1920-Ые и 1930-ые годы

В 1920-ые и 1930-ые годы вопрос о предоставлении усыновителям всей информации о ребенке перед социальными работниками не стоял вовсе. При полной открытости между биологическими и усыновительными семьями он решался сам собой. Общение между всеми заинтересованными сторонами характеризовалось принципами честности, открытости и достоверности информации.

В начале 1920-ых годов социальный работник мог бы высказаться по этой проблеме примерно так:

«Когда ребенок – независимо от его возраста – попадал в агентство по усыновлению, его сотрудники должны были провести тщательное расследование. Потенциальные усыновители нуждались в этой информации для того, чтобы принять решение о том, готовы ли они принять ребенка в свою семью. В ходе этого расследования скрупулезно анализировалась семья ребенка – физическое состояние его родителей, их вредные привычки и их отношение к алкоголю, азартным играм, попрошайничеству и другим предосудительным видам деятельности. Специалисты агентства изучали и самого ребенка. Они исследовали его наследственность, чтобы по мере возможности установить вероятность того, что в последующем он будет страдать слабоумием, сумасшествием, эпилепсией, сифилисом или туберкулезом. Они изучали также психическое состояние ребенка, а в некоторых случаях, когда выяснялось, что для него характерны непредсказуемые поступки, или что он подвержен эмоциональным или нервным расстройствам, проводилось дополнительное обследование»²³.

У сотрудников агентств по усыновлению не вызывало сомнений, что усыновители должны иметь доступ ко всей имеющейся в их распоряжении информации, чтобы максимально полно узнать ребенка. Они считали, что будущие родители должны знать о прошлом ребенка всё что возможно. Эта информация нужна была не только для выработки разумных подходов к воспитанию ребенка. Впоследствии, когда ребенок узнает о том, что в свое время был усыновлен, эта информация должна была дать ему возможность узнать о своих предках…²⁴

В 1932 году Американская лига защиты детства обнародовала следующее заявление относительно раскрытия информации об усыновляемых детях:

«Усыновление детей, родители которых больны или страдают слабоумием, допускается только при условии полного раскрытия потенциальным усыновителям всей имеющейся информации. Усыновление детей, страдающих физическими заболеваниями или расстройствами личности или поведения, а также детей, чья наследственность указывает на возможность возникновения сложных проблем, допускается только при условии полного понимания потребностей таких детей потенциальными усыновителями.²⁵

1950-Ые годы: эпоха перемен

К началу 1950-ых послевоенный «бейби-бум» (резкий рост уровня рождаемости) привел к значительному увеличению числа усыновлений. Именно в это время в практике усыновления появилось понятие «конфиденциальность», а впоследствии и пресловутая «тайна усыновления». Предполагалось, что сохранение анонимности всех сторон, вовлеченных в процесс усыновления, позволит решить несколько важных задач: биологической матери будет легче справиться с чувствами, вызванными необходимостью расстаться с ребенком, самому ребенку будет проще стать полноценным членом новой семьи, а усыновители смогут представлять усыновленного ребенка как своего собственного.

По мере все более широкого распространения практики сохранения тайны усыновления от усыновителей начали скрывать информацию о социальной и медицинской истории усыновляемых ими детей. Согласно Freundlich и Peterson, исследователям, специализирующимся на исследовании проблем усыновления, тому было две причины. Во-первых, сотрудники агентств по усыновлению пытались таким образом защитить усыновленных детей от клейма «незаконнорожденности». Во-вторых, это стало реакцией со стороны социальных работников на кажущееся нежелание усыновителей обсуждать вопрос усыновления со своими усыновленными детьми.²⁶

В 1954 году один из социальных работников попытался оправдать эту позицию следующим образом: «Учитывая тот факт, что в характере усыновителей могут присутствовать невротические черты, как они сами, так и усыновляемые ими дети нуждаются в защите путем сокрытия от них информации о прошлом детей». Сыграл свою роль и страх того, что усыновители, «испытывая враждебную зависть к тем, кому неизвестна проблема бездетности, используют эту негативную информацию в качестве оружия, столкнувшись с дурным поведением со стороны усыновленных детей».²⁷

Другие социальные работники полагали, что если усыновители и ребенок получат информацию о биологических родителях, это приведет к резкому снижению самооценки ребенка.²⁸

Находились и те, кто считал, что усыновители, которые выказывали желание узнать о прошлом ребенка, страдали «тревогой, нарциссизмом и неосознанным садизмом». Многие сотрудники агентств по усыновлению были убеждены, что сохранение тайны усыновления «избавит усыновителей от дискомфорта, который они могут испытывать, обсуждая эту тему, и от бремени обладания информацией, которую они не в состоянии усвоить в силу своей «неготовности» к этому, а также поможет избежать стигматизации усыновленного ребенка».²⁹

В некоторых агентствах по усыновлению сохранение тайны усыновления вскоре стало обыденной практикой. Вся информация о биологических родителях ребенка стекалась к нескольким избранным руководителям. Рядовые сотрудники не имели доступа к этой информации, и все решения о «пригодности» ребенка к усыновлению принимались на уровне руководства агентства. При этом социальные работники могли говорить потенциальным усыновителям примерно следующее: «Я знаю, что это хороший ребенок. Так считает мой начальник, так считают консультанты, которые исследовали его биологическую семью. Для меня этого достаточно».³⁰

В некоторых случаях необходимость раскрытия информации вызывала ожесточенные споры. Речь шла не столько о том, делать ли это в принципе, сколько об объеме и характере раскрываемой информации. К середине 1950-ых годов большинство агентств по усыновлению предоставляли усыновителям лишь часть имевшейся в их распоряжении информации, скрывая наиболее неприглядные или «неважные» детали.

В январе 1955 года участники Национальной конференции по усыновлению, проведенной под эгидой Американской лиги защиты детства, пришли к выводу о том, что «агентства по усыновлению должны раскрывать усыновителям сведения, которые могут оказаться полезными в целях воспитания усыновленных детей, и скрывать сведения, которые могут привести к возникновению предвзятого отношения к усыновленным детям и к их стигматизации». Вскоре были опубликованы новые стандарты усыновления, в которых, в частности, говорилось:

Агентства по усыновлению, входящие в состав Американской лиги защиты детства, должны скрывать от усыновителей сведения, которые не имеют прямого отношения к развитию ребенка и могут вызвать ненужную тревогу.³¹