09 Четверти.

Если анализировать хозяйственные районы Башкортостана в отдельности, то заметим, что в оседлых кантонах (1-й, 10-й, 11-й) за 10 лет (1842—1851) не было заметного роста посева зерновых (исключая 10-й, где засевали хлеба чуть больше, чем в других). Такое явление объясняется, по-видимому, тем, что Мензелинский уезд, в котором был расположен 11-й кантон, по плотности населения к середине XIX в. занимал первое место в губернии (23 души об. п. на кв. версту) и, следовательно, здесь не было «пустопорожних» земель для расширения пашен. Что касается 1-го кантона, то его жители сочетали земледелие с лесным промыслом. Помимо того, землю под пашню добывали с большим трудом, а именно путем выжигания лесных участков (подсечное земледелие). Например, в 1851 г, считалось, что в вотчинных дачах этого кантона добыто 10 020 пудов мочала, 6054 пуда «толченной ивовой коры», 2 278 ильмовых дуг и 141 ведро дегтя, которые сбывались в Осе, Кунгу- ре и на Тагильских заводах. Однако эти данные не отражали действительную картину. По словам одного из стряпчих, башкиры «взносили пошлину только за самую незначительную часть этих изделий, которые в большем количестве продавали тайно». По другим данным видно, что башкиры одной только Тайнинской волости Осинского уезда ежегодно продавали промышленникам г. Осы более 200 тыс. пудов мочала [ЦИА РБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 60. Л. 104, 131, 132]. Следовательно, лесные промыслы у башкир северо-западного Башкортостана являлись не менее важной отраслью хозяйства, чем другие.

Незначительный рост посева зерновых в оседлых кантонах был последствием не только указанных причин. «Попечительная» политика властей в области хозяйства коснулась, в основном, башкир, ведущих полукочевой образ жизни, минуя оседлых. Вот почему заметные сдвиги в росте посевов хлеба наблюдались прежде всего у башкир- скотоводов и земледельцев-скотоводов при минимальном росте у оседлых земледельцев. Подчеркиваем, что речь идет о росте, а не об уровне, так как у башкир-земледельцев посевов было намного больше, чем у жителей других хозяйственных районов.

В кантонах с преобладающим оседлым населением (2-м в Красноуфимском и Екатеринбургском, 4-м Западном в Троицком, 8-м в Уфимском,

12. м в Белебеевском, Бугурусланском и Бугульминском уездах) рост земледелия, хотя и незначительный, следует отнести на счет «попечительной» политики местных властей, а также влияния примера земледельческих небашкирских хозяйств. К середине XIX в. там намного уменьшилось число башкир, ведущих полукочевой образ жизни, и этот земледельческо-скотоводческий район постепенно

119

Следует отметить, что среди полукочевников особенно непопулярным являлся посев озимых зерновых культур. Поэтому органы власти прежде всего старались принудить башкир к посеву озимых. До 1840 г. во 2, 3, 6, 9 и 12-м кантонах последний был «весьма скуден», составляя на душу всего лишь от 7 до 19 фунтов. В 40-х гг. XIX в. посевная площадь под озимое увеличилась до 0,27 четвертей на душу об. п. [ЦИА РБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 5529. Л. 7]. К 1854 г. посев озимых составил уже свыше трети всего посева [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 77. Л. 369].

Чтобы уяснить такую живучесть полукочевого образа жизни у южных башкир, надо, помимо упоминавшейся причины (сокращения к первой четверти XIX в. пригодных для пашни земельных просторов «по случаю отвода самых лучших земель для заводов рудокопных и под поселение государственных крестьян»), учесть также малонаселенность приуральских уездов [ЦИАРБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 1151. Л. 48]. Так, к середине XIX в. по плотности населения Верхнеуральский уезд занимал среди других 12 уездов губернии последнее место (2 души м. п. на 1 кв. версту), Оренбургский - 7-е (3,3) и Стерлитамакский — 5-е (4,5) [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 2. Д. 94. Л. 219; ГАОО. Ф. 6. Оп. 6. Д. 13836/6. Л. 5]. Здесь (в 6-м и отчасти 7-м кантонах) русских и других земледельцев было слишком мало (заводские крестьяне, проживающие в этом районе, почти не сеяли), чтобы влиять своим примером на развитие башкирского земледелия.

