5. Свидетельские показания

В гражданском процессе США показания свидетелей от­носятся к числу широко используемых средств доказывания. Это объясняется действием начал состязательно­сти и устности, правил о необходимости допроса авторов документов и т. д. Кроме того, англосаксонская юстиция приравнивает к свидетелям экспертов и стороны. Нужно, однако, учитывать, что заключения специалистов и объяс­нения заинтересованных лиц имеют существенные особен­ности по сравнению с обычными свидетельскими показа­ниями.

Кто же может быть свидетелем в американских су­дах? По сравнению с процессуальными системами кон­тинентальных государств Западной Европы англосаксон­скому судопроизводству известно меньше ограничений, исключающих допрос граждан по мотивам, например, их родства со сторонами, заинтересованности в исходе дела, возраста и т. п. Кажется, дальше всего по пути ликвидации такого рода изъятий зашло федеральное за­конодательство. Согласно § 607 ФПД каждый человек компетентен быть свидетелем, если иное не предписано данными правилами. Затем ФПД устанавливают нормы, запрещающие давать показания судьям и присяжным по делам, где они исполняют указанные функции. Этот но­вейший нормативный акт не говорит даже в общем плане о недопустимости допроса тех, кто неспособен точно вос­принимать явления реальной жизни и рассказывать о них.

Однако такие люди есть, и их немало. По разъясне­ниям американских юристов, никому не придет в голову допрашивать двухлетнего ребенка или буйствующего ума­лишенного. Но возникает вопрос, а как быть с детьми четырех, пяти или более лет, с пациентами психиатриче­ских лечебниц, чьи умственные способности частично со­хранились или периодически восстанавливаются? На практике имеет место индивидуальный подход: решение о возможности допроса лица принимает судья⁵³.

Но, строго говоря, такие действия судей не вытекают из текста норм ФПД. Казалось бы, следовало просто за­фиксировать положение, целиком согласующееся с кано­нами психологической науки: свидетелем не может быть тот, кто лишен способности правильно воспринимать фак­ты или давать о них адекватные показания. Однако проб­лема не столь проста. Дело в том, что издавна англосак­сонское право запрещало выступать свидетелями лицам, которые не понимают значения присяги или не верят в божественную кару за ее нарушение. К настоящему вре­мени эта идея, носящая явное клеймо теологического ми­ровоззрения средневековья, утратила свое превосходство, юриспруденция использует современные психологические и медицинские критерии, центр тяжести перенесен на оценку информации. И все же согласно § 701 Кодекса о доказательствах Калифорнии дисквалификация свидетеля допустима по мотивам его неспособности: а) вразумитель­но излагать свою позицию или б) уяснить обязанность го­ворить правду. Старинный тезис еще не исчез бесследно.

Добавочные сложности вытекают из той нормы § 601 ФПД, где сказано, что в гражданских делах, разрешае­мых судами с учетом права какого-либо штата, компе­тентность лица быть свидетелем должна определяться правом данного штата. Это еще один канал, через кото­рый местные юридические системы воздействуют на феде­ральное судопроизводство, заставляя судей и участников споров учитывать соответствующие особенности, детали регламента. К их числу американские юристы относят сохранение некоторыми штатами запрещения привлекать свидетелями лиц, осужденных за совершение серьезных уголовных преступлений, хотя большинство штатов от по­добной идеи отказалось.

Ныне по общему правилу любая заинтересованность свидетеля в исходе процесса не служит мотивом для за­явления ему отвода. Даже стороны могут быть допроше­ны на заседании и их показания приравнивают к сви­детельским. Современные американские юристы с извест­ным недоумением констатируют, что до середины XIX в. суды общего права исходили из принципа абсолютного недоверия к участникам конфликта, лишаясь тем самым наиболее осведомленных источников информации.

