2. Структура иска

В процессуальных системах континентальных государств Западной Европы превалирует концепция, согласно кото­рой в любом иске надлежит различать два элемента. Первый из них — основание иска — составляют юридиче­ские факты, порождающие в соответствии с действую­щим законодательством юридические последствия, вто­рой — предмет иска — есть правовое притязание истца к ответчику, т.е. спорное правоотношение. Существуют, конечно, различные точки зрения относительно ряда про­блем структуры иска, но все дискуссии неизменно кон­центрируются вокруг указанных главных моментов.

Иное положение характерно для США. При изучении американских нормативных актов обращает на себя вни­мание неопределенность статей, регламентирующих содер­жание иска. Так ст. 8 ФПГП гласит, что исковое заяв­ление должно содержать краткое и ясное изложение требования, свидетельствующего о наличии права на защиту у заявителя, и просьбу вынести решение о за­щите, которую он рассчитывает получить. При этом допустимо, чтобы формы защиты были указаны альтер­нативно или нескольких различных видов.

Англосаксонской юриспруденции давно известно выра­жение «основание иска» («cause of action»). Но соста­вители ФПГП отказались его использовать, стремясь пу­тем изменения терминологии лишить силы и топленные за много лет прецеденты, различно истолковывающие данное понятие и создававшие немалую путаницу²¹. Так, в федеральном законодательстве появилась формула: «требование о защите» («claim for relief»). С лексической точки зрения новеллу нельзя признать удачной, воспри­нятая ФПГП формулировка выходит за рамки общепри­нятой терминологии, а главное, не дает сколько-нибудь четкого представления о числе и содержании элементов иска.

Однако после утверждения ФПГП практика и теория вопреки буквальному смыслу термина «claim for relief» пришла к заключению, что он по существу тождествен термину «основание иска». Попытки обнаружить разли­чие между этими выражениями квалифицируются как игра словами. Укреплению такого толкования способство­вало сохранение законодательством многих штатов старо­го и привычного понятия «основание иска».

Каково же его содержание?

Согласно § 3013 ЗПГП Н.-Й., тяжущемуся надлежит составить достаточно подробную бумагу, чтобы информи­ровать суд и других участников процесса о сделках и событиях, образующих основание иска. В еще более об­щей форме § 425.10 ГПК Калифорнии, ст. 4:5—2 Правил судопроизводства штата Нью-Джерси расшифро­вывают основание иска как совокупность фактов. Внеш­няя простота этих определений не должна порождать ил­люзий, будто применение соответствующих норм на прак­тике — процедура легкая, быстрая и безболезненная. В буржуазном процессе, где стороны действуют на свой страх и риск, содержание изложенного истцом основания требования оказывает решающее воздействие на дальней­шее развитие производства. Ловко составленное заявле­ние может стать отправным пунктом для достижения незаслуженных успехов, а допущенные на начальном этапе ошибки — загубить правое дело.

Итак, законодательство говорит о необходимости рас­крытия фактов. Здесь и начинаются трудности. Прежде всего, американская юриспруденция не выработала точного определения понятия «факт» и критериев разграничения между «фактами» и «выводами из фактов». Например, одни судьи считают указание не небрежное соблюдение правил техники безопасности фактом, другие — выводом. Между тем это разграничение имеет практическое значе­ние, поскольку указывать в исковом заявлении выводы не обязательно, факты же излагать необходимо.

Но главные сложности, ожидающие инициатора про­цесса, еще впереди. Перед ним задача - умело раскрыть юридические факты, которые своим характером и коли­чеством свидетельствовали бы о необходимости удовлет­ворения искового требования. Отбор нужных обстоя­тельств нельзя произвести без обращения к нормам материального права, регулирующим сложившиеся отно­шения. Отыскание и толкование этих норм — непростое мероприятие. Они могут находиться в законах федерации и штатов, подзаконных актах вплоть до постановлений органов местного самоуправления, в прецедентах. Не исключены сомнения относительно точного смысла тех или иных правил, их конституционного соотношения с Другими положениями. Элемент неопределенности возра­стает из-за того, что система судебного правотворчества позволяет иногда по, казалось бы, юридически безнадеж­ному делу надеяться на успех путем создания нового прецедента.

