3. Предмет доказывания

Понятие предмета доказывания по гражданским делам американские юристы как самостоятельную проблему обычно не анализируют. Но содержание этого понятия не­изменно служит главным ориентиром, когда речь идет об относимости доказательств, освобождении от доказывания, объяснениях сторон и о многом другом. Такой результат естествен, поскольку предмет доказывания образуют об­стоятельства, установление которых необходимо для отве­та на вопрос: «Что случилось?» — и, следовательно, для разрешения конфликта²².

Основу предмета доказывания составляют главные спорные факты. Они являются юридическими и должны быть указаны истцом при определении основания требо­ваний и ответчиком, возражающим против иска. Кроме того, подлежат выяснению различного рода побочные факты, так или иначе связанные с главными и способст­вующие их подтверждению или опровержению. Количест­во и содержание побочных фактов зависит от особенно­стей дела и находится в прямой связи с использованием косвенных доказательств. Прецеденты и теория формули­руют ряд условий допущения сведений относительно по­бочных фактов.

Сложно регулируются вопросы о так называемых по­добных фактах, т. е. действиях и событиях, имевших ме­сто в ситуациях, напоминающих возникшую в данном случае. Как правило, оперировать «подобными фактами» запрещено.

Есть общий запрет ссылаться на репутацию или ка­кую-либо черту личности гражданина для подтверждения вывода о том, что в исследуемой ситуации он должен был действовать согласно своей натуре. Но из этого запрета есть исключения. Он не распространяется на случаи, ког­да репутация относится к числу главных фактов. Кроме того, допустимо говорить о моральных качествах свидете­лей с целью определения степени доверия к их показа­ниям (§ 404 ФПД).

Запрещение доказывать действие или бездействие лица путем обращения к его репутации соседствует с разреше­нием использовать для той же цели ссылку на привычки, хотя наметить четкий рубеж между указанными катего­риями затруднительно. По мнению ряда американских юристов, характеристика есть широкая оценка индивидуу­ма или выделение наиболее присущей ему черты типа честности, сдержанности, агрессивности, доброты, забот­ливости, осмотрительности и т. д. Привычки же более конкретны, выражают стабильную реакцию человека при сходных обстоятельствах (манера перепрыгивать через ступеньки лестницы и т. п.) Указывают, что по сравне­нию с характеристикой ссылка на привычки из-за их по­луавтоматического характера обладает большей убеди­тельностью, если нужно выяснить поведение лица в опре­деленной обстановке²³. В доказательственном праве к привычкам приравниваются сформировавшиеся в той или иной организации методы работы, которыми тоже можно оперировать для подтверждения спорных фактов (§ 406 ФПД).

Допустимо ли подтверждать вину участника дела ссылками на мероприятия, осуществленные им после со­бытий, вызвавших предъявление иска, которые, будь они предприняты раньше, возможно, предотвратили бы небла­гоприятные результаты (ремонт оборудования, усовер­шенствование техники безопасности и т. п.)? Ответ отри­цателен (§ 407 ФПД), поскольку такие меры могут быть реакцией на случайное происшествие, на небрежность по­терпевшего и пр. Но па указанные действия разрешено опираться, если речь идет об установлении не виновности, а, например, права собственности на имущество или ре­альной возможности осуществления превентивных меро­приятий до вредоносного эпизода.

Не подлежат показыванию обстоятельства, свидетель­ствующие о заявленном стороной согласии закончить кон­фликт мировым соглашением, если такое доказывание осуществляется с целью убедить суд в обоснованности или необоснованности искового требования. Равно запре­щено ссылаться на поведение и заявления участников пе­реговоров о компромиссе (§ 408 ФПД). Рациональность этих норм комментаторы обосновывают тем, что указан­ные поступки не обязательно вытекают из слабости юри­дической позиции лица. Кроме того, здесь находит отра­жение политика поощрения мировых сделок²⁴. Внешне аргументы выглядят обоснованно, по существу же законо­дательство обеспечивает безопасность тому, кто, исполь­зуя экономические затруднения противника, навязывает ему условия компромисса под угрозой длительного и дорогостоящего процесса с неопределенным исходом.