Конечно, заинтересованность истца и ответчика влия­ет на содержание их показаний. Этот фактор учитывает любая процессуальная система. Американские судьи надлежащим образом инструктируют присяжных или сами принимают во внимание данную особенность. Но сверх того неявка стороны для допроса без уважитель­ных мотивов служит основанием к тому, чтобы прийти к неблагоприятному для нее заключению. Как заметил федеральный апелляционный суд 5-го округа по делу о выплате гонорара частному детективу, здесь сложилась общепризнанная точка зрения⁵⁴.

Наконец, об экспертах. Современная американская юриспруденция широко использует термины «эксперт», «показания эксперта», «свидетель-эксперт» и т. п. Иначе говоря, данный источник информации отделяется от рядо­вого свидетеля. Определение понятия эксперта содержат многие нормативные акты. Из § 702 ФПД вытекает, что эксперт — лицо, которое способно дать суду нужные све­дения на основе своих познаний, мастерства, опыта и образования. Формулировка достаточно широкая, чтобы охватить любую ситуацию, т. е. экспертами могут быть не только профессионалы типа врачей, криминалистов, архитекторов, инженеров, но равно, например, банкиры, владельцы недвижимости по вопросам коммерции или оценки имущества. Правовой режим эксперта распростра­нен § 604 ФПД на судебного переводчика.

Проблема установления квалификации эксперта есть одна из весьма болезненно чувствительных областей аме­риканской юстиции, ее нормативное регулирование недо­статочно, значительную роль играет фактически бесконт­рольное усмотрение судей. Как указал вышестоящий суд по делу о нарушении интересов патентообладателя, до­пуск или устранение эксперта зависит от рассматриваю­щего спор судьи, апелляционная же инстанция исправляет только совершенно явные ошибки⁵⁵. В процессе по иску Гарднера к «Дженерал моторс» о компенсации ущерба, причиненного гибелью трех шоферов от отравления газом в кабине грузовика, было замечено, что нельзя требовать от эксперта слишком детального обоснования наличия у него достаточной квалификации⁵⁶.

Р. Филд и Б. Каплан цитируют точку зрения других авторов о том, что наиболее разочаровывающие последст­вия американской состязательной формы процесса обнару­живаются в области доказательственного права, причем особую вредоносность имеют нормы, регулирующие мето­ды получения заключений специалистов⁵⁷. Исходным пунктом такой пессимистической оценки выступает обсто­ятельство, которое на первый взгляд кажется рациональ­ным, а в действительности приводит к искажению объ­ективной реальности, усугубляет неравенство людей перед лицом правосудия, способствует успеху более сильной сто­роны. Речь идет о традиционных для англосаксонской юстиции способах розыска и представления суду свидете­лей и экспертов непосредственно тяжущимися.

Формально американское уголовно-процессуальное право в большей степени и гражданское процессуальное — в меньшей допускают вызов свидетелей и назначение экс­пертов по инициативе суда. Эти полномочия закреплены § 614 и 706 ФПД. Но на практике их используют крайне редко, хотя теоретики рекомендуют судьям увеличить активность, например, по делам, требующим расчетов, привлекать независимых от сторон специалистов — бух­галтеров, поручая им изучение торговых книг, документов и составление заключений для суда.

Известно высказывание члена Верховного суда США Франкфуртера в процессе по иску о возмещении вреда за полученное увечье о том, что если ни одна из сторон по тактическим соображениям не вызывает крайне нужного свидетеля, этот пробел должен восполнить суд. Федераль­ные судьи, заявил Франкфуртер, не рефери на состяза­нии профессиональных боксеров, а должностные лица юстиции и, значит, обязаны проявить инициативу, чтобы разрешить спорные вопросы, не ограничивая себя лишь рассмотрением изложенных адвокатами доводов⁵⁸. Одна­ко заявление не нашло поддержки у большинства членов высшего юридического форума. По признанию авторитетных теоретиков, они не нахо­дят в практике случаев, когда непривлечение судом сви­детелей расценивалось бы как ошибка, дающая основание аннулировать решение⁵⁹. Американские суды наделены полномочием сокращать число свидетелей и экспертов, чтобы устранить нагромождение тождественной информа­ции, хотя есть прецеденты, запрещающие ограничивать число свидетелей по узловым спорным вопросам. Но это мало затрагивает главную проблему. Собирание доказа­тельств фактически только сторонами есть одна из при­чин все растущего недоверия к свидетелям и экспертам.