Несмотря па сложности и противоречия, характерные для американской юриспруденция, в конечном счете, ее представители считают необходимой частью иска совокупность фактов, подкрепляющих заявленное требование, т. е. основание иска. Возникает естественный вопрос, имеет ли иск другие элементы, каково их содержание и роль. В США выражение «предмет иска» («subject mat­ter of action»), под которым понималось бы спорное пра­воотношение, притязание истца к ответчику, стабильно и последовательно не употребляется, его используют лишь при раскрытии объема полномочий судебных ин­станций («subject matter jurisdiction»). Юристы, анализи­руя статьи нормативных актов, определяют подведомствен­ность категорий дел (из причинения вреда, семейных, па­тентных, авторских, морских и т.д.), не слишком за­ботясь об уточнении критерия распределения компетен­ции. Все же можно заключить, что выбор надлежащего суда для рассмотрения дела зависит от характера спор­ных правовых отношений.

Но когда речь заходит о структуре индивидуального иска, понятие предмета исчезает. В ст. 8 ФПГП, где даны предписания относительно содержания искового заявления, сказано, что нужно просить суд вынести решение о защите, получить которую заявитель считает себя управомоченным (demand for judgement for the relief)²². Затем идет важное дополнение о возможности указывать формы защиты альтернативно или нескольких видов. В то же время сторона не обязана, хотя и может, юриди­чески квалифицировать спорные отношения, т. е. ссылать­ся на норму материального права.

Как расшифровать указанные положения? Трудно признать разъяснения американских правоведов достаточ­но исчерпывающими и удовлетворительными. Однако в конечном счете анализ законодательства, судебных реше­ний, литературы позволяет прийти к ряду выводов. Под «формой (или «средством») судебной защиты» («relief» или «remedy») принимается то, что содержит резолю­тивная часть решения об удовлетворении иска, где суд кратко приказывает считать договор аннулированным, взыскать с ответчика деньги, обязать его исправить вещь, передать имущество, прекратить или не начинать опре­деленную деятельность и т. д. Значит, имеется в виду применение к нарушителям материально-правовых санк­ций.

Юристы США уделяют много внимания категории средств защиты, т.е. видам применяемых судом санкций к нарушителям. Но что служит основой принуждения? Теоретики гражданского процесса этот вопрос если и затрагивают, то крайне поверхностно. В научных работах и судебных решениях, когда речь заходит о содержании иска, фигурирует термин «theory». Его точный перевод на русский язык (теория, толкование) ничего не разъ­ясняет. Из смысла рассуждений теоретиков и судей мож­но заключить, что понятие «theory» означает правовую оценку конфликта прежде всего истцом, а затем и судом. Такая оценка тождественна понятию юридической квали­фикации обстоятельств дела на основе норм материаль­ного права, т.е. указанию на характер спорного право­отношения.

Правда, как уже говорилось, современное законода­тельство не требует от истца правовой оценки его факти­ческих взаимоотношений с ответчиком. Налицо резуль­тат отхода американской юриспруденции, начиная с середины XIX в. от ранее господствовавшей замкнутой системы конкретных исков и от созданной после формаль­ной ликвидации системы ее приверженцами доктрины «theory of pleading». Из той и другой конструкций выте­кала обязанность стороны юридически мотивировать свою позицию. Мотивировка должна была оставаться не­изменной на протяжении процесса, и, если она не под­тверждалась, сторона терпела поражение, ее не спасала даже совершенно очевидная возможность иной, благопри­ятной, правовой квалификации установленных фактов.

Отголоски старых доктрин еще наблюдаются в зако­нодательстве и судебной практике нескольких штатов²³, в целом же положение изменилось.