Сходными мотивами, усиленными ссылками на необхо­димость поощрения гуманных побуждений, американская юриспруденция объясняет запрещение по делам об ответ­ственности за вред учитывать в качестве доказательства вины компенсацию или обещание компенсировать расхо­ды, понесенные пострадавшим на оплату врачебной помо­щи, медикаментов, уход (§ 409 ФПД). Между тем на практике эти действия отнюдь не всегда являются приме­рами бескорыстной заботы о ближнем или результатом благотворительности, они зачастую координированы с предложениями закончить конфликт миром за счет потер­певшего.

Своеобразные мотивы лежат в основе правила, запре­щающего доказывать наличие или отсутствие страхования ответственности за причинение вреда как фактора, под­тверждающего виновность или невиновность стороны (§ 411 ФПД). Главный довод—тенденция присяжных выносить решения против стороны, застраховавшей от­ветственность, имея в виду переложение в конечном счете убытков на страховую компанию. Том самым законода­тельство косвенно признает неприязнь населения к таким корпорациям — обычно крупным монополиям.

Перечисленные случаи запрещений устанавливать факты определенных категорий г теми или иными вариа­циями предусмотрены законодательством штатов. Однако это не исчерпывающий перечень, существуют и иные изъятия.

К проблеме предмета доказывания имеет отношение вопрос о порядке установления судами существования и содержания норм материального права, которые надлежит учитывать при разрешении юридического конфликта. Обычный принцип гласит: право своей страны судьи должны знать и применять независимо от ходатайств участников процесса. Но в условиях США при наличии обособленных правовых систем федерации и штатов все значительно усложняется. Упомянутый принцип известен и американской юстиции. Трудности возникают, когда начинают уточнять, на какие именно категории норматив­ных актов он распространяется и в каком объеме дейст­вует в различных судах. Здесь используется понятие су­дейской осведомленности (judical notice).

Федеральные органы юстиции обязаны официально применять законодательство федерации и штатов. Одна­ко в отношении последнего прецедентами установлено, что его незнание судьями извинительно, если участники процесса не ссылались на соответствующие акты и не хо­датайствовали об их применении.

Статья 4511 ЗПГП Н.-Й. делит нормативный матери­ал на две части. К первой отнесены общее право; конституции и статуты США, штатов, территорий; поме­щенные в официальных изданиях кодексы, инструкции, распоряжения, действующие в штате Нью-Йорк (кроме внутренних регламентов отдельных учреждений и актов местных органов управления). Эти нормы судьям надле­жит знать. Иные юридические правила (другая группа) судьи применяют по своей инициативе, если они им из­вестны (условная судебная осведомленность), или долж­ны применять, если заинтересованная сторона докажет их существование и содержание. Аналогичный подход на­блюдается в остальных штатах, с теми или иными колебаниями относительно распределения правовых норм между группами.

Вопрос об отношении американских судебных органов к праву иностранных государств был предметом внима­ния советских теоретиков, констатировавших, что господ­ствующее в США мнение трактует иностранные нормы как «факт», а не как «право». Отсюда вытекают значитель­ные последствия: пассивность суда, обязанность стороны указать на такие нормы и представить соответствующие доказательства, неблагоприятные результаты для заинтересованных лиц, не доказавших содержания закона, вплоть до проигрыша дела и т. д. Вместе с тем наблю­дается тенденция относить иностранные нормы к фактам. особой разновидности и даже формально декларировать, что на них распространяется режим вопросов права.

Ныне § 3016 и 4511 ЗПГП Н.-Й. включают нормы права зарубежных государств в число элементов условной судейской осведомленности, но со значительными особенностями: поскольку считается невозможным требовать от судей изучения всех юридических систем, заинтересован­ные лица должны в своих объяснениях указывать на ино­странные нормы и представлять достоверные источники, т. е. возникает ситуация, характерная для подтвержде­ния обычных фактов. Правда, существуют прецеденты, закрепляющие презумпцию, точнее, фикцию тождества положений общего (но не статутного) права в любых частях мира, где оно действует, что исключает необхо­димость доказывания²⁵. Кроме того, допустим учет норм зарубежного права по усмотрению судов штата Нью-Йорк независимо от ходатайств сторон²⁶. Однако нет обязан­ности судей проявлять инициативу, следовательно, опыт­ный адвокат никогда не станет рассчитывать на случай­ную удачу и сам будет искать нужную информацию. Сходные положения закреплены § 452 и 454 Кодекса о доказательствах Калифорнии, а также нормативными ак­тами и практикой ряда других штатов. Есть, однако, штаты, где выяснение содержания иностранного правя осуществляется по старинке, длительными и дорогими методами.