Большинство башкир засевало в среднем от

1. до 3 десятин на душу об. п. В Верхнеуральском уезде на душу приходилось около 0,4 дес., в Оренбургском — полдесятины. В Екатеринбургском, Красноуфимском и Шадринском уездах в начале XIX в. богатые башкиры засевали до 5 и более десятин, а маломощные от 1 до 3 дес. В Троицком уезде в 30-х гг. XIX в. первые засевали не более 15 дес., а бедные от 1 до 3 дес. Зажиточные и богатые башкиры в оседлых кантонах засевали до 15 и более десятин [ЦИАРБ. Ф. И-6. Oп. 1. Д. 207. Л. 16—91; Попов, 1813. С. 16; РГВИА. Ф. 414. Д. 313. Л. 1]. Однако и в 6-м (Верхнеуральский уезд), 7-м (Стерлитамакский) и 9-м (Оренбургский) кантонах имелись башкиры, у которых было сравнительно крупное земледельческое хозяйство. Они широко пользовались наемным и принудительным трудом. Так, среди засевающих до 100 пудов хлеба к 1864 г. по 6-му кантону оказалось 1204 хозяйства, по 9-му — 4294 хозяйства; а от 100 до 200 и выше пудов засевали: в 6-м кантоне - 106, в 9-м кантоне — 124 хозяйства [ЦИАРБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 5406, Л. 12, 56—65]. Среди самарских башкир засевали большие площади семейства Акировых и Токтаровых [Железное, 1858. С. 264]. В докладе военному губернатору А.П.Безаку майор Сапега-Олыневский,

120

зарывая его в снег [Чурко, 1927. С. 17]. Методам огородничества и разведения картофеля обучались в Оренбурге башкирские мальчики из южных кантонов [ГАОО.Ф. 6. Оп. 6. Д. 13762/1. Л. 26]. На «продовольственный капитал» башкир-скотоводов в 1861 г. было куплено и роздано им 5294 пуда картофеля и огородных семян. Незначительное количество купленных семян объяснялось тем, что их «негде было приобрести», поскольку в соседних с башкирами русских селах тоже мало еще занимались разведением картофеля и огородных культур [ЦИА РБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 10788. Л. 37, 60].

Немалое хозяйственное значение для башкирского населения имело пчеловодство (бортничество). Им занимались, в основном, лесные башкиры, которые держали диких пчел в дуплах деревьев, где оставляли пчел и на зиму. Некоторые хозяйства имели до 200 бортей, приносящих каждая от 10 до

30. фунтов меда и соответствующее количество воска [Штукенберг, 1858. С. 22]. В 4-м Западном кантоне в д. Сагирово по р. Кига 40 домохозяев имели 172 улья. У катайцев 6-го кантона в 7-ми деревнях было 198 ульев, 173 борти. В степной части башкиры по р. Ток почти не имели ульев [РТВИА. Ф. 414. Д. 314. Л. 65-66, 69-70, 91-92, 95-96]. В 6-м кантоне бортничеством, естественно, занимались в тех местах, которые были расположены в лесной зоне. Бурзянцы пасек не имели, а держали пчел только в бортях. На севере, северо-западе и северо-восто- ке, как видно по исследованию немецкого ученого Ф.Г. Мюллера, некоторые башкиры имели, кроме своих пасек, еще несколько сот, даже до тысячи бортей диких пчел в лесах. В 1834 г. в Пермской губернии насчитывалось до 2 тыс. пасек с общим числом 15 684 улья. Годовая добыча меда составляла 6437 пудов и воска 400 пудов [ГАОО. Ф. 168. Oп. 1. Д. 63. Л. 162-163].

Что касается кузнечного дела и мельниц, то первое стало сравнительно заметным лишь к середине XIX в., по сравнению с концом XVIII в. В 1857 г. в Башкирском войске было 399, а в 1862 г. - 497 кузниц. Увеличению же количества действующих мельниц способствовало развитие башкирского земледелия; в 1862 г. их было: водяных -

1. 444, ветряных - 83 [ЦИАРБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 10077. Л. 5; Д. 12025. Л. 115-116].