Американские исследователи приходят к заключению, что нет свидетеля, на которого можно целиком положить­ся. Дж. Маршалл заявляет об опровержении психологией мнения о точности восприятия, запоминания, воспроизве­дения человеком явлений внешнего мира⁶⁰. Тезисы до­вольно бесспорны, хотя автор несколько сгущает краски, возможно, под влиянием характерной для буржуазной до­ктрины тенденции умалить значение живых источников информации за счет восхваления «немых свидетелей» — документов и вещей.

Однако сообщение органам юстиции искаженных све­дений обусловлено не только, а нередко и не столько не­совершенством человеческой натуры. На авансцену высту­пают правовые и социальные факторы. Губительное воз­действие оказывает судебная волокита. Нечего возразить против утверждения о том, что действительные обстоя­тельства инцидента, происшедшего за несколько лет до процесса, забываются свидетелями и даже его участника­ми. Но самые глубокие корни лжесвидетельства нужно искать в основе американского уклада жизни с его анта­гонистическими классовыми противоречиями, острой расо­вой враждой, религиозными предрассудками, ростом пра­вонарушений, расшатанными моральными устоями. Эти моменты, конечно, учитывают заинтересованные в выиг­рыше дела лица, когда они ищут кандидатуры свидете­лей и экспертов.

Юристы США единодушно констатируют широчайшее распространение дезинформации на судебных процессах. Они указывают, что подобранные свидетели и эксперты действуют как адвокаты сторон; критерием при выборе эксперта выступает не уровень его профессионального ма­стерства, а стремление истца или ответчика получить максимально благоприятное мнение, отсюда значительное число противоречий между заключениями; практика фак­тического найма сторонами экспертов, продажность неко­торых из них, нежелание имеющих хорошую репутацию специалистов выступать в судах вызывают глубокую озабо­ченность⁶¹. На фоне общей мрачной картины наивными выглядят заверения комитета, разрабатывавшего проект ФПД, будто простое нормативное закрепление процедуры назначения экспертов судом, несмотря на ее редкое применение по гражданским делам на практике, способно от­резвляюще воздействовать на экспертов и тех, кто прибе­гает к их услугам⁶².

Положение усугубляется отсутствием в англосаксон­ском праве запрещения адвокатам сторон до заседания беседовать со свидетелями и экспертами. Теоретики реко­мендуют адвокатам проводить такие встречи, получать от свидетелей, если возможно, письменные заявления, неза­долго до заседания еще раз проверить готовность свиде­теля, освежить его память относительно частностей дав­них событий, ознакомить с формальностями процедуры, попытаться снять боязнь дачи показаний у неопытных, нервных, робких людей, предупредить о вероятных на­правлениях перекрестного допроса.

Как далеко может заходить адвокат, осуществляя та­кого рода подготовку? Вопрос дискуссионный. Считается безнравственным и преступным заставлять свидетеля лгать, но никто не указывает грани, до которой возможно «натаскивание» свидетеля. Бывший английский лорд-канц­лер Гардинер, анализируя практику США, приходит к заключению, что после этой репетиторской работы едва ли кто-нибудь будет гарантировать достоверность информа­ции об имевших место фактах⁶³. Как обычно, резок и откровенен Коллисон: «Процесс, построенный на здравых началах, требует свидетеля, который был бы не сторонни­ком тяжущихся, а помощником суда в его поисках исти­ны... с подученными и с заинтересованными свидетелями должно быть покончено раз и навсегда, если только целью является раскрытие подлинной и убедительной правды»⁶⁴.