В 1966 г. ФПГП были дополнены ст. 44.1, специально посвященной разрешению федеральными судами вопросов об иностранных нормах. Сторона, намеренная обосновать ими свои позиции, должна уведомить об этом участников дела, причем уведомление допустимо даже на стадии су­дебного разбирательства. Такое новшество, по оценке комментаторов, носит либеральный характер, поскольку необходимость обращения к зарубежному законодатель­ству не всегда ясна с начала процесса, а значит, не­справедливо заставлять сторону доказывать то, что затем может оказаться ненужным. Хотя аргументы не лишены убедительности, нельзя игнорировать другой аспект но­веллы: она таит потенциальную возможность умышленной отсрочки момента сообщения информации противной стороне с целью преподнести ей сюрприз на заседании и затруднить поиски контрдоводов.

Статья 44.1 ФПГП не связывает установление иност­ранных норм с концепцией судейской осведомленности. Но она декларирует, что это вопросы юридические. Вы­текающие отсюда последствия во многом аналогичны тем, которые считаются результатом отнесения указанных норм к числу условно общеизвестных явлений. Конкрет­но речь идет о возможности подтверждения иностранных норм любыми доказательствами, о несвязанности судьи доставляемыми участниками конфликта материалами, на­личием у него полномочия (но не обязанности) исполь­зовать дополнительные источники даже без предварительного уведомления заинтересованных лиц о своем намерении предпринять необходимые изыскания или поставить новые вопросы относительно применения иностранного права. Наконец, хотя ст. 44.1 ФПГП умалчивает о том, кто разрешает вопросы, касающиеся иностранного права, по установившейся практике в федеральных судах, рав­но как и в судах большинства штатов, это функции су­дей, а не присяжных.

К трактовке американскими судами иностранного пра­ва примыкает их подход к обычаям, среди которых цент­ральное место занимают торговые обыкновения. Статья 1—205 Единообразного торгового кодекса (ЕТК) США определяет обыкновения как порядки, сложившиеся в от­дельных местностях, профессиях, сферах деятельности и соблюдаемые настолько постоянно, что на такое соблюде­ние можно рассчитывать применительно к конкретным случаям. Обыкновения надлежит доказывать наравне с любыми фактами. Но если обыкновение зафиксировано сводом правил какой-либо профессии или другим анало­гичным документом, толкование этих источников состав­ляет прерогативу суда.

Суды при выяснении фактической основы правовых споров считают некоторые разновидности действий и со­бытий установленными без доказательств. Это проблема общеизвестных (ноторных) фактов или судейской осве­домленности. Как уже было отмечено, данное понятие ис­пользуется для того, чтобы указать, какие юридические правила судьям надлежит знать по должности. Нередко в штатах вопросы, касающиеся общеизвестности как норм, так и фактов, регулируются одними статьями зако­нов. Но более логичен подход, воспринятый федеральным законодательством, где указанные вопросы разграничены: общеизвестным фактам посвящен § 201 ФПД, о приме­нении норм права говорят ФПГП.

Согласно § 201 ФПД категорию судейской осведом­ленности нужно распространять лишь на факты, подле­жащие выяснению при рассмотрении исков. Они имеют прямое отношение к деятельности участников конфликта и должны быть объектами юридической квалификации. Любое дело, отмечают авторы теоретических исследова­ний, содержит тысячи деталей, заведомо ясных нормаль­ному человеку. Если свидетель говорит об автомобиле, незачем убеждать судей, что подразумевается машина с мотором, рулевым управлением, колесами и т. д. Иначе каждый процесс пришлось бы начинать с нуля. Подобно­го рода явления составляют класс фактов, не требующих докаэывания и находящихся за рамками конструкции су­дейской осведомленности²⁷. Хотя такой анализ содержит рациональные элементы, он не дает практике ясных кри­териев для проведения грани между двумя упомянутыми группами обстоятельств. Возможность разработки этих критериев вообще сомнительна, решающее значение име­ет оценка судом особенностей дела.