В условиях традиционного хозяйства башкирскому населению приходилось домашним способом изготовлять для своих нужд одежду, обувь и инвентарь, хотя среди башкир имелись и обучавшиеся мастерству в разных городах России. Только в 6-м кантоне в 1861 г. занимались портняжным делом - 5, слесарным — 1, некоторые из них имели собственные мастерские, где обучали мальчиков соседних деревень и юрт. Из 300 башкирских мальчиков, направленных в разные города России для обучения различным ремеслам, вернулись из

и произведений, в которых вообще не бывает у них большого избытка, только в таких случаях, когда понудит их к тому крайняя нужда для удовлетворения жизненных потребностей» [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 77. Л. 290].

Обратимся к обзору экономической деятельности управления башкирами, которому под силу были более крупные начинания, чем отдельным лицам. С 30-х гг. XIX в. в Башкиро-мещерякском войске стало создаваться так называемое «войсковое» хозяйство, которое объединяло «пчелиный», конный, поташные, кожевенный и салотопенные заводы, а также конный рассадник, Петропавловские золотые прииски и «войсковые капиталы».

«Для ознакомления башкир с новыми, улучшенными приемами» пчеловодства и для пополнения доходами войскового капитала, в 1838 г. был создан пчелиный завод, место которому было выбрано на окортомленной у вотчинников земле на левом берегу р. Белой близ д. Куллярово 7-го (8-го) кантона в Дуван-Табынской волости на границе Стерлитамакского и Уфимского уездов.

На удобной местности среди лугов и липовых рощ рабочей командой башкир были построены две избы, сушильня, столярная мастерская, конюшня, амбары для хранения пчел в зимнее время и баня для работников. Всю работу по уходу за пчелами выполняли на заводе башкирские юноши, обученные в Черниговской губернии в единственной тогда в России школе известного пчеловода П.И.Прокоповича. Кроме ухода за 350 ульями, «ученые-пчеловоды» (их было 10) ежегодно обучали 30 мальчиков из всех кантонов, где население занималось пчеловодством. Последние в свою очередь были обязаны распространять полученный на заводе опыт среди жителей своих юрт. В 1839 г. на пчелином заводе получено 129 пудов меда; каждый пуд был продан по

5. руб. 86 коп. серебром. В 1857 г. было создано всего

5. таких заводов. Однако опытное хозяйство по распространению «правильного пчеловодства» не оправдало возлагаемых на него надежд, и в конце 50-х гг. заводы эти были закрыты, как «неокупившие себя» [ЦИАРБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 4269. Л. 1-2, 7-8, 31, 63-66-67; Д. 7150. Л. 15-16; Д. 10077. Л. 5].

Башкирское войско имело также кожевенный и салотопенные заводы.

В 1836 г. «для восстановления и улучшения коренной породы башкирских лошадей» на территории 9-го кантона в Оренбургском уезде близ

д. Исангулово при впадении р. Ташлы в р. Ик был основан за счет войскового капитала конный завод, занимавшийся скрещиванием местных пород лошадей с арабской, английской, датской, персидской, туркменской и турецкой породами. Породистые жеребцы доставлялись из государственных Беловодских заводов на Украине, а матки были подарены богатыми башкирами 4-го - 12-го кан

122

рый к 1855 г. достиг 1 400 000 руб. серебром, причем ежегодные доходы войска приблизились к 400 тыс. руб., а расходы - к 350 тыс. руб. серебром. Насколько был значителен этот капитал можно судить по сравнению с соответствующими данными по другим войскам. Так, Сибирское войско имело 350 тыс., Уральское — 800 тыс., Оренбургское - 1,4 млн руб. серебром [Краткий... 1856. С. 29, 33, 37, 45]. Размер башкирского войскового капитала продолжал увеличиваться, дойдя к 1862 г. до 3 238 165 руб. серебром. С годового дохода 18 % отчислялось на содержание Управления иррегулярных войск; надо отметить, что другие войска, кроме Донского и Черноморского, отчисляли на это управление гораздо меньше [ГАОО. Ф. 6. Оп. 8. Д. 139. Л. 37; Никольский, 1902. С. 165].

Рассмотрим ближе вопрос о данном капитале и его частях. Он был составлен от разных сборов с населения. Продовольственный капитал был образован из сборов с башкир и мишарей на основании указов 1822—1823, 1837 гг. для выдачи ссуд при неурожаях. К 1864 г. он достиг 1 227 252 руб. Экономический капитал составился до 1854 г. из остатков почтовых сборов. Хозяйственный капитал, доходивший до 528 731 руб., образовался из отчислений от сумм, поступавших за аренду вотчинных земель и угодий [ЦИАРБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 13027. Л. 17,18]. Кроме того, в башкирский войсковой капитал входили соединенный сбор с жителей резервных кантонов взамен службы и сбор с тептярей (с 1855 г.) на продовольствие в случае неурожая.

