбургского генерал- губернаторства и членам их семей категорически запрещалось приобретение башкирских земель. Однако очень скоро положение это будет нарушено самым грубым образом.

Согласно «Положению 14 мая» юртовое полувоенное управление башкир и припущенников ликвидировалось и на его месте создавалось сельское и волостное управление, сходное с крестьянским «самоуправлением» русского населения. К лету

г. было образовано 808 сельских и 130 волостных обществ. Ежегодно из башкир и припущенников избирался волостной суд, который решал дела по маловажным проступкам (споры, тяжбы, ущербы имуществу населения и т. п.).

Необходимо отметить, что указом 14 мая 1863 г. кантонная система управления была упразднена не до конца. Предусматривался двухгодичный переходный период для подготовки окончательного слияния башкир и припущенников с прочим сельским населением империи. Для этого было образовано Особое управление башкирами под непосредственным наблюдением генерал-губернатора. Вместо упраздненных 28 кантонов были созданы

новых, совпадавших территориально с уездами: 1-й Оренбургский, 2-й Верхнеуральский, 3-й Троицкий, 4-й Челябинский с уездами Шадринским и Екатеринбургским, 5-й Красноуфимский с уездами Осинским и Пермским, 6-й Бирский, 7-й Мензелинский с уездами Сарапульским и Елабужским,

243

охвачен слухами о лишении башкир-вотчинников их прав, причислении в податное сословие с обязательством ставить рекрутов, переводе мусульман в православную веру и желании башкир и припущенников переселиться в другие места. Начальник губернии настойчиво требовал рассеивать ложные слухи и разъяснять народу то положительное, что несет эта реформа башкирам и припущенникам: упразднение военно-казачьей опеки над ними, учреждение местного самоуправления, сохранение вотчинного права на все владеемые ими земли и разрешение распоряжаться ими по своему усмотрению. Кроме того, чиновники должны были проверить, как реализуется новое Положение, работает ли волостное и сельское самоуправление, благонадежны ли лица, туда избранные, нет ли постороннего влияния на население, как ведется делопроизводство, как обстоит обучение русской грамоте, а также изучить экономическое положение бывшего войскового населения.

Осмотр башкирских кантонов продолжался с весны до осени 1864 г. За это время чиновники собрали богатый материал о положении нерусского населения края и его отношении к реформе. Следует отметить, что слухи о желании переселяться с целью сохранения казачьего статуса оказались сильно преувеличенными. Переселяться собирались лишь единичные деревни. Так, жители д. Гайныямаково Белебеевского уезда в числе 180 душ посылали двух поверенных для приискания места на Сибирской пограничной линии. Такое место было найдено на р. Ишим, после чего гайныямаковцы подали прошение о разрешении перейти на новые земли. Аналогичное прошение поступило от тептярей д. Бакирово Амировской волости Бугурусланского уезда Самарской губернии. Во всех других кантонах о желании переселения за пределы губернии не было слышно. В населении не чувствовалось особых опасений по поводу перевода в христианскую веру. Зато сильно было беспокойство из-за потери войскового статуса, который освобождал их от рекрутской повинности и оберегал от земских (гражданских) властей, отличающихся, как известно, своим корыстолюбием и вымогательством.

Велики были опасения и за земли. Хотя в Положении говорилось о сохранении за башкирами вотчинного права, там же указывались нормы наделов, на которые они могли рассчитывать - 40 дес. на мужскую душу по VII ревизии 1816 г. С тех пор население удвоилось, и реальный душевой надел составлял около половины нормы. Особенно пугала возможность отрезки «сверхдушевых» угодий, как это происходило в частновладельческих и удельных селениях. Слухи подогревали опасения. Так, толчком к переселению из д. Гайныямаково явились

244

рассказы русского казака о возможной передаче башкирских земель государственным крестьянам. Волнения башкир не переросли в открытый протест благодаря усиленной разъяснительной работе, но общее мнение выразили жители Гайнинско- Бардымской волости Пермской губернии: «Мы видим, что все, таким образом, идет к тому, чтобы башкир сделать государственными крестьянами, а так как у крестьян земля не собственная и с крестьян берут рекруг, то мы опасаемся, чтобы и у нас не отняли земель и не стали брать рекрут» [ЦИА РБ. Ф. И-2. Оп. 1.Д. 13022. Л. 76].