Каковы природа и содержание свидетельских показа­ний? Отправной тезис гласит, что свидетель может давать информацию лишь о таких обстоятельствах, которые оп воспринимал лично (§ 602 ФПД). Объектом показаний должны быть, прежде всего, конкретные факты. Суды об­щего права развивали идею о недопустимости заслушива­ния мнений свидетелей, так как выводы из фактического материала надлежит делать присяжным. Однако безогово­рочно следовать этой линии на практике оказалось невозможным. Элементы обобщения сопровождают любое вос­приятие. В жизни есть немало ситуаций, рассказывая о которых, человек наряду с раскрытием конкретных дета­лей или даже вместо их изложения прибегает к суждени­ям оценочного характера. Юристы приводят множество примеров такого рода заявлений: «автомобиль двигался быстро», «пол был очень скользким», «истец находился в состоянии опьянения» и т.д.

На практике и в теории возникало немало бесплодных споров относительно того, является ли то или иное утвер­ждение свидетеля «мнением», подлежащим исключению из протокола, или оно должно быть квалифицировано как «сокращенное изложение фактов». Споры продолжаются до сих пор, хотя американское законодательство дозволи­ло свидетелям высказывать оценочные суждения, бази­рующиеся па наблюдавшихся ими обстоятельствах. Затем участники дела вправе задавать вопросы для уточнения деталей, лежащих в основе вывода.

Еще дальше зашла судебная практика. Ее анализ под­водит исследователей к заключению, что многие суды отклоняют лишь такие мнения, которые не имеют никакой ценности. Начинает превалировать тенденция считать ис­ходным пунктом допустимость мнений, а не их запреще­ние, причем более конкретные оценочные суждения пред­почтительнее абстрактных⁶⁵.

Наиболее часто свидетели излагают мнения, касаю­щиеся идентификации людей или предметов, психическо­го, физического и эмоционального состояния отдельных лиц (душевное заболевание, немощность, опьянение, страх, гнев), свойств и характеристики вещей (размер, вес, цвет, вкус, запах, расстояние, скорость), подлинности почерка, стоимости имущества или услуг. Все же долгое время авторы научных трудов подчеркивали: оценочные выводы свидетелей не могут затрагивать правовых аспек­тов. К примеру, свидетелю нельзя рассуждать о том, действовал ли водитель автомобиля неосторожно или с не­обходимой осмотрительностью. Очевидец информирует суд, что машина шла с определенной скоростью, пересек­ла осевую линию дороги, шофер игнорировал красный свет, не подал звукового сигнала, управлял одной рукой и т. д. Но была ли здесь небрежность,— вопрос, на кото­рый присяжные или судьи ответят сами.

После принятия ФПД 1975 г. в американской литера­туре появились утверждения о дальнейшем смягчении за­конодательством традиционного правила, запрещавшего свидетелям излагать свои мнения. Авторы таких коммен­тариев ссылаются на § 701 и 704 ФПД. Нормы этих статей допускают заслушивание выводов, основанных на личном восприятии свидетелем обстановки и полезных для уясне­ния показаний или для установления спорного факта. Аналогичные по содержанию положения были и раньше известны законодательству ряда штатов (Калифорнии, Канзаса, Нью-Джерси). Но поднятые до федерального уровня, они приобрели несравненно большее значение. Новый подход может привести к расширению средств воз­действия на внутреннее убеждение, если не многоопыт­ных судей, то, по крайней мере, присяжных, особенно ког­да речь идет о заключениях знатоков соответствующих об­ластей жизни⁶⁶.

То, что рядовым свидетелям разрешено в качестве ис­ключения, является обычной нормой для свидетелей науч­ных. Эксперты информируют суд о выводах, к которым они пришли в результате своих изысканий. Необходи­мость привлечения экспертов американские юристы объ­ясняют тем, что без их помощи членам жюри и судьям невозможно или крайне затруднительно оценить некото­рые факты, уяснить проблемы специфического характера. Согласно наиболее распространенной точке зрения, речь идет о вопросах науки, техники, бизнеса, какой-либо про­фессии и т. д. При этом нужно учитывать объективные границы человеческих знаний, не требуя, скажем, заклю­чения о причинах заболевания раком. Экспертиза также не допускается, если по убеждению суда она неспособна дать разумного заключения. Нельзя, к примеру, по облом­кам автомашины узнать о скорости наезда на препятствие. Таким образом, в принципе считается, что допущение за­ключений экспертов зависит от усмотрения суда.