Что касается расходов, то, за исключением незначительных сумм на обучение башкирских малолеток в русских учебных заведениях (26649 руб. серебром), на устройство при кантонных квартирах школ и больниц и на их содержание, войсковой капитал расходовался на предметы совершенно чуждые для тех, с кого он был собран, а по упразднении кантонного управления в 1865 г., весь капитал (около 3 млн руб. серебром) перешел в собственность казны [Там же. Д. 13028. Л. 5].

Итак, Башкирское войско не только обходилось казне дешево, но скорее напоминало резервуар, из которого правительство всегда могло пополнить активы казначейства. В то же время Оренбургское казачье войско не только не давало казне дохода (несмотря на огромное количество занимаемых им земель), но требовало особых сверхсметных расходов в сумме 129 917 руб. (по другим данным годовое пособие этому войску доходило до полумиллиона рублей) [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 94. Л. 225-226; Сборник... 1862. С. 139-140].

123

Глубокая трансформация башкирского общества, произошедшая в составе России и связанная с переходом к оседлости и земледелию, привела к формированию достаточно серьезных социокультурных различий между региональными группами башкир. Уже в XVIII-XIX вв. в различных источниках, научных трудах и публицистике в оценках башкирского общества, хозяйства и занятий коренного населения наблюдается их разделение на «кочевых» (кочевники, номады) и «оседлых» (земледельцы, землепашцы). В частности, данное разделение весьма отчетливо прослеживается в официальном делопроизводстве региональной бюрократии. Сами башкиры проводили достаточно четкую грань между двумя группами: асаба — башкиры-вотчинники (полукочевые и оседлые), «сабаталылар» - только оседлые башкиры.

В трансформации башкирского хозяйства важные изменения произошли в XVII—XIX в., в литературе подразделяемых на два крупных периода:

1. XVII в. - 1730-е гг.; 2) 1730-е - 1860-е гг. [Очерки... 1956. С. 142—146]. В XVIII в. на развитие башкирского хозяйства серьезное влияние оказали несколько важнейших социально-политических факторов: 1) реформирование системы административного управления, налоговая и иные реформы, напрямую затронувшие башкирское общество;

2. начало промышленного освоения региона, приведшее к крупным изъятиям башкирских земель;

3. продолжение и существенное расширение миграции в регион оседло-земледельческого населения и его расселение на башкирских землях; 4) крупные антиправительственные восстания и выступления с участием башкир.

Начавшаяся в XVIII в. политика более активной интеграции территории Башкортостана в экономическую и социально-политическую структуру Российской империи обострила проблему контроля ресурсов региона, среди которых главное место занимала земля. Поскольку казенных земель в крае было немного, выход виделся в отчуждении различными способами и вовлечении в экономический оборот вотчинных башкирских земель. Принятие данного решения подталкивалось также относительно быстрым увеличением численности населения края в результате естественного прироста и притоком оседло-земледельческого населения.

Однако рыночный оборот башкирских земель бьш затруднен системой вотчинного права, предоставлявшей каждому вотчиннику равное право пользования и распоряжения общинной землей. Принятие решения о сдаче в аренду, тем более продажи вотчинной земли, находилось в компетенции общины — племени, рода или родового подразделения: оно считалось принятым после получения согласия большинства общины. Поскольку социальная дифференциация башкирского общества

124

ляющие создавать основную часть прибавочного продукта скотоводческого хозяйства. Подсчеты П. Небольсина, проведенные в середине XIX в. на основе свидетельств местных башкир, показывают, что для прокорма 4 тыс. лошадей в пойме р. Илек (приток Урала) необходимо «некошенной степи 20 верст в длину и 20 — в ширину» [Небольсин, 1852. С. 28]. Кроме того, на данной площади должны кормиться и другие виды домашнего скота, а также обитать дикие парнокопытные животные. Суточная потребность в кормах для одной овцы оценивается в 4—5 кг сухой массы корма, для одной головы крупного рогатого скота превышает данную массу в 4,7 раза, а лошади в 6,1 раза [Крадин, 2001. С. 76].