Наблюдалось недовольство новой раскладкой повинностей — по наличному числу ревизских душ без учета больных, бедных, отслуживших стариков, многосемейных, уволенных в отставку, всех, ранее освобождавшихся от податей. Тревогой были охвачены и бывшие кантонные начальники. «Лица эти, — говорилось в отчете чиновника особых поручений Рогали-Левицкого, — утратившие бывшее свое значение и лишившиеся при новом управлении некоторых косвенных доходов, почти или совершенно не сочувствуют видам правительства» [ Там же. Л. 276].

Недовольство жителей вызывала работа вновь учрежденного местного самоуправления. По словам ревизора князя Церетелева, деятельность волостных учреждений сводилась к исполнению официальных предписаний начальства, заботы же

о благоустройстве своей волости, о мирских капиталах, запасных магазинах, лесах, оброчных статьях, народной грамотности и т. п. оставались «совершенно чужды обществу». Большинство волостных старшин и сельских старост были непригодны к исполнению своих обязанностей и характеризовались словами: «не способен по непониманию дела», «не способен по нравственным качествам», «малонадежен в отношении честности» и пр. Оказалось, что многими старшинами избирались лица, занимавшие в кантонное время какую-нибудь войсковую должность, а рядовые жители были отданы под власть имущих, продолжавших самоуправство, как и прежде. Башкиры дд. Ялчино и Зиянчури- но Оренбургского кантона жаловались на зауряд- чиновников Утяшева и Тутлубаева, которые вели пьяную, «крайне неприличную» жизнь, жестоко избивали односельчан, без общего согласия пускали на зимовку стада, принадлежавшие казахам, а деньги получали сами [Там же. Л. 33 об., 47]. Тревожным симптомом будущего разбазаривания вотчинных земель являлись жалобы на действия волостной верхушки, по своему усмотрению распоряжавшейся общинными угодьями. В отчетах чиновников-ревизоров отмечено много злоупотреблений со стороны местной администрации. До полного разорения довел население следователь Крыжановский (Челябинский кантон). Он длительное время держал в заключении невинных людей, требуя за освобождение от 10 до 20 руб., оскорблял молодых женщин, вызванных к допросу, и т. д. [Там же. Л. 90 об.]. Крайне отрицательно оценивалась деятельность волостных писарей, назначаемых властями из русских. Все они отмечены как «пьяницы». Общий вывод ревизоров был вполне определенным: местные чиновники составляют «зло Башкирии». В кантонный период традиционное народное самоуправление почти полностью было вытеснено башкирским войсковым чиновничеством, являвшимся частью общероссийской бюрократической системы.

Самой тревожной была информация о разорении населения. «Экономический быт башкир вообще крайне плох. Все заботы правительства в этом отношении мало принесли пользы до настоящего времени», — отмечал коллежский советник Плач- ковский, характеризуя хозяйство башкир Оренбургского кантона. Существенной причиной экономического неблагополучия башкирского населения являлся кризис скотоводческого хозяйства. Ревизовавший волости Бугурусланского, Белебе-

245

Переселение башкир 3-й юрты было возложено на особую комиссию, но как только она приступила к работе, уральские и самарские башкиры изъявили желание переселиться в Оренбургскую губернию. Данное намерение башкир побудило губернатора остановить действие комиссии. Переход 7 тыс. башкир с их 27 тыс. головами скота на расстояние 800-900 верст был бы сопряжен с большими трудностями. В свою очередь, вотчинники на новом месте не могли припустить к себе столь значительную массу переселенцев. Поэтому последним в просьбе было отказано, и к концу 1865 г. башкиры всех трех юрт были переданы в гражданское ведомство по месту жительства.