Главное условие объявления факта ноторным — ра­зумная бесспорность его существования как следствие то­го, что он либо общеизвестен в районе, где суд компетен­тен действовать, либо может быть извлечен из авторитет­ного источника (словари, календари, карты, книги и т. п.)²⁸. Шаблонные примеры судейской осведомлен­ности — смена дня и ночи, времен года, часы восхода и захода солнца и луны, название дня любой даты, место­нахождение городов, значение английских терминов. На практике американские суды принимали без доказа­тельств утверждения о том, что управление на море не­большой лодкой не есть точная наука²⁹, что органы юстиции США перегружены делами³⁰, что инфляционные процессы в США усиливаются³¹, и т. д.

Как указывает § 201 ФПД, суд признает факт обще­известным по ходатайству какого-либо участника дела, но может прийти к такому заключению и по своей ини­циативе даже без предварительного уведомления заинте­ресованных лиц. Не исключен спор между участниками процесса относительно правильности отнесения факта к числу общеизвестных. Однако если вывод суда положи­телен, то затем при рассмотрении иска суд будет исхо­дить из незыблемости данного факта и даст присяжным предписание действовать аналогично. Напротив, в уголов­ном судопроизводстве за присяжными оставлено право не считать ноторные факты безоговорочно существующими. С позиций концепции объективной истины Дифференциа­ция такого рода не выдерживает критики. Американские юристы отмечают наличие тенденции к расширению ра­мок судейской осведомленности, позволяющей уменьшить расход времени, сил, средств, так как констатация обще­известности факта делает излишним его доказывание.

В связи с проблемой предмета доказывания следует выяснить, какое значение имеют выводы о фактах, за­фиксированные материалами ранее законченного процес­са, при разбирательстве нового дела, где те же факты мо­гут оказать влияние на исход производства. Причем речь идет о случаях, когда нет полного тождества второго иска уже разрешенному. Здесь возникает проблема преюдиции (collateral estoppel)³². Ее регулирование почти исключи­тельно прецедентным методом привело к формированию различных доктрин, создало немало противоречий и рас­плывчатых критериев. Но все же можно наметить наибо­лее важные направления развития практики американ­ских судов.

К числу исходных следует отнести положения о том, что для образования преюдиция нужно, чтобы сопостав­ляемые факты исследовались в обоих процессах, явля­лись юридическими, не поддавались модификации, состав сторон оставался тем же³³. Например, проигрыш дела одним из группы граждан, пострадавших в общей аварии, не имеет значения для исков остальных о возмещении ущерба. Но уже здесь появляются сложные вопросы. Пассажир, травмированный при столкновении автомашин, получил с их владельцев компенсацию. Будут ли выводы суда относительно допущенной каждым ответчиком не­брежности обладать силой преюдиции, если затем один ответчик предъявит к другому требование, основанное на том же эпизоде? Прецеденты разноречивы. Обычно пред­лагается устанавливать, действовали ли причинители вреда в закончившемся процессе единым фронтом против истца или перекладывали вину друг на друга. Первый вариант но создает преюдиции, второй — создает. Но точ­но выяснить, какой из них был налицо, далеко не просто.

Коренной принцип о несвязанности решением суда того, кто стороной по делу не был, имеет исключения. Американской юриспруденции известно понятие лиц, чьи интересы защищались в процессе, хотя формально они в нем не выступали. Такие лица разделены на три категории. Первую образуют правопреемники участников производства, вторую — субъекты, интересы которых были представлены исполнителями завещаний, управляю­щими имуществом, доверительными собственниками агентами, истцами или ответчиками по групповым искам и т. д. Распространение законной силы решения на лип, составляющих эти две категории, логически объяснимо