Однако нельзя смешивать поверхностные черты явле­ния и его внутреннее содержание. Теоретический анализ показывает, что в любом серьезном обращении к суду истец строит определенную правовую модель независимо от того, зафиксирована ли она на бумаге полностью, частич­но или вовсе не нашла отражения. Даже если в заявле­нии изложены только факты и просьба, например, о взыскании денег, передаче имущества, незримо пред­полагается наличие у истца соответствующего правомо­чия, а у ответчика — корреспондирующей обязанности.

Без заранее произведенной материально-правовой ква­лификации спора истец рискует допустить роковые ошиб­ки при определении круга фактов основания требования. Без установления правоотношения невозможно примене­ние санкций к нарушителю. Разумеется, защищаемая истцом, юридическая позиция может быть правильной, ошибочной, явно фальсифицированной. Конечный резуль­тат процесса будет итогом борьбы противоборствующих соперников.

Но истец далеко не всегда может уклониться от рас­крытия своей правовой позиции, будучи связан некоторыми косвенными указаниями нормативных актов. Так, при обращении к федеральным органам юстиции необ­ходимо мотивировать, почему разрешение данного спора входит в их компетенцию (ст. 8 ФПГП). Образец № 2 приложения к Ф11Г11 разъясняет, что одним из приемов подобной мотивировки является ссылка на статьи Консти­туции США или отдельных федеральных законов, кото­рые должны быть применены при разрешении конфликта. А это и есть юридическая оценка взаимоотношений сторон.

Известны случаи, когда в исковом заявлении излага­ются две или более юридических мотивировок происшед­ших событий. Моряк, потерпевший увечье на борту суд­на, предъявил к транспортной компании требование о возмещении ущерба. Он сослался одновременно на допу­щенную ответчиком небрежность (нарушение общих норм о деликтах) и на отсутствие заботы о приведении судна в мореходное состояние (нарушение норм морского права), предоставив суду возможность выбора правовой аргумен­тации при удовлетворении иска²⁴. Не исключена также ссылка на федеральное законодательство и параллельно на законодательство какого-либо штата²⁵.

Из этих положений следует ряд практических выво­дов. Прежде всего независимо от того, сформулировал или нет истец юридическое обоснование притязания, суду надлежит самому давать правовую характеристику взаи­моотношениям сторон: на начальных этапах производст­ва — предварительную (для определения подсудности, предмета доказывания и т. д.), при вынесении решения — окончательную.

Далее. Как быть, если истец ошибся, т. е. факты, ко­торые он изложил или уже доказал, не порождают ука­занных в исковом заявлении прав и обязанностей. Здесь современная американская практика значительно смяг­чила формальности прошлого. Поскольку факты допуска­ют иную квалификацию, это может быть осуществлено в ходе процесса. Как отметил по одному делу федеральный апелляционный суд 5-го округа, производство нельзя аннулировать только потому, что основание иска не под­крепляет юридической позиции истца, обязанность су­да — изучить заявление, чтобы установить, могут ли вы­двинутые утверждения при иной правовой трактовке обеспечить защиту нарушенных интересов²⁶. Аналогич­ны соображения апелляционного суда 7-го округа: не­верное представление истца относительно юридической мотивировки притязания не мешает ему получить защи­ту, базирующуюся на правовой связи другого вида²⁷. Следовательно, не исключена переквалификация договор­ных отношений на деликтные, ответственности по нормам общего права на ответственность по нормам права спра­ведливости, и наоборот.

Наконец, сложилась новая трактовка проблемы закон­ной силы решения в части запрещения многократно предъявлять тождественные иски. Юристы, не принадле­жащие к англосаксонской правовой школе, считают оди­наковыми иски, у которых совладают стороны (или их правопреемники), основание и предмет. Напротив, среди юристов США ныне преобладает мнение о том, что пред­мет (theory) к числу критериев для проверки тождества различных дел не относится²⁸. Эта точка зрения закреплена § 61 второго сборника норм о судебных решениях, составленного Американским институтом права в 1973 г.