На основе утвержденного Мнения Государственного совета «О передаче управления башкирами из военного в гражданское ведомство» от 2 июля 1865 г. одновременно с оренбургскими должны были быть переданы в гражданское ведомство башкиры других губерний [Там же. Т. 40. № 42282]. Кантонные управления и общее управление башкирами упразднялись, а функции их распределялись между общими и уездными по крестьянским делам присутствиям и мировыми посредниками.

К 1 февраля 1866 г. была закончена непосредственная передача в гражданское ведомство башкир и их припущенников, проживающих на территории пяти (Вятской, Оренбургской, Пермской, Самарской и Уфимской) губерний. Тогда же было упразднено особое управление башкирами, дела которого передавались в общие гражданские учреждения. Так завершился перевод населения Башкирского войска из военного сословия в гражданское состояние.

Новая эпоха началась для башкир с тяжелых испытаний. В 1864—1865 гг. разразилась эпидемия тифа, вызванная ежегодно повторяющейся засухой. Особенно пострадали кочующие башкиры южных уездов, где от голодной смерти погибло до 10 % жителей и выше. Вновь назначенный оренбургский и самарский генерал-губернатор Н.А.Крыжанов- ский организовал обследование причин постигшего бедствия, которое подтвердило ужасающую нищету населения, проявлявшуюся в почти полном отсутствии пищи и одежды, тесных жилищах и т. д. Он выступил перед правительством с рядом предложений с целью разрешить кризис переходного периода в жизни башкир. Генерал-губернатор просил понизить «значительно высокие подати» в сравнении с налогами иных крестьян, принимая во внимание особенности хозяйства башкирского народа.

Башкиры являлись хозяевами своих земельных наделов и, по мнению Крыжановского, «при однородности прав» должны были нести «однородные

246

лись не готовыми к переходу к новому укладу жизни, так как высшее начальство управляло народом «без плана и систем так, как заблагорассудится. Принимаемые ими для этого меры были несообразные с положением народа». Русским чиновникам была дана слишком широкая власть, что приводило к злоупотреблениям. Кантонные начальники, назначаемые генерал-губернатором из башкир, если вели себя не «подобострастно», увольнялись. Автор записки не принимал обвинений в том, что мусульманская религия являлась преградой на пути к прогрессу. Он отмечал, что религиозный фанатизм чужд башкирам, предлагал новым гражданским властям энергичнее проводить разумную попечительскую политику? в отношении местного населения с тем, чтобы вывести его из «смрадного положения» переходного времени.

Одновременно в канцелярию генерал-губер- натора поступили «Заметки о настоящем положении башкирского народа» майора С.Ольшевского, который считал материальное положение башкир «безвыходным и без последних неурожайных годов». Даже среди оседлых башкир многие живут без куска хлеба, деревни разорены, жители отказались от всякого труда, «о будущем совсем не думают, как будто оно для них не существует». «Было время, когда все жило на счет башкир, все брало взятки: и писаря, и юртовые старшины, и полиция, не отставали пристава по конокрадству, переводчики, помощники кантонных, кантонные, стряпчие, зачастую случалось, что и самые попечители, и даже само центральное управление не было в этом случае безупречно. Народ, видя все это <...> пришел к убеждению, что лучше ничего не делать, ничего не иметь, что как бы ни трудился, исход один - бедность; все, что выработаешь, все заберут чиновники, да еще и в острог посадят». Такая жизнь, по словам автора, развила в башкирах «страсть к чиновничеству», получение власти над другими являлось единственной возможностью поправить свое экономическое положение. Из огромного числа зауряд-чинов лишь пятая часть была получена за действительные заслуги, все остальные куплены за деньги. Став чиновником, бывший «обобранный» драл взятки с «живого и мертвого».

Как и Куватов, Ольшевский причиной кризиса считал некомпетентность управленческого аппарата, правившего населением «без положительно определенной цели», покровительствуя злу'и грабежу вокруг. Автор убежден, что предполагаемая распродажа вотчинных угодий обернется их расхищением за бесценок. В башкирах он видел хороших работников, способных стать неплохими хлебопашцами: «обстоятельствами они поставлены на ту точку, на которой теперь находятся, обстоятель