Следовательно, емкость единицы пастбищной площади была невелика и требовала от скотоводов сохранения в своем распоряжении значительных территорий для обеспечения процесса воспроизводства поголовья животных. Хотя значение роли территории в жизни степных номадов в литературе описано неоднократно, обратим внимание на один из последних примеров подобного анализа, принадлежащий И.В.Колеснику: «Гарантии выживания и сохранения суверенитета такие общества [номады] видели в избыточном объеме природных ресурсов, возможности сменить среду обитания, ставшую непригодной по причине природных или социальных катаклизмов, защититься от угрозы нападения соседей расстоянием. Отсюда их всегда болезненная реакция на любое установление границ и уменьшение площади окружающей их территории, которую они привыкли считать своей» [Колесник, 2003. С. 153].

С фактором пастбищной территории, ее размерами, расположением, удаленностью либо близостью к населенным пунктам, а также с природно- климатическими условиями региона коррелирова- лись сроки сезонных кочевок, начинавшихся ранней весной и завершавшихся поздней осенью. Природно-климатические условия позволяли находиться на сезонных кочевках с ранней весны до глубокой осени. Ученый-естествоиспытатель Э.А.Эверсманн в качестве наиболее благоприятного времени года для скотоводства называет осень: «Продолжительная и ясная осень, которая вообще составляет лучшее время года в средней и южной полосе Оренбургского края, много благоприятствует скотоводству» [Эверсманн, 1840. С. 8]. Почти на всей территории региона, а в юго-восточных и южных районах в особенности, до половины января толщина снежного покрова оставалась незначительной, сохраняя возможности для подснежной тебеневки животных. Затем начинался период снегопада, нередко переходившего в снежные бураны, которые продолжались до марта и даже апреля и существенно ограничивали возможности для естественного прокормления скота.

начавшаяся вскоре после присоединения к России. Служебная повинность заменяла податную и предусматривала также исполнение целого ряда других видов деятельности: заготовку дров, леса и сена для губернского начальства и армии, сплав леса в пользу государства, возведение укреплений в крепостях и в степи, транспортировку казенных грузов, строительство дорог, мостов и выполнение других работ, куда не находилось рабочих по найму. Финансовое и материальное обеспечение военной службы производилось за счет личных и общинных средств коренного населения. Военная служба башкир, по утверждению представителя оренбургской бюрократии, «была труднее сравнительно со службой казачьих войск Оренбургского округа и имела сильное влияние на расстройство быта башкирского народа» [ЦИА РБ. Ф. И-2. Оп. 1. Д. 13931. JI. 167 об.]. Башкиры также выполняли подводную повинность, содержали почтовую службу (гоньбу), несли другие повинности. Служебная повинность сохранилась и в XIX в., но уже на более высоком военно-мобилизационном уровне - она была связана с системой кантонного управления.

Правительство хорошо усвоило уроки башкирских восстаний XVH-XVIII вв., особенно Крестьянской войны 1773—1775 гг., потрясшей основы империи и поставившей перед правящей элитой необходимость основательного реформирования системы административных структур в регионе. Особое внимание уделялось установлению более эффективного контроля над башкирами, наиболее активными участниками, а во многих случаях и инициаторами антиправительственных выступлений.

Политика административных реформ, проводившихся в последней трети XVIII в., и расширения военно-мобилизационного использования башкир в войнах и охране восточных границ привела к созданию на территории их с мишарями расселения системы кантонного управления. Военный губернатор, кантонные начальники и юртовые старшины были обязаны следить за «домостроительством», ведением хозяйства, проведением сенокоса, посева и жатвы. Особенно тщательный контроль предписывался во время нахождения башкир на воинской службе: «Повелевается как вам, так и всем юртовым старшинам входить в состояние каждого башкирца и смотреть накрепко, чтобы всякий старался о приведении в хорошее состояние домостроительства, земледелия и прочей своей экономики» [Полное... I. Т. 25. № 18477].

Введение кантонной системы, превращение башкир в военно-служилое сословие и распределение по юртам и кантонам создало стройную воен- но-иерархическую систему, позволившую использовать ее возможности не только для вмешательства в частную жизнь и общинный порядок организации общества, но и для управления хозяйствен-

126

и оседлости со стороны центральных и региональных властей.