Федеральный апелляционный суд 2-го округа по делу Herendeen v. Champion. Intern. Corp. сжато изложил суть ведущего направления развития практики по данному вопросу. Для того чтобы решение по одному делу пре­пятствовало рассмотрению другого, оно должно быть вы­несено компетентным судом, стать окончательным, долж­ны совпадать стороны (их преемники) и основания обоих исков. При сравнении оснований нужно исходить из того, угрожает ли решение по второму делу изменить или раз­рушить правомочия, установленные первым решением, одинаковы ли главные спорные факты и привлекаемые доказательства. Причем решение является окончательным не только для действительно рассмотренных требований, но и по отношению к тем, которые могли быть в данном процессе заявлены. Следовательно, после победы ответчи­ка истец не может предъявить новый иск, базирующийся на том же основании, даже если его просьбы о защите сопровождаются другой юридической мотивировкой²⁹.

Вывод из этих тезисов ясен: правовая характеристика конфликта не играет роли при определении тождества гражданских дел. Однако было бы заблуждением пола­гать, что на практике это упрощает процесс, напротив, в американской юриспруденции существует множество проблем вследствие отсутствия единообразной трактовки категории основания иска, пассивности суда при отборе спорных фактов и т. д. Комментаторы тоже отмечают, что многие суды игнорируют новое направление и сохра­няют верность старым идеям, характерным для формали­зованной системы исковых притязаний³⁰.

Главный тезис современной точки зрения — несвязан­ность суда изложенной или подразумеваемой трактовкой истцом спорных правоотношений. По делу Ламбертсона против Соединенных Штатов федеральный апелляцион­ный суд 2-го округа указал, что, определяя применимость статута об ответственности правительства за причинение внедоговорного вреда, судьи должны исходить не из юри­дической позиции, занятой потерпевшими, а из содержа­ния взаимоотношений сторон³¹. При таком положении власть и потенциальные возможности органов юстиции значительно расширяются. Если еще в начале XX в. суды при несогласии с отстаиваемой истцом правовой квалифи­кацией прекращали производство или отказывали в удов­летворении претензии, то теперь они могут изменить ква­лификацию и вынести решение, исключающее предъявле­ние новых требований по тем же основаниям.

Здесь налицо отступление от традиционной концепции принципа диспозитивности буржуазного процесса, согласно которому определение элементов иска есть исключитель­ная прерогатива того, кто обращается за защитой. Наибо­лее ощутимый результат такого отхода — усиление вла­сти суда в целях предоставления ему большей свободы для реализации предписаний законодательства в интере­сах господствующего класса.

С другой стороны, для прогрессивных демократиче­ских сил приоткрывается возможность известного давле­ния на органы юстиции с тем, чтобы они использовали свои полномочия, когда нужно помочь более слабому тя­жущемуся, исправить допущенные им юридические про­махи и т. п. Однако не стоит возлагать чрезмерных на­дежд на эту помощь. Изменение правовой квалификации зачастую невозможно без корректировки основания иска, т. е. утверждения и исследования дополнительных фак­тов. А новых фактов американские суды по своей ини­циативе в предмет доказывания не включают. Опора на собственные силы, средства и адвокатскую поддержку остается неизменным условием выигрыша судебной ба­талии.

В силу принципа буржуазной диспозитивности содер­жание и границы рассмотрения конфликта намечают сто­роны, и по общему правилу они должны до конца зани­мать первоначально избранные позиции. Но такой край­ний ригоризм, присущий периоду господства в англосак­сонском процессе незыблемых форм исковых претензий, со временем обнаружил свою полную несостоятельность. Кара в виде неотвратимого поражения, настигавшая ист­ца за несоблюдение казуистических предписаний, была несправедливой даже с точки зрения канонов формаль­ной буржуазной демократии. К тому же эта средневеко­вая концепция метала расширению власти органов юсти­ции. В результате с середины XIX в. в США законода­тельство и практика начали смягчать исходное правило, допуская различные исключения.