Более расплывчаты контуры правила об обязательно­сти решения для лиц (третья категория), не выступав­ших в процессе, но фактически его контролировавших, поскольку им был важен результат производства для оп­ределения будущих взаимоотношений с какой-нибудь из сторон. Обычно речь идет о полной или частичной ком­пенсации ответчику того, что с него взыскано. Такие ком­пенсации при проигрыше дела могут быть получены, на­пример, розничным торговцем с оптовика (иск о плохом качестве товара), работником с нанимателя или страхо­вателем со страховой компании (иски о возмещении вре­да) и т.д. Не играет роли, осуществлялся ли контроль над производством, точнее, помощь стороне (юридические консультации, сбор доказательств и пр.) открыто или конфиденциально. Но необходимо, чтобы указанные субъек­ты были информированы стороной о предъявлении к ней соответствующих требований. Круг лиц третьей категории до конца не определен. Различна, к примеру, практика судов по вопросу о том, имеет ли силу преюдиции реше­ние об удовлетворении иска жены в связи с причинением вреда здоровью, если затем муж начинает процесс о ком­пенсации ему расходов на лечение жены и т.п.

Тезис о распространении силы решения на субъектов, чьи права защищались без их непосредственного участия в процессе, был сформулирован Верховным судом США при разбирательстве дела Биглоу в 1912 г. Суд пришел к заключению, что вынесенное решение может использо­вать для своей защиты в другом процессе лишь то лицо, для которого такое решение имело бы обязательную силу, если бы было постановлено против него.

Однако затем органы юстиции начали расширять рамки субъективных пределов законной силы решений. В 1934 г. Верховный суд штата Делавэр рассмотрел дело «Кока-кола» против «Пепси-кола», где главным был вопрос, подменяют ли торговцы при продаже один напи­ток другим, более дешевым. Истец проиграл, так как суд согласился с аргументом ответчика о преюдициальном значении отрицательного ответа па данный вопрос в ра­нее законченном процессе по иску компании «Кока-кола» к нескольким торговцам.

Верховный суд Калифорнии, разрешая иск Бернхарда к банку, разграничил два вопроса: кто может ссылаться на установление факта предыдущим решением и против кого такая ссылка может быть направлена? Прецедент по делу Биглоу дает ответ на второй вопрос, но нет доводов, убедительно обосновывающих запрещение использовать решение для своей защиты лицам, не участвовавшим в процессе³⁴. Эти указания стали затем предметом ожив­ленной научной дискуссии, немало проблем, связанных с их применением, возникло на практике. В конечном счете теоретики пришли к выводу, что нередко определение рамок преюдициальной силы решений зависит от кон­кретной ситуации, иначе говоря, от дискреционного ус­мотрения суда³⁵. Главная причина такого положения: американское право не считает установление объектив­ной истины требованием, которому должны отвечать акты правосудия.

Этот же фактор незримо доминирует, когда речь идет о значимости приговора уголовного суда для гражданско­го дела. Американские суды не признают никакой силы за приговорами оправдательными. Долгое время в анало­гичном положении находились и обвинительные пригово­ры. За последние 40—50 лет практика изменилась, точ­нее, стала не вполне определенной и неодинаковой в раз­ных штатах. Есть нормативные акты и прецеденты, исходящие из идеи неопровержимости объявления лица преступником, иногда приговоры расцениваются как до­казательства действий осужденного, есть решения, бази­рующиеся на старых идеях общего права³⁶. Д. Карлен замечает: «Кажется, будто ни один судья, сколь бы громкими ни были его торжественные заявления об ува­жении к другим судьям, не доверяет ни одному из них; он сам должен заботиться о том, чтобы вершилось право­судие»³⁷.

Наконец, при определении круга фактов, составляю­щих предмет исследования, имеют значение нормы разра­ботанной англосаксонской юриспруденцией конструкции «истопла» (estoppel). Они запрещают оспаривать некото­рые обстоятельства. Главное правило гласит: если кто-либо своим поведением создает у другого лица представ­ление о существовании определенных фактов и данное лицо соответственно действует, то виновнику не будет за­тем дозволено опровергать такие факты независимо от их реальности. Например, А., выдавая себя за агента Б., распродает его вещи, хотя агентом не является. Б об этом знает, но молчит, а потому теряет возможность до­казывать, что А. его агентом не был. Конструкция «истопла» чрезвычайно сложна, ее положения суды при­меняют неодинаково, ссылаясь на трудноуловимые нюан­сы, не поддающиеся обобщениям. Судейское усмотрение опять-таки выступает здесь на первый план.