Территория северо-западной и северной областей расселения башкир, еще в предыдущие периоды ставшая ареалом расселения мигрантов из числа народов Волго-Камской зоны и русских переселенцев с территории российских губерний, продолжала оставаться одним из основных регионов размещения переселенцев и в XIX в. Воздействие переселенческих групп на хозяйственную деятельность башкир стало еще одним из стимулирующих факторов развития земледелия и перехода к полной оседлости коренного населения, что неоднократно отмечалось в литературе [Кузеев, 1978. С. 65; Акманов, Кульшарипов, 1982. С. 26—36; Янгузин, 1989. С. 24].

Во-первых, приток переселенцев способствовал увеличению численности населения региона. По данным Ю.М.Тарасова, в период первой половины XIX в. на территорию Оренбургской губернии переселилось 694 тыс. человек обоего пола [Тарасов, 1984. С. 126]. Основная их часть была размешена на башкирских землях, арендованных, приобретенных по низким ценам или присвоенных новыми владельцами при размежевании больших земельных вотчин башкир. Во-вторых, увеличение плотности населения в регионе и сокращение размеров башкирского землевладения препятствовали консервации в неизменном виде экстенсивного полукочевого скотоводства и способствовали его сокращению. В-третьих, оседло-земле- дельческие переселенцы привносили с собой навыки и приемы земледельческого труда, сельскохозяйственные орудия и инвентарь, способствуя распространению их среди коренного населения.

Неравномерность развития хозяйства сохранялась и на территории данного хозяйственного района. Так, в начале XIX в. башкир Шадринского, Камышловского, Екатеринбургского, Красно- уфимского и Осинского уездов Пермской губернии Н. Попов не рассматривал в качестве истинных земледельцев: «Самые башкирцы, мещеряки, татары, тептяри и черемисы сих уездов почитают скотоводство первою отраслью своего пропитания и богатства потому, что особливо башкирцы еще не совсем оставили кочевой жизни и не могут еще почесться прямыми земледельцами» [Попов, 1813. С. 178]. Среди значительной части проживавших в Шадринском уезде башкир скотоводство сохраняло функцию главного направления аграрного хозяйства: «Табуны их состоят из рогатого скота, овец и лошадей. Достаточные имеют рогатого скота от 50 до 100, средние от 20 до 40, бедные от 3 до 15. Овец содержат соразмерное сему количество, но лошадей первые от 300 до 400, вторые от 100 до 200, последние от 10 до 20» [Попов, 1813. С. 17].

губерний. Башкиры, осевшие на территории бывших своих кочевий, получали соответствующее количество земель для хозяйственной деятельности, однако лишались права выхода за пределы своих новых владений [Полное... I. Т. 29. № 22284].

В политике ограничения кочевок башкир правительство и местные власти использовали различные средства, в том числе военно-полицейские меры, направленные на ограничение перемещения людей. В 1834 г. решением военного губернатора

В.А.Перовского под предлогом того, что башкиры оказываются вне надзора полиции и уклоняются от повинностей, было строго запрещено выезжать на хутора. Со стадами теперь могли находиться одни лишь пастухи [Янгузин, 1989. С. 108]. В 1835 г. был введен запрет на пересечение башкирами административных границ уезда проживания. Выезд за его пределы башкирам был разрешен лишь только по экстренным случаям после получения увольнительного билета установленного образца у кантонного начальства [ЦИА РБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 11356. Л. 1-2].

Административное ограничение сезонных кочевок еще более усилилось при преемнике Перовского военном губернаторе В.А.Обручеве и стало составной частью политики распространения земледелия среди башкир. Распоряжение губернатора, изданное в 1845 г., содержало грозное требование: «Под опасением строжайшего наказания воспрещено башкирам выходить на кочевки во все время посевов, сенокосов и уборки хлебов» [Там же. Д. 6755. Л. 26].