Легче всего устраняются ошибки и упущения, допу­щенные при обосновании компетентности избранного ист­цом для рассмотрения гражданского дела суда. Это пред­усмотрено § 1653 разд. 28 Свода законов США, причем дозволено вносить исправления при разбирательстве спора как судом первой, так и апелляционной инстан­ции. Они могут сводиться к уточнению ссылок на статьи законодательных актов, к указанию на проживание конф­ликтующих субъектов в разных штатах или государствах и т.п.

Главные положения, фиксирующие условия изменения основного содержания иска, закреплены ст. 15 ФПГП. Из нее вытекает, что сторона может исправить составленное ею исковое заявление один раз в любое время до получе­ния объяснений противника. Позднее этого момента из­менение не исключено, но только с разрешения суда или письменного согласия ответчика. Суду предписано давать разрешение свободно, руководствуясь критерием справед­ливости. По обоснованному ходатайству суд на опреде­ленных условиях (уплата издержек, продление сроков и т. п.) позволяет истцу направить ответчику дополнитель­ную бумагу с изложением фактов, случившихся уже по­сле начала процесса. Сходные, хотя и не целиком тож­дественные нормы закреплены § 3025 ЗПГП Н.-Й.; истец управомочен изменить заявление один раз без разреше­ния суда в течение 20 дней после вручения ответчику или в любое время до истечения срока на получение объяснений или в течение 20 дней после их представле­ния; изменение и дополнение заявления новыми фактами (независимо от момента их возникновения) возможны на любом этапе производства с разрешения суда или по со­глашению всех участников дела.

Принцип допустимости исправления первоначального заявления иногда в большей, иногда меньшей степени отражен нормативными актами большинства штатов (см., например, § 472, 473, 576 ГПК Калифорнии, ст. 15 Правил судопроизводства штата Индиана). В штатах, законодательство которых об этом умалчивает, на практике сложилась тенденция считать, что у органов юстиции есть неотъемлемое, органически присущее им полномочие санкционировать или запрещать изменение процессуаль­ных бумаг сторон.

Прецедентами за судами закреплено также право раз­решать истцам увеличивать размер истребуемой суммы, особенно по делам о возмещении вреда. При рассмотре­нии иска о взыскании убытков за поставку свинины не­надлежащего качества федеральный апелляционный суд 10-го округа, отклоняя жалобу ответчика, указал, что суд первой инстанции не допустил злоупотребления своей дискреционной властью, позволив покупателю-истцу за пять недель до заседания увеличить сумму требуемой компенсации более чем в 2 раза, поскольку это не при­вело к затяжке процесса и не поставило ответчика в за­труднительное положение³².

Нормативные акты предписывают органам юстиции либерально подходить к ходатайствам истцов об измене­нии содержания иска. Но лояльность закона решающего значения не имеет. Удовлетворение просьбы зависит главным образом от усмотрения суда первой инстанции, и его заключение не подлежит отмене, если нет явного, бьющего в глаза злоупотребления властью. Практика дает немало примеров отклонения соответствующих хода­тайств. Федеральный районный суд запретил истцу, на­чавшему дело о возмещении убытков нарушителем анти­трестовского законодательства, привлечь еще нескольких ответчиков и расширить круг спорных вопросов, ссылаясь на то, что процесс начат давно и изменение заявления осложнит ответчикам защиту, нужно будет исследовать дополнительные доказательства и т. д.³³ Другой район­ный суд по аналогичному спору дозволил изменить иск в части исключения из процесса ответчиков, с которыми истцы достигли компромисса, но отклонил просьбу о до­бавлении новых требований, вытекающих из установле­ния монопольных цен на ряд других видов изделий, так как, по мнению суда, это привело бы к «поистине чудо­вищному» расширению объема процессуального мате­риала³⁴.