Как усыновители решают проблемы, связанные с усыновлением?

Похоже ли воспитание усыновленного ребенка на воспитание ребенка, родившегося в семье? Да, почти. Естественно, повседневные потребности ребенка – независимо от того, был ли он усыновлен или родился в семье – одни и те же. Каждый ребенок для здорового физического и эмоционального развития нуждается в одинаковом уходе. Точнее, почти в одинаковом. Различия, которые делают воспитание усыновленного ребенка особенным, заключаются в том, что в этом случае необходимо учитывать проблемы, которые могут возникать в связи с традиционным или закрытым усыновлением. Усыновительные семьи находят здоровые и нездоровые способы преодоления таких проблем.

Отвержение различий

В ходе подготовки к переезду в другой штат четырнадцатилетней Джуди поручили упаковать вещи, хранящиеся на чердаке. Холодным дождливым февральским вечером она без особого энтузиазма принялась за работу. Ей попалась незнакомая коробка, наполненная какими-то документами. Позднее Джуди рассказала, что эта находка стала причиной неведомых ей эмоций и неожиданных событий.

Прежде чем запечатать коробку, я решила посмотреть, чтó в ней лежит – просто так, из любопытства. В коробке обнаружился большой пакет с надписью «Судебные бумаги». Сначала я подумала, что у кого-то из моих родителей когда-то были неприятности, о которых он никому не рассказал. Когда я открыла конверт, из него выпало свидетельство об усыновлении. Это был судебный документ, удостоверяющий факт удочерения некой Джудит Мари Уокер. Удочерение! Я просто глазам своим не поверила. Я так растерялась, что не знала, что мне думать – и что мне делать. В итоге я положила бумаги обратно в коробку и завершила работу.

Всю следующую неделю я пребывала в мрачном настроении. Мать все время повторяла: «Джуди, я знаю, что ты грустишь из-за переезда, но, поверь, все будет хорошо». Наконец, я не выдержала и начала на нее кричать. «Ты не понимаешь! Переезд здесь ни при чем!»

И я рассказала ей о том, что нашла на чердаке. Она ответила только: «По крайней мере, теперь ты знаешь правду. Мы не хотели тебе говорить».

«Почему?» спросила я умоляющим голосом.

Мать тихо сказала: «Мы считали, что мы твоя семья – единственная семья. Я вообще-то и не собиралась тебе об этом рассказывать». Вечером того же дня она раскрыла мне еще одну семейную тайну – моя старшая сестра Катерина тоже была удочерена, и еще одна из моих двоюродных сестер, и они тоже ничего об этом не знали. С того дня вся моя жизнь изменилась.

В момент удочерения Джуди и в последующие годы ее усыновители стояли перед необходимостью принять важное решение, которое приходится принимать всем усыновительным семьям. Они должны были задать себе ключевые вопросы: «Будем ли мы правдивы и открыты в том, что касается усыновления нашего ребенка?» Или: «Будем ли мы притворяться, что никакого усыновления не было, и этот ребенок родился в нашей семье? Будет ли наше отношение к усыновлению основываться на отвержении различий, которые возникли в семье в результате того, что это произошло?»

Социолог и эксперт по вопросам усыновления David Kirk говорит, что «некоторые семьи, пытаясь преодолеть чувство неполноценности, которое возникает у них в результате неспособности иметь своих собственных детей, стараются как можно больше походить на «обычные» семьи».⁵² В своих отношениях с ребенком усыновители недвусмысленно дают ему понять, что он должен забыть о своем усыновлении и обо всем, что с ним связано. Kirk характеризует этот стиль общения в усыновительных семьях как отвержение различий.

Такой подход ведет к возникновению в будущем только негативных последствий и для усыновленного ребенка, и для усыновителей. По мнению Kirk, отвержение различий может помешать «созданию в семье атмосферы принятия и доверия, способствующей открытому, честному исследованию вопросов, связанных с усыновлением».⁵³

Уже став взрослой, Бетси с горечью вспоминает, как ее семья относилась к вопросу об усыновлении, когда она была ребенком. Отсутствие общения на эту тему оставило в ее жизни зияющую пустоту.

Родная дочь моих родителей погибла в автомобильной катастрофе, когда ей было всего пять лет. Через два года после этого они удочерили новорожденную девочку – меня. Я помню только один разговор о моем удочерении. Это было, когда я пошла в школу. После этого всякий раз, когда я поднимала эту тему, мама неизменно расстраивалась и говорила мне: «Мы просто не хотим говорить об этом, теперь ты наша маленькая девочка».

В подростковый возраст я вступила с грузом безответных вопросов. При этом все вокруг меня почему-то делали вид, что никакого удочерения не было.

Исследуя проблему отрицания или отвержения различий, Dr. David Brodzinsky пишет:

«Это просто уход от проблем, с которыми приходится сталкиваться ребенку.

• Ребенок говорит: «Мне плохо из-за того, что мои родители от меня отказались».

• Усыновители говорят: «Не думай об этом, мы тебя любим».

В результате в семье создается атмосфера, в которой тема усыновления вообще никак не обсуждается. Усыновители ее попросту игнорируют. Они не используют ни одну возможность обсудить усыновление. Они обходят связанные с ним проблемы стороной и затыкают ребенку рот всякий раз, когда он пытается об этом заговорить».⁵⁴

Почему усыновители выбирают такой подход? По мнению Brodzinsky, тому есть несколько причин.

• Усыновители пытаются уменьшить боль, которую в них вызывают их собственные утраты (или)

• Усыновители пытаются защитить ребенка от боли, связанной с утратой и отвержением (или)

• Усыновители пытаются защитить себя от возможных будущих утрат – в данном случае речь идет не о физической утрате ребенка, а об утрате его любви, доверия и преданности.⁵⁵