Военное руководство Оренбургской губернии в проведении своей политики в отношении башкир придерживалось разделения их на оседлых и «кочевых» (полукочевых). Наиболее «кочевыми» считались башкиры так называемых «прилинейных» кантонов, расположенных вблизи с крепостной линией. По данным 1846 г., к полностью оседлым были отнесены башкиры только трех кантонов — 1-го (Осинский и Пермский уезды Пермской губернии), 10-го (Бирский уезд Оренбургской губернии) и 11-го (Мензелинский уезд Оренбургской, Сарапульский и Елабужский уезды Вятской губерний). В остальных кантонах доля «кочевых» в общей численности башкирского населения составляла от 16,7 % в 8-м (Уфимский уезд) до

% в 6-м кантоне (Верхнеуральский уезд). Кроме 6-го кантона, доля «кочевых» в общей численности коренного населения была высока в 4-м Загорном (Троицкий уезд) - 92,4 %, 5-м (Челябинский уезд) - 83,5 %, 7-м (Стерлитамакский уезд) -

%, 9-м (Оренбургский и Бузулукский уезды) кантонах — 78,0 %. Общая доля «кочевых» башкир в составе Башкиро-мещерякского войска составляла 208 725 чел., или 47,4 % [ЦИА РБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 1257. Л. 188-189; Д. 4888. Л. 37-38].

128

гибнут или совершенно хилеют. Башкирка не успевает постоянно ездить за травою» [ЦИА РБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 6755. Л. 26 об.].

Результатом ограничительной политики стало не только разрушение устоявшегося образа жизни, но и нарастание морально-психологического дисбаланса у значительной группы башкир-полукочевников. В рапорте военному министру губернатор В.А.Перовский, в 1851 г. повторно прибывший в Оренбург, указывал на недопустимость непомерного вторжения в жизнь башкирского населения: «Порядок кочевания не есть какой-либо навык, основанный на прихоти, отменить его — значит разрушить все народное хозяйство» [РГИА. Ф. 1021. Oп. 1. Д. 100. Л. 13; ЦИА РБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 6755. Л. 61].

Запрещение кочевок приводило к нарушению технологической цепочки скотоводческого хозяйства, установленной прежним многовековым опытом. Сезонная смена мест кочевок была связана с необходимостью рационального использования пастбищных угодий, учета особенностей климата, рельефа местности, наличия водоемов и т. д. Необдуманное вторжение в этот установленный цикл неминуемо вызывало диспропорцию в ведении скотоводческого хозяйства, а нарушение определенного баланса между количеством скота и пастбищ приводило к дополнительным трудовым издержкам, сокращению возможности для воспроизводства основной части прибавочного продукта - скота и сырья животного происхождения. Сенокосные и пастбищные угодья, расположенные вблизи деревни, в результате избыточной нагрузки уничтожались уже в самом начале лета, а на осеннюю и зимнюю тебеневку оставались сбитые пастбища. Вблизи деревни засевались участки под хлеб (как говорил Беклемишев, «для видимости начальства»), требовавшие ограждения для предохранения от потравы скотом [ЦИА РБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 6755. Л. 26]. Само количество скота неминуемо должно было сокращаться, ибо прокормить большие табуны лошадей и другого скота только вручную накошенным сеном практически было невозможно.

О сохранении запрета на кочевки до завершения земледельческих работ в 1850—1860-х гг. нет документальных подтверждений. Видимо, в какой- то мере правила, регламентировавшие кочевки, и тогда сохранялись. Об этом свидетельствуют действия кантонного попечителя подполковника Максимовича во время осмотра хозяйства башкир летом 1862 г. Прибыв в д. Бишаул-Унгарово Уфимского уезда, он был окружен башкирами-вотчин- никами, просившими о разрешении выхода на кочевки. Перед этим они предварительно показали попечителю, по его словам, «порядочный посев ярового хлеба, овса, полбы и проса, — есть также у многих посев ржи и у всех — огороды». Несмотря

129

ность кочевого времени сократилась до двух месяцев [Небольсин, 1850. С. 3]. Башкиры получили разрешение выходить на летние кочевки только после посевов, сенокосов и уборки хлебов [ЦИА РБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 6755. Л. 26].

Кризис скотоводства в период кантонной системы происходил также и в результате негативного влияния на хозяйственную жизнь коренного населения военной службы и связанных с ней расходов. Тяжелым бременем на башкирское хозяйство легла обязанность в зависимости от необходимости в среднем от 4—5 дворов снаряжения одного воина в возрасте 20-50 лет и снабжения его от этих дворов строевой и вьючной лошадью, вооружением, обмундированием и провиантом. Указ 1798 г. требовал, чтобы набор рекрутов происходил «систематически, по очереди» и пополнение войска осуществлялось не только за счет самых бедных жителей деревень [Полное... I. Т. 25. № 18477]. Срок несения воинской службы по наряду составлял шесть месяцев, однако во время военных походов и в особенности военных действий он растягивался на неопределенное время. Отвлечение трудоспособного здорового мужчины на период службы затрудняло ведение хозяйства его семьей, часто вынужденной обращаться за подмогой к общине или идти на сокращение поголовья скота и посевных площадей.

