2. Разочарование в ребенке как родителе

Beth Brindo, специалист по вопросам усыновления из еврейского детского дома Bellefaire Jewish Children’s Home (г. Кливленд, штат Огайо), отмечает, что дедушки и бабушки, которые вынуждены усыновлять своих внуков, часто испытывают глубокое разочарование в способности своих детей быть «нормальными» родителями. И в самом деле, им не суждено увидеть, как их внуки будут расти под любящей опекой своих родителей – их собственных детей. Ожесточение, частый спутник этой утраты, может влиять на то, чтó они говорят детям об их биологических родителях и об обстоятельствах их появления на свет, омрачая восприятие детьми своих корней и понижая их и без того невысокую самооценку.

Двадцатиоднолетняя Сандра, дочь Кеннета и Клавдии, стала для них источником и величайшей радости, и тяжелейшей душевной боли. Сразу после окончания школы Сандра начала жить с мужчиной, который, как вскоре выяснилось, предпочитал решать все свои проблемы, в том числе и семейные, с помощью кулаков. Тем не менее, она отказалась оставить его. К тому моменту, когда Сандре исполнилось девятнадцать лет, у нее родился прелестный мальчуган. К сожалению, вместо того, чтобы заниматься воспитанием Микки, она пристрастилась к алкоголю и наркотикам. Скрепя сердце, Кеннет и Клавдия обратились в местные органы защиты детства – чтобы оградить маленького Микки от постоянно грозившей ему опасности. Приятель Сандры быстро уговорил ее отказаться от родительских прав в пользу родителей.

3. Установление границ

Многие родственные усыновления носят открытый характер. Биологические родители часто знают, где находятся их дети, и продолжают поддерживать отношения если не с детьми, то с другими родственниками. Как и в случае с любым другим открытым усыновлением, усыновители должны установить определенные границы в отношении того, когда и как биологические родители могут встречаться с детьми, кто отвечает за их воспитание и принятие важных решений, что, когда и как рассказывать биологическим родителям о детях, и т.п.

4. Семейные встречи

Если усыновление становится причиной внутрисемейного конфликта, члены расширенной семьи могут расколоться на два «лагеря». Вероятность такого раскола возрастает в случаях, когда биологические родители лишаются родительски прав по решению суда. Страсти могут накаляться особенно сильно, например, когда семья собирается, чтобы вместе отметить какой-нибудь праздник. Если члены семьи не могут прийти к согласию о том, как преподнести ребенку факт его усыновления, даже обычный подарок может стать причиной нешуточной ссоры. Кроме того, в ситуации, когда усыновители пытаются сохранить усыновление в тайне, высока вероятность того, что кто-то из родственников ребенка воспользуется случаем и расскажет ему «всю правду». Вряд ли это можно считать идеальным способом узнать о своем прошлом.

5. Сохранение семейной тайны

Наконец, было бы логично ожидать, что родственное усыновление будет более открытым, чем «обычное» усыновление. Между тем, по данным Beth Brindo и других экспертов по вопросам усыновления, все происходит с точностью до наоборот – по крайней мере, на это указывают данные проведенных ими исследований.¹¹³ Родственники очевидно более склонны скрывать от ребенка факт его усыновления, чем неродственные усыновители. Поскольку усыновление представляется им «внутренним семейным делом», они чаще замалчивают или искажают информацию, пытаясь тем самым «защитить» членов семьи от «постыдной» или «болезненной» правды.

Многие из тех, кто вырос в родственных усыновительных семьях, став взрослыми, с удивлением узнавали, что были усыновлены, и что их «настоящей» матерью является женщина, которую они привыкли называть «тетя Сюзан» или «тетя Джейн». Бывает также, что усыновители не скрывают сам факт усыновления, но категорически отказываются обсуждать эту тему. Многие неофициальные родственные усыновители не поддерживают или почти не поддерживают контактов с организациями взаимопомощи усыновителей и социальными работниками и не посещают учебных курсов, организованных органами защиты детства. Не зная, как себя вести в сложных ситуациях, и не имея поддержки, они порой идут по линии наименьшего сопротивления, стараясь избегать любых разговоров об усыновлении.

Дарлин выросла в семье тети и дяди. Она знала, что ее удочерили (хотя усыновление и не было оформлено официально), и время от времени встречалась со своей биологической матерью, которая приходилась сестрой воспитывавшему ее дяде. При этом, однако, она никогда не видела своего биологического отца и ничего о нем не знала. Всякий раз, когда она спрашивала об отце у усыновительницы или биологической матери, те говорили, что ей «лучше ничего о нем не знать». У девочки не было даже его фотографии. Рождение Дарлин (она родилась вне брака от мужчины, которого в семье матери считали человеком «низкого происхождения») рассматривалось чем-то вроде постыдного недоразумения, и любые разговоры на эту тему находились под строжайшим запретом. Дарлин оставалось только воображать самые ужасные вещи о своем отце – и о себе самой. Эти страшные фантазии преследовали ее на протяжении всего детского и подросткового возраста, а когда она выросла, у нее возникли серьезные проблемы с налаживанием и поддержанием постоянных отношений с мужчинами.