Однако американскому праву и судебной практике из­вестен и другой подход к понятию экспертизы, где глав­ным критерием ее допустимости выступает уже не недо­ступность расшифровки некоторых явлений рядовыми людьми, а полезность заключения специалиста для суда. Именно эту идею закрепил § 702 ФПД.

Не следует думать, будто различие между первым и вторым критериями незначительно. Если исходить из прин­ципа полезности, то ничто не мешает судам, например, заслушивать соображения таких знатоков различных сфер жизни общества, как социологи, психологи, работники правительственных учреждений, бизнесмены, банкиры. Легко мотивировать полезность сведений, которые могут сообщить суду лица, в своей практической работе имею­щие дело с такими сферами жизни, как расовые конф­ликты, антитрестовская практика и т. д. В результате усиливается опасность навязывания присяжным и судьям выводов по вопросам, которые только они компетентны разрешать (о виновности, противоправности, нечестно­сти и пр.)⁶⁷.

Известны разные формы экспертных заключений. Пер­вая сводится к тому, что специалиста приглашают для из­ложения, например, каких-либо положений науки, тех­ники, которые затем сами судьи используют для получе­ния выводов о фактах. В других случаях эксперту задают так называемый гипотетический вопрос. Его просят исхо­дить из презумпции существования определенных фактов и дать им научную оценку. Например, по делу о возме­щении железной дорогой вреда стрелочнику врачу пред­ложили разъяснить, может ли быть причиной заболева­ния атеросклерозом повреждение спины из-за непосиль­ной тяжести работы с неисправной стрелкой⁶⁸. Третий метод основан на исследовании собранных по делу или имеющихся в распоряжении эксперта материалов (данные допросов, актов осмотра, истории болезни, научная лите­ратура и пр.), четвертый—на собственных наблюдениях экспертов: т. е. ничто не мешает врачу, лечившему боль­ного, затею составить для суда медицинское заключение о причинах смерти пациента. В последнем случае налицо соединение функций свидетеля и эксперта. Процессуаль­ные системы многих других государств подобного сочета­ния не разрешают.

Немаловажное значение имеет вопрос о том, какие ма­териалы могут служить базой для заключения эксперта.

Три варианта указывает § 703 ФПД. Первые два, а имен­но непосредственное наблюдение и использование фигури­рующих в деле данных, традиционны для американского правосудия. Третий — привлечение внепроцессуальной информации, причем даже такой, которую запрещено представлять судебным инстанциям (сведения производ­ного характера или из не удостоверенных надлежащим об­разом документов и пр.). Законодательство многих, хотя и не всех штатов исключает такую практику, но она везде существует и оправдывается невозможностью для экспер­тов действовать иначе. Этим путем пошло федеральное законодательство. Правда, из § 705 ФПД не вполне ясно, должны ли формально не являющиеся доказательствами данные быть изложены экспертом подробно или достаточ­но сообщить на суде лишь основанное на них заключение.

При анализе закрепленных ФПД норм об экспертизе американские теоретики отмечают, что их составители, стараясь расширить возможности использования при осу­ществлении правосудия научных достижений XX в., сни­зили традиционные критерии допуска заключений специа­листов. Одновременно эти нормы создали большой про­стор дискреционному усмотрению федеральных судей.

Оценку выводов экспертов осуществляют присяжные или судьи. Но их возможности дать критический анализ этим выводам сильно ограничены вследствие отсутствия специальных познаний. В результате одним из элементов американского состязательного процесса выступает «бит­ва экспертов», нанятых сторонами с единственной целью — любыми средствами добиться успеха. Как и в других аналогичных случаях, деньги, сила, опыт дают немалые преимущества их обладателям.