Не менее тяжким бременем для башкир и их хозяйства являлось выполнение различных повинностей, включая участие в строительных и транспортных командах, работы на войсковом хозяйстве и т. д. Отвлечение на казенные и войсковые работы также подрывало основу башкирского аграрного хозяйства, требовавшего приложения немалых трудовых затрат на получение необходимого прибавочного продукта.

Одним из главных направлений «башкирской» политики руководства Оренбургской губернии были как перевод полукочевых башкир к полной оседлости, так и распространение среди них земледелия. Наиболее энергичные меры по внедрению земледелия относятся ко второй половине 1840-х гг. и связаны с именами губернатора В.А.Обручева и командующего Башкиро-мещерякским войском полковника Г.В.Жуковского. Совершив в апреле- мае 1845 г. инспекторскую поездку по территории войска, Жуковский пришел к выводу, что башкиры

го (Осинский и Пермский уезды Пермской губ.),

го (Бирский уезд Оренбургской губ.), 11-го (Мензелинский уезд Оренбургской губ., Елабуж- ский и Сарапульский уезды Вятской губ.) кантонов «имеют домашний быт более или менее в удовлетворительном состоянии и весьма усердно занимаются хлебопашеством» [ЦИАРБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 5529. Л. 2].

У башкир 6-го (Верхнеуральский уезд Оренбургской губ.), 7-го (Стерлитамакский уезд Орен

130

сывал башкирам введение трехпольной системы земледелия. В декабре того же 1845 г. Жуковский докладывал Обручеву о необходимости составления специальных правил ведения «трехпольного хлебопашества, объясняющие в подробности весь порядок его, как то: способ приготовления полей, время посева и уборки, количество употребляемых к посеву зерен всякого рода и проч., и полагал бы разослать эти правила с переводом на татарский язык, дабы сделать их известными каждому из поселян» [Там же. Д. 5406. Л. 16-16 об.].

В-третьих, Жуковский предписал кантонному начальству следить за тем, «чтобы одно и то же поле не засевалось по два года сразу одинаковым зерном, как это бывает между некоторыми башкирцами по недостаточному понятию о хлебопашестве, но посев менять ежегодно, оставляя яровое поле под пар, а озимое засевать в следующем году яровым». Жуковский также требовал, чтобы «поля под озимой хлеб пахать непременно в конце июня или в первых числах июля, и около 20 числа бороновать их, потом еще перепахать, проводить посев и снова бороновать». Помимо этого командующий войском требовал почти по-военному единовременного выполнения аграрных работ, «чтобы к распашке и посеву башкирцы каждой деревни приступали в одно время, а не порознь и не тогда, кому как вздумается». В заключение Жуковский строго предупреждал, что готов «подвергнуть строгому взысканию тех чиновников, которые не исполнят его предписания, а усердных, напротив, прилично вознаградить» [ Там же. Д. 4014. Л. 14-15 об.].

Помимо чиновников Башкиро-мещерякского войска, распространением земледелия среди башкир занимались кантонные попечители, появившиеся в штате войска в 1835 г. [Полное... II. Т. 12. № 942-а; Т. 15. № 13684]. Согласно инструкции

о должностных обязанностях, попечители должны были иметь «наблюдение за народом как в отношении нравственном, так равно хозяйственном и полицейском», а также «стараться приохочивать их приличными способами к земледельческим занятиям и к домоводству» [ЦИАРБ. Ф. И-2. Oп. 1. Д. 11310. Л. 12].

Предпринятые губернскими властями меры по распространению земледелия среди башкир дали некоторые результаты. В частности, трехпольная система ранее была распространена только в оседлых кантонах. В частности, в 1845 г. башкиры 1-го кантона (Осинский и Пермский уезды) добились наивысшего показателя в войске по величине посева озимых на одного человека мужского пола —

пуда 16,5 фунтов [Там же. Д. 5529. Л. 2]. Постепенно данная система земледелия стала распространяться и среди «кочевых» башкир, о чем свидетельствует расширение масштабов посева озимого хлеба. По данным канцелярии генерал-